Приключения Синдбада/The Adventures of Sinbad

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



День красных дюн

Сообщений 1 страница 16 из 16

1

Да простит меня Taina, что без разрешения выкладываю, но не выложить - грех. Один из лучших фанфиков (не только в нас, но и вообще).
Автор: Taina;

0

2

"...Передо мной лежит огромная старинная книга в тяжелом золотом переплете. Она очень, очень стара - мои руки боятся прикоснуться к ней, чтобы ее пожелтевшие страницы, пахнущие пылью и прошлым, не рассыпались в прах. Когда-то, она была, наверное, прекрасна в своем сияющем дорогостоящем переплете, который сейчас тускло переливается в неверном свете свечи, и ее страницы источали свежий древесный запах, а не желтоватую пыль. Сколько же тебе столетий, старушка? Сколько веков той необыкновенной, удивительной истории, что ты так заботливо хранишь в своем чреве? О каком забытом, потерянном в памяти человечества отрезке истории поведаешь ты мне сейчас? Расскажи мне про давно ушедшее время сильных, храбрых людей, время великих сражений, время безграничной ненависти и беззаветной любви, время настоящей дружбы и юной красоты первозданного мира. И пусть их имена стерлись в людской памяти, пусть давно канули в небытие их голоса, ты, ветхая книга, помнишь их - тех, кто подарил людям счастье на земле, пусть кратковременное, недолговечное, но настоящее счастье.
Итак, я открываю первую страницу... И вот уже доносятся издалека жалобные, пронзительно-тоскливые крики чаек, глухой, рокочущий шум моря, ветреный, пьяняще-горячий воздух древнего Востока, как отголоски вечной, далекой, бессмертной музыки прошлого.

...Дождь лил, не переставая, уже неделю. С утра до вечера между свинцово-серым небом и свинцово-серым морем бушевали ветры, сливая их в одно. Погода ухудшалась день ото дня, и по всему было видно, что приближается страшный, чудовищной силы шторм. Одинокий корабль, белея треугольниками парусов в дымчатом мраке, покорно плыл навстречу серой пустоте горизонта.
Синдбад, раздетый по пояс, стоял возле приоткрытой двери и курил. Брин лежала в постели, укутавшись простыней, вздрагивая от утреннего холода. Было около 6 часов утра. Ветер заносил дождевые брызги в маленькую темную каюту. Брин безо всякого выражения смотрела на блеклый рассвет занимающегося утра, на силуэт капитана в рамке дверного проема.
-" С каких это пор ты начал курить? Раньше ты не имел такой привычки," - безразлично сказала она, глядя в одну точку.
Синдбад молча стряхнул пепел, не удостоив Брин ответом.
-" Ты сильно изменился за последнее время, Синдбад - ходишь мрачнее тучи, как будто тебя что-то гложет."
- " Хочешь знать, что меня гложет? Первое: мы сбились с курса, и я понятия не имею, куда нас несет. Второе: компас сломался. Третье: погода все хуже и хуже, приближается сильный шторм, и я не уверен, что мы его выдержим - у нас одна мачта покосилась, еле держится. Это четвертое," - Синдбад нервно сделал затяжку.
- " Хочешь знать, что я отвечу тебе на это? Первое: компас можно починить, всего лишь навсего барахлит стрелка. Второе: мачту можно укрепить, стоит только расшевелить наших морячков после вчерашней попойки."
- "Расшевелить наших морячков..." - передразнил ее Синдбад, - "Вот иди и расшевели их, я посмотрю, как у тебя это получится."
-" Синдбад, ты стал просто невыносимым!" - Брин даже привстала от возмущения, - " Скажи, по крайней мере, куда мы плывем!"
-" До того, как мы сбились с курса, я хотел плыть в Джазир - говорят, там хорошая торговля..."
- А можно узнать, чем ты собираешься торговать - покосившимися мачтами? Или сломанными компасами? Синдбад, я хочу в Багдад, вся твоя команда хочет в Багдад, мы все хотим на родину, в Персию! - горячо и порывисто заговорила Брин, приподнявшись на постели, - Ты сам не знаешь, куда ведешь корабль. Но разве можно тебя о чем-нибудь просить, если ты даже не оборачиваешься, когда с тобой разговаривают!
Синдбад медленно повернулся; его красивое небритое лицо выглядело усталым и равнодушным, таким же равнодушным, как лицо Брин, как лицо каждого из них.
- В Багдад? Зачем?
- Затем, что это наш дом, затем, что там у нас много друзей, которые нас любят и знают! В Багдаде сейчас тепло и солнечно, там нас помнят и ждут. А что здесь - посреди холода и мрака, плывем непонятно по какому морю непонятно к какой земле! Я думаю, таким способом мы скоро доберемся до самого края света и сверзнемся оттуда вниз!
- Край света не здесь - он там, на севере, где кончаются льды, - Синдбад неопределенно махнул рукой.
- Неважно, черт возьми! Неужели тебе не страшно, Синдбад, ведь впереди нас, на горизонте, только вязкая серая мгла! Мы даже прекратили все связи с главным старейшиной белой магии Дим-Димом! А хочешь, я скажу, почему? Потому что любая вещь, связанная с магией, напоминает тебе ту женщину, ученицу Дим-Дима, которая была в твоей команде и утонула 7 лет назад.
Синдбад поднял голову, впервые проявляя интерес к разговору.
- Она не утонула, учитель Дим-Дим забрал ее к себе."
- В любом случае, оттуда, где она сейчас, не возвращаются. К чему же печалиться о тех, кого больше никогда не увидишь?
Синдбад прищурился и медленно подошел к кровати.
Судя по его заострившимся скулам, Брин поняла, что не на шутку разозлила капитана.
- Ну, конечно, - язвительно начал он, - Я должен прыгать от счастья, глядя на тебя, умную! Послушай, может я чего-то не понимаю? Ты заявилась в мою каюту, разлеглась на моей постели и читаешь мне нравоучения? Ты каждую ночь приходишь ко мне без всякого спроса и разрешения, а наутро начинаешь пилить меня. Какого черта?! Если я тебя чем-то не устраиваю, можешь убираться в общую каюту. Иди, чини компас, укрепляй мачту, приводи в чувство пьяную команду, разворачивай корабль - делай что хочешь, только оставь меня в покое! - Синдбад развернулся и вышел из каюты, с грохотом хлопнув дверью.
- Ну конечно. Обиделся, - Брин с коротким смешком откинулась на постели и натянула простыню до самого подбородка, пытаясь согреться.
Давно уже на Номаде не было тех теплых, дружеских отношений, что царили на нем раньше. Синдбад стал угрюмым и молчаливым, здоровяк Дубар постоянно бранился с Фирузом, Ронгар пил горькую. И к Брин подобралась та же щемящая душу тоска. Но она еще пыталась что-то понять, изменить в ее рушащемся мире. 7 лет она строила свои отношения с Синдбадом, но, если смотреть правде в глаза, ничего не получилось из этих ее попыток, разве что эти самые ночи в каюте капитана. Она все не могла понять, что там, где нет любви, могут быть только длинные темные ночи, где соединяются два одиночества."...

..." Злой и распаленный ссорой, Синдбад вышел на мокрую от дождя палубу. Пронизывающий, ледяной ветер с мириадами брызг сразу же пробрал его до костей. Море было неспокойно - холодные волны вздымались высоко, вровень с бортом.
- " Погодка не для прогулок", - пробормотал капитан, кутаясь в старую меховую накидку. Отсыревшие доски заскрипели под бесцельными, неторопливыми шагами капитана. Вначале он критически осмотрел требующую починки мачту, которую действительно можно было с легкостью укрепить. Затем он прошел к корме корабля, где были свалены ящики из-под фиников, которые Синдбад вез из Эль - Ашхара в Джазир. Синдбад облокотился на бесформенную груду ящиков, глядя на причудливой формы волны, оставляемые кораблем позади себя. Дождь немного поутих. Ветер трепал мягкие, слегка выгоревшие на солнце волосы капитана. Он был еще совсем молодым человеком, хотя уже и не юношей. Он сделал быструю, успешную для своих лет карьеру, начав простым юнгой, а став капитаном. В предыдущие годы его жизнь была крайне бурной и насыщенной благодаря хорошему знакомству с главным старейшиной белой магии Дим-Димом, тогда еще бывшим простым волшебником, а также столкновениями с главным, так сказать, злодеем, злым гением востока Скретчем. Долгие годы между Дим-Димом и Скретчем разворачивалась война, обещающая закончиться грандиозной, решающей битвой. И у того, и у другого было множество помощников, сторонников, преданных делу своего учителя. Синдбад придерживался стороны Дим-Дима, тем более что в его команде была ученица и верная помощница волшебника Мейв. Много приключений, испытаний, опасностей выпало на долю мореходов, но в любой беде добрая, печальная Мейв была как бы талисманом корабля. Она умела помочь, утешить, сделать непонятное ясным, подумал Синдбад. Конечно, она была несчастна, сказал он себе, ведь жизнь среди войны, среди крови и сражений - непосильное бремя для любой, даже самой храброй женщины. Мейв познала только азы белой магии, на как много она могла, могла того, чему не научит никакая магия, никакое волшебство. Он часто сравнивал ее с Брин. Они обе были храбрыми, сильными, решительными, но какими разными! Семь лет назад, во время ужасного шторма, огромная волна смыла Мейв в море. Почти сразу же ее место в команде заняла Брин, женщина, по странной болезни памяти не помнящая своего прошлого, но она не стала для команды тем, чем была Мейв. Синдбад долго искал Мейв; ему казалось, он и сейчас еще ищет ее где-то в глубине своей памяти. А чего он хочет сейчас, куда ведет свой корабль, к какой цели стремится, он и сам не мог понять. В его жизни совсем не осталось места для причалов, он все плыл и плыл в пасмурную даль, не сознавая куда и зачем.
Синдбад посмотрел в свинцовое небо, словно там, за тяжелыми нависшими тучами был ответ на все его вопросы.
От мерного, зыбкого покачивания на волнах Синдбада клонило в сон. Он закрыл усталые глаза.

...Мейв огляделась вокруг, задыхаясь, зажимая кровоточащую ссадину на руке. Вот они, все десятеро. Кармакулы умирали, глубокий рыхлый снег набухал от их крови.
- " Кармакулы...плохие", - сказал Фетхем, с трудом подбирая слова на чужом ему арабском языке.
- "Еще бы, ведь они защитники черной магии. Но в бою они не искусны, мы вдвоем справились с десятью," - заметила Мейв, очищая свой окровавленный меч в снегу. Напарник последовал ее примеру, окуная в снег свой топорик.
-" Тебе не больно, Мейв?" - заботливо спросил Фетхем, притрагиваясь к ее пораненной руке. В его по-монгольски раскосых глазах была тревога.
- " Нет, ничего, это просто царапина," - улыбнулась Мейв. Какой же он славный, этот маленький смешной Айдахо! Кармакулы и Айдахо были одинаково желтокожими, с раскосыми глазами, но Кармакулы были выше ростом и отличались злобным, агрессивным нравом. Их шаман был подчиненным самого Скретча. Айдахо же были славными, спокойными людьми, живущими в мире с их суровой северной природой.
- " Кажется, это был последний отряд Кармакулов в этих краях. В таком случае, моя миссия закончена. В какую же точку земли теперь отправит меня учитель Дим-Дим?"
Мейв сбросила с плеч шкуру барса и глубоко вдохнула свежий, морозный воздух: после горячей стычки ей хотелось прохлады.
- "Пойдем отсюда, Фетхем, что нам делать на месте побоища?"
Они пошли по снегу, неловко проваливаясь в него по колено - высокая рыжеволосая женщина и маленький узкоглазый Айдахо, а снежные вихри кружили над ними, похожие на стеклянный дождь в лучах тусклого заходящего солнца...
Они прошли около мили и остановились на краю горного оврага, расстелив на земле шкуру барса. Далеко вокруг, насколько видел глаз, простирались белые поля, казалось, даже холодное вечернее солнце было запорошено снегом.
Черные преданные глаза Фетхема горели как две свечи посреди ледяных просторов.
-"О чем ты думаешь?" - спросил он со своим смешным северным акцентом, глядя на Мейв, которая смотрела вдаль слезящимися от ветра глазами.
- "Я думаю о моем доме, о Персии... В Багдаде сейчас тепло и хорошо, может быть, там меня кто-нибудь любит и ждет... Семь лет я не была на родине, семь лет Совет Белой Магии посылает меня в разные места, разные страны... А я хочу домой, хочу к своим друзьям, хочу к ..." - ее голос оборвался, она закашлялась, ледяной ветер сковывал горло, - "Нет, никогда я больше не увижу никого из них. Судьба воина - одиночество."
- "Расскажи мне про Восток,"- попросил Фетхем, неотрывно глядя на Мейв внимательными, пристальными глазами.
- "Восток... Восток - это самое прекрасное место на земле. Там всегда тепло, всегда светит солнце, и нет этих мертвых бескрайних снегов, от которых даже мысли мерзнут и притупляются. Восток - это море, синее безбрежное море..."
- "А что такое море?" - спросил Фетхем.
Но Мейв уже не слушала его. Ей казалось, что снежная равнина на горизонте превращается в спокойные лазурные волны. Вдруг она закрыла глаза и начала еле слышно шептать:
- "Фетхем! Я слышу голос Учителя... Он зовет меня... Совет Белой Магии дает мне новое задание в Персии... Я возвращаюсь домой! Я иду, иду, Учитель!"
Мейв встала во весь рост, протягивая руки вперед, уже не жмурясь от свистящих порывов метели. Фетхем тоже вскочил на ноги, не понимая, что происходит.
- "Прощай, Фетхем! Ты был хорошим другом, хорошим помощником. Мы с тобой уничтожили всех кармакулов, теперь племя Айдахо может жить спокойно. Прощай, вспоминай меня иногда! Я готова, Учитель!"
Мейв смотрела вперед с такой неизъяснимой радостью, будто видела перед собой что-то божественно прекрасное. Но впереди виднелась лишь тонкая багровая кромка солнечного диска, умирающего в снегах. Последний, пронизывающий луч ослепил Фетхема; когда через мгновение свет рассеялся, Мейв уже не было. Она словно исчезла. Фетхем озирался по сторонам, испуганно бормоча что-то на своем тарабарском языке. Он запомнит этот день, маленький Айдахо, он пронесет сквозь всю жизнь, бережно, словно легенду, историю о той, что вернула мир маленькому снежному островку, затерянному среди холодных северных морей.

...-"...Синдбад! Синдбад! Ты слышишь меня? Отзовись, Синдбад!" - слышался тихий, далекий, глухой голос, прерываемый громовыми раскатами.
- "Кто это? Кто это?" - Синдбаду казалось, что его собственный голос откликается на незнакомый, уплывающий зов.
- "Наконец-то! Я нашла связь! Ты должен говорить со мной, Синдбад! Я помощница Дим-Дима, белая защитница*!
- "Кто ты?"
-Это неважно. Куда ты держишь курс, где ты, отвечай!
- Я плыл из Эль - Ашхара в Джазир, пока не сбился с курса. А сейчас я не знаю, где мы находимся.
- Нет! Тебя нет ни в области Эль - Ашхара, ни в Джазире! Ты в широтах Сур! Это проклятое, черное место, там нет ни моря, ни земли, ни неба. Сур - это вязкая серая мгла.
Синдбад вздрогнул, вспомнив слова Брин.
- Сур - это пустота, она затягивает корабли и людей, отнимает у них силы, убивает! Опомнись, Синдбад! Ведь ты плывешь в никуда. Сур - это страна разбитых надежд, место душ, охваченных тоской и равнодушием. Вернись, пока не поздно, иначе серый мрак съест, уничтожит тебя и твоих людей! Синдбад, ты сейчас нужен в Персии. Близится время Великой Битвы между Дим-Димом и Скретчем. Дим-Дим верит в тебя, он хочет, чтобы ты собрал войско и принял участие в войне. Возвращайся, Синдбад, ради себя, ради своих людей, ради победы Добра...ради меня."
Вдруг Синдбаду показалось, что он знает этот голос, что он давно и горячо им любим, и жгучая радость взорвалась в его сердце.
- "Мейв!..."
Голос стал прерывистым, чуть хрипловатым, нежным.
- Да, это я. Я вернулась. И ты должен вернуться. Ради всех людей, ради счастья на земле.
Голос умолк. Остались лишь отдаленные грозовые раскаты; постепенно стихли и они.

Синдбад проснулся от обжигающего холода - снова припустил дождь, и ледяные струи хлестали его по лицу, звонко барабанили по деревянной палубе. Он по-прежнему находился на корме, на груде пустых ящиков, где, видимо, и задремал от качки. Некоторое время он продолжал сидеть и мокнуть под дождем, ошеломленный, не понимая, что же с ним произошло. Действительно или говорил с Мейв, или ее голос просто ему приснился? Вдруг что-то больно кольнуло на груди, под рубашкой. Синдбад машинально запустил туда руку и вытащил небольшой зеленый камень, оправленный в золото. Это изумруд, понял Синдбад, рассмотрев его сияющие зеркальные грани, и очень ценный изумруд. Капитан знал, что изумруд заключает в себе добро, свет и счастье; он приносит людям мудрость, надежду и успокоение. Он также знал, что изумруд - символ белой магии. Никто из черных защитников*
не носил изумруды в одежде или украшениях - наоборот, сторонники Скретча боялись даже притрагиваться к враждебному для них камню. Но откуда изумруд мог взяться у него под рубашкой? Вдруг пальцы осененного догадкой Синдбада разжались сами собой, и драгоценный камень покатился по доскам, поблескивая зелеными огоньками. Вот оно, послание от Мейв и Дим-Дима, для того, чтобы он отбросил все сомнения и понял, что это был не сон!

Было 7 часов утра. В общей каюте было тепло, темно и безмятежно тихо. Снаружи доносился глухой, монотонный стук дождевых капель. Впрочем, для всех этот звук стал уже привычным. В последнее время дожди шли безостановочно. Казалось, в небе собралось больше влаги, чем в море. Команда Номада - Дубар, Фируз, Ронгар, порядком во хмелю, мирно храпела на своих местах. Вдруг корабль огласили крики Синдбада:
- "Лентяи! Бездельники! Поднимайтесь, сколько можно спать!"
Настежь распахнув дверь таким ударом, от которого она едва не слетела с петель, в каюту ворвался капитан, а вместе с ним - дождь и холодный утренний ветер. Он был совершенно мокрый, потоки воды стекали с его волос и одежды, но он ничего не замечал, точно охваченный горячкой.
- "Уже 7часов, а вы все еще храпите! Всем немедленно встать! Фируз - почини компас, ведь там всего лишь барахлит стрелка! Дубар, Ронгар - сию же секунду займитесь мачтой! Мы возвращаемся в Багдад! Я в конце-концов наведу порядок в этом сонном царстве!" - с этой грозной тирадой Синдбад вылетел из каюты с такой же стремительностью, с какой ворвался в нее. На минуту воцарилась тишина. Друзья изумленно переглянулись.
- "Что это с ним? Уж не спятил ли он?" - тихо спросил Фируз.
- "Вот уж не знаю. Во всяком случае, пахнет большими переменами. Как он сказал - мы возвращаемся в Багдад? Неужто Брин наконец-то удалось растрясти его? Значит, ей полагается орден!" - сказал Дубар.
Ронгар слушал обоих собеседников молча, по причине своей немоты. И тут корабль потряс такой сильный толчок, что Брин, безмятежно дремавшая в каюте капитана, скатилась с койки, а покосившаяся мачта угрожающе заскрипела.
- "Да что же он там творит?!" - рассердился Дубар.
Все трое поднялись на палубу, вслед за ними выбежала испуганная, наскоро одевшаяся Брин.
Синдбад, схватив штурвал, полусогнув ноги в коленях от напряжения, разворачивал корабль. Ветер трепал его мокрые, потемневшие от влаги волосы, от усилия на руках вздувались светло-голубые вены. Команда как зачарованная смотрела на своего капитана.
- "Чудеса!.." - пробормотал Фируз.
- "Скажи, положа руку на сердце, Брин: что ты с ним сделала? Как тебе удалось его уломать? Женские чары?" - спросил Дубар.
- "Клянусь, я не знаю! Сегодня утром у нас была ссора..."
- "Ссора? Неужто Синдбад разучился ублажать девушек? Никогда в это не поверю!"
- "Нет, Дубар, просто я пыталась выяснить, почему он стал таким угрюмым, и, видимо, задела его слабое место."
-" Да, у женщин есть поразительная способность находить наши слабые места и задевать их", - съязвил Дубар.
Брин слабо улыбнулась, пытаясь скрыть страх. Что-то здесь не так!.. Кто сумел заставить его так измениться?..
- "Смотрите! Что это?" - воскликнул Фируз, подбирая что-то с пола.
У него в руке был красивый, оправленный в золото изумруд.
- "Так... На корабле творится чертовщина!" - сказал Дубар.
- "Наоборот! Изумруд - символ белой магии! Вполне возможно, что Дим-Дим послал ему этот знак!" - произнесла Брин, обрадованная догадкой.
- "Мда... Если уж Дим-Дим посылает знак, то...прощай, беззаботная жизнь! А может, оно и к лучшему? Надоела уже эта скука, хоть в петлю лезь!" - Дубар задумчиво взялся рукой за бороду.
Тем временем корабль был развернут на 180 градусов, и пол перестал предательски уходить из-под ног от сильных рывков. Синдбад развернулся, тяжело дыша и вытирая со лба капельки пота.
- "Ну чего вы стали? Почему не чините мачту - ждете, пока она свалится на ваши головы? Принимайтесь за работу!"
- "Пойдем, Ронгар, видишь, как он разбушевался!"

В этот же день починили и компас, и мачту. Номад с гордо поднятыми парусами плыл в противоположном направлении- то есть с запада на восток.
Следующий день преподнес команде новую неожиданность - капитан, уже с месяц ходивший со щетиной на лице, побрился.
- "В жизни не поверю, что это Дим-Дим вдохновил его на такой подвиг," - сказал Дубар. Брин опять промолчала, терзаясь странными сомнениями...)

(...Через несколко дней зловещий туман начал понемногу, рассеиваться, сквозь его завесу начало проглядывать серое небо, а третий день пути стал для команды настоящим праздником - пелену облаков пронзил яркий, светлый луч солнца - солнца, которого они не видели уже очень давно. В команде произошли существенные изменения. На корабле царило оживление и радостная суматоха, словно в друзей возвращалась жизнь. Словно каждый день обратного пути давал им надежду.
Спустя несколько дней Брин подошла к Синдбаду, стоявшему у штурвала.
- "Синдбад, мне нужно с тобой поговорить."
Брин застыла в неуверенности, заранее ожидая резкого ответа - ведь в последнее время это уже стало обычным явлением. Синдбад обернулся... и Брин поразилась, до чего же резко он изменился. На нее смотрели светлые, пронзительно светлые, ласковые глаза прежнего...почти прежнего Синдбада, со лба исчезла маленькая упрямая морщинка, казалось, он помолодел лет на десять. Сейчас он мало походил на прожженного морского волка, это был юноша, красивый молодой юноша, полный светлых, трепетных надежд.
- "Доброе утро, Брин! Уже встала? О чем ты хочешь поговорить?" - приветливо спросил он.
. "Я хочу поговорить о тебе... если, конечно, это не выведет тебя из себя," - мягко сказала она, пытаясь скрыть удивленную улыбку.
. "О чем ты говоришь? Почему я должен выходить из себя? Иди сюда," - Синдбад привлек Брин к себе, обнял за талию. Но сейчас это объятие выглядело не более, чем дружеским, и они оба подумали об этом.
- "Что с тобой творится, Синдбад? Ты меняешься прямо на глазах - правда, сейчас в лучшую сторону. Это ведь неспроста, Синдбад. Что заставило тебя принять решение вернуться в Багдад, в то время как совсем недавно ты и думать не хотел об этом? Я ведь чувствую, что-то произошло."
Синдбад улыбнулся той легкой, поверхностной улыбкой, которая так нравилась Брин.
- "Я скажу тебе, в чем дело. Просто я понял, что вел себя с вами по-свински, что нам пора круто менять свою жизнь, что нам действительно пора домой. Я вообще многое понял после нашей небольшой размолвки. Брин, будь добра, принеси из трюма карту Междуречья."
Брин отправилась в трюм. Она шла и молча злилась на себя: разговор все-таки не вышел. Может, это произошло из-за ее прямолинейного тона? Или всему виной Синдбад? Да, он изменился, его лицо и голос стали приветливыми, открытыми, но душа оставалась в потемках. Он словно воздвиг вокруг себя невидимую стену, а сам жил внутри нее совсем другой жизнью. Как же ей узнать правду?
Погруженная в свои размышления, Брин подошла к двери трюма, достала связку ключей, открыла дверь и спустилась по маленькой лесенке в сырое, темное помещение. Закрыв за собой дверь, она зажгла свечу, поставила ее на скамью и огляделась. Да, трюм был порядочно захламлен - каких только вещей там не было. В углу были свалены обрывки парусины, стояли сундуки, во времена удачной торговли бывшие наполнены дорогими тканями и драгоценными камнями, а теперь пустовавшие, ящик с винными бутылками, какие-то доски, динамитные шашки... Наконец, взгляд Брин выловил кучу старых, изрядно пожелтевших и потрепавшихся карт. Венчало этот беспорядок хитроумное изобретение Фируза, состоявшее из досок, скреплявшихся гвоздями, предназначавшееся для облегчения управления штурвалом, но так и не приведенное в действие.
- "Ах, Фируз, Фируз. Вечно что-то выдумывает," - Брин улыбнулась, качая головой, и принялась за поиск карты.
- "Так, карта Магриба... Карта Египта... Африка... Вот оно, Междуречье!.. А это что такое?"
Под картой Междуречья лежала толстая массивная старая книга в кожаном переплете. Брин осторожно извлекла книгу из залежей и чихнула, сдувая с нее толстый слой пыли. На обложке были написаны слова:
"Воина хранит меч, мудреца хранит магия."
Брин с трепетом открыла книгу. Ее желтоватые хрустящие страницы пахли какими-то снадобьями и были красиво разукрашены узорами в виде плюща. На первой странице большими красными буквами были выведены какие-то слова на неизвестном Брин языке. Брин долго вчитывалась, пытаясь понять их смысл, и вдруг удивленно ахнула:
- "Да это же язык древнего Шумера! О, Аллах, эта книга стара, как мир!"
Вдруг ее взгляд упал на титульный лист.
- "Мейв, любимой ученице и воспитаннице, в подарок от учителя Дим-Дима," - было выведено на нем.
- "Вот оно что," - нахмурилась Брин, - "Это книга заклинаний той самой женщины, Мейв."
Брин мельком пролистала книгу. Большинство заклинаний было написано на шумерском языке. Но вот среди страниц мелькнули знакомые слова. Одно из заклинаний было написано на арабском.
"Как приблизиться к Свету."
- "К Свету? Интересно, что здесь имеется в виду?" - подумала Брин.
" Свет есть место, где пребывают души наших покровителей, наставников и учителей. Вступить в контакт с ними и получить от них наставления могут лишь избранные и те, кто читает заклинание в 7-й утренний час, при зажженной свече, выгоревшей ровно наполовину. Путь к Свету проходит через фазу Лабиринта, во время которой душа и тело на время разлучаются. Злым и алчным людям нет доступа к Свету..."
Дальше следовало само заклинание, вновь на шумерском. Пытаясь разобрать текст, Брин продолжала машинально шептать слова. Она и не заметила, что свеча на скамье выгорела ровно на половину, а часы пробили 7 утра...

(..." Куда же это запропастилась Брин ? Интересно, что она заподозрила? Во всяком случае, я, наверное, и впрямь сильно изменился, раз вызвал в ней такое недоумение... А все-таки, я поступаю с ней по-свински. Сначала нагрубил ей, теперь вообще отмалчиваюсь, держу в неведении... Она ведь хорошая девушка и совершенно этого не заслужила. Она беспокоится обо мне... Зачем я с ней так? В меня словно шайтан вселился... Но я сделаю все, чтобы исправиться. Пора начинать новую жизнь! Может, рассказать все Дубару? Нет...никому ничего не скажу," - задумчиво размышлял Синдбад, скользя взглядом по жемчужной морской глади.
- "Синдбад! Ты случайно не видел Брин?" - на палубу поднимались Дубар и Фируз.
- "Нет, я послал ее в трюм около получаса назад, и ее до сих пор нет. Так, надо пойти проверить, что случилось."
Дубар и Фируз во главе с капитаном направились в трюм; по дороге к ним присоединился Ронгар. Подходя к двери, они услышали странные звуки, доносящиеся изнутри. Синдбад рывком распахнул дверь; за ним последовали остальные.
Внутри царил страшный разгром. По трюму словно пронесся тайфун. По полу были в беспорядке разбросаны доски и тяжелые деревянные балки, разломанные пополам какой-то страшной, непонятной силой, обрывки парусины, в воздухе летал пух из распоротой подушки. На полу, в ворохе карт, лежала Брин в фонтане разметавшихся волос. Полуприкрыв веки, она стонала, словно в лихорадке, и мотала головой из стороны в сторону. Ее лицо пылало от жара.
Синдбад и Фируз бросились к ней, пытаясь привести ее в чувство: Синдбад хлопал по щекам, Фируз лил ей в рот какую-то настойку, но молодая женщина ни на что не реагировала. Вдруг она резко рванулась, приподнялась на локте. Лицо ее изменилось, хотя глаз она по-прежнему не открывала. Брин приоткрыла пересохшие губы и заговорила... мужским голосом. Через мгновение Синдбад понял, что это голос Дим-Дима.
- "Я приветствую тебя, женщина, поднявшаяся к Свету. Ты не избранная, но ты прочла заклинание ровно в седьмой утренний час, когда свеча твоя выгорела ровно наполовину, и потому ты достойна получить совет и наставление от высших сил белой магии. Ты не помнишь своего прошлого, и потому Я буду звать тебя "Не-помнящая-себя". Ты - одна из подчиненных капитана Синдбада, и Я очень рад, что ты нашла путь ко мне, ибо Я имею сказать ему нечто очень важное. Я знаю, Синдбад, что ты решился вернуться в Персию и вступить на тропу войны... а может быть, на тропу любви. Мужайся же, сын мой, ибо нелегок и полон опасностей этот путь. Но ты достойный сын своей земли, если все же избрал его. Я знаю, что ты храбрый и сильный человек, прирожденный предводитель. Заклинаю тебя всеми силами Добра: собирай войско, созывай людей, готовых отомстить за свою землю и умереть за дело своего учителя! Созывай их со всех концов Востока, и они пойдут за тобой! Совет Белой Магии ждет армию капитана Синдбада в Багдаде!
Теперь обращу я свою речь к Не-помнящей-Себя. Прочтя это заклинание, ты истощила свои силы и будешь спать непробудным сном 3 дня и 3 ночи, не сходя с места. и никто не смеет тронуть тебя даже пальцем, иначе душа твоя разлучится с телом. Только дважды ты сможешь прочесть это заклинание, ибо ты не избранная, иначе помутится твой разум, и ты станешь бесноватой. Вот мое последнее слово."
Брин умолкла, резко выдохнула, дернулась, словно эти слова окончательно выбили ее из сил, и откинулась назад без чувств.
Воцарилось мертвое молчание. Затем моряки вопросительно воззрились на капитана испуганными взглядами исподлобья.
- "И что теперь, Синдбад?" - осторожно пробасил Дубар.
Синдбад стоял в глубокой задумчивости и даже отрешенности от внешнего мира.
- "Брин нашла книгу заклинаний Мейв, вот что. Эта хитроумная книжонка всегда приносила много неожиданностей... Что ж, войско так войско! " - внезапно оживился он, - "Свистать всех наверх! Поднять паруса! Курс на ближайший населенный остров!" - Синдбад бодро взбежал по лестнице вверх на палубу.
Дубар, Фируз и Ронгар уставились ему вслед.
- "Да, он лихой парень," - заметил Дубар...)

(... Ночь... Была глубокая ночь. Наконец-то пришло время долгожданного отдыха. Синдбад упал головой на подушку, совершенно обессиленный. Проводя весь день в уговорах, вразумлениях новобранцев, обучению их боевому искусству, закупке оружия, ночью хотелось только одного - опрокинуться на койку и спать...спать... спать. Синдбад уже давно ночевал один, и не только от усталости. Их отношения с Брин изменились. Они больше не ссорились, стали мягче и ласковее друг к другу... им больше не хотелось близости. Все стало так ясно, так понятно после того странного видения. Они по-прежнему были друзьями... и не больше. Последние семь лет были ошибкой.
Ночь... Но почему-то, несмотря на смертельную усталость, Синдбад никак не мог заснуть. Ночь была беспокойной, ветреной, холодной... Она чем-то напоминала Ночь Безлунных Мистерий Черной Магии, семилетней давности. С часто вспоминал Ночь Безлунных Мистерий, ужасную штормовую ночь, когда он видел Мейв в последний раз. Поистине эта была ночь Скретча; и как же он ругал себя за то, что прервал Мейв тогда, когда она, возможно, единственный раз в своей жизни была готова сказать ему самое главное, открыться ему, когда они на мгновение были близки друг другу, как никогда раньше... Она ведь просто хотела попрощаться с ним - с человеком,с которым так много лет сражалась бок о бок, ради которого нередко рисковала жизнью, целовала, а потом смущенно прятала лицо, вытирая следы от разгоряченных после битвы губ, которого она ревновала и, может быть, любила... А он ничего не понял, и все осталось каким-то недосказанным, пронзительно-печальным. Синдбад закрыл глаза, незаметно возвращаясь мыслями в прошлое...

...Ночь была темной, как сам ад, огромные темные тучи затягивали небо, не пропуская даже отблеска лунного света, холодные волны тоскливо бились о борт с каким-то пронизывающим отчаянием, точно в предчувствии беды. Синдбаду не спалось - он лежал и смотрел на маленький огарок свечи, бросавший причудливые, гротескные тени на стены каюты. Он уже начал беспокоиться о погоде, опасаясь бури. Время было позднее - 2 часа ночи. Вдруг дверь распахнулась, и в каюту ворвался холодный ночной ветер. На пороге стояла Мейв. Она была босоногая и бледная, как смерть, белее собственной рубашки. Она зашла и плотно закрыла за собой дверь. Синдбад приподнялся на по стели, встревоженный, стараясь не смотреть на затененный вырез ее рубашки на груди. Мейв посмотрела на голые, словно отлитые из бронзы в свете свечи плечи капитана, отвела взгляд и судорожно закрыла вырез рукой.
- Неужели она пришла к нему?! Неужели она наконец-то сдалась?!
- "Синдбад , я не хочу, чтобы ты меня неправильно понял. Мне нужно поговорить с тобой. У нас мало времени," - отрывисто произнесла она, глядя себе под ноги.
- "Отчего же, я отлично все понимаю, Мейв! Но зачем разговаривать, стоя босиком на холодном полу? Иди сюда, ко мне. Разве ты куда-то торопишься?" - вкрадчиво улыбнулся Синдбад, подвигаясь на постели.
-" О Господи, нет! Я пришла совсем не за этим... Не для этого... Не потому... Все-таки ты меня неправильно понял!" - сердито воскликнула Мейв, - "Неужели, по-твоему, у женщины не может быть никаких других намерений?!"
Синдбад решительно не понимал, какие еще могут быть намерения у женщины, пришедшей к мужчине в два часа ночи в одной рубашке, однако промолчал и только озадаченно потер лоб, пытаясь скрыть досаду.
- " Зачем же ты пришла? Что-то случилось?"
- "Да, случилось."
Синдбад нахмурился, встал и подошел к Мейв.
- "Жемчужины у меня в шкатулке почернели и обуглились. Это очень плохой знак. Он предвещает шторм...такой шторм, который не щадит корабли! Впрочем, в это нет ничего удивительного - ведь сегодня ночь Безлунных Мистерий Черной Магии, а значит, можно ожидать чего угодно."
- "Ну ничего, корабль у нас крепкий, мачты в исправности. Опустим паруса, приготовим на всякий случай шлюпку..." - рассудительно произнес Синдбад.
- "Да как ты не понимаешь, Синдбад?! Ты можешь выслушать меня, не прерывая?.. Это не простой шторм. Я должна тебе кое в чем признаться, " - Мейв опустила глаза, перебирая пальцами оборки на рубашке, - "много лет назад Дим Дим предсказал мне, что однажды, в ночь Мистерий, во время ужасного шторма, волна смоет меня в море и ... и все. Так вот, мне думается, что эта ночь наступила, и что... нехорошо было бы уходить вот так, не попрощавшись..." - Мейв улыбнулась и подняла на Синдбада влажные глаза, полные беспомощной, нежной растерянности...)
- "Да что ты такое говоришь?" - Синдбад схватил ее за плечи, точно желая хорошенько встряхнуть, и напряженно заглянул в глаза. А она все улыбалась дрожащими губами, она вся дрожала от нежной, безысходной слабости.
- "Ты никогда меня не слушаешь. Ведь я же просила тебя не перебивать. Я еще не закончила. Я хочу попросить тебя об одной вещи - пожалуйста, убей Румину. Ты знаешь, уничтожить ее было целью моей жизни. А если тебе не удастся это сделать, то все равно не поддавайся ни на какие ее уговоры, не верь ей! она желает тебе только зла. Не верь ей хотя бы ради меня, слышишь? И... и еще одна просьба. Береги себя. Ты должен выжить и твоя команда тоже должна выжить и помочь учителю Дим Диму в его нелегком деле. Ты мне обещаешь?"
- "Обещаю," - безвольно сказал Синдбад, опустив руки. Он еще не мог осознать все до конца.
Словно какая-то неведомая сила толкнула их друг другу в обьятия. Это была отчаянная тревога и отчаянная, глубокая страсть. Порыв любви в предчувствии беды. Тогда они долго, жадно, нетерпеливо целовались, словно стремясь наверстать все упущенное, все потерянное, мимо чего они прошли в своей жизни. От боя к бою, от сражения к сражению, им просто некогда было быть близкими друг другу. И сейчас они как будто спешили "налюбиться" - не как влюбленные, а просто как люди, имеющие возможность любить в последний раз.
Небо сотряс оглушительный раскат грома и рев Дубара:
- "Фируз, давай убирать паруса, а то нас смоет к чертям."
...Вот, собственно, и все. Синдбаду было неприятно вновь вспоминать и переживать события той ужасной ночи - как Мейв, все так же улыбаясь странной, дрожащей улыбкой, выбежала из каюты на помощь друзьям, как они все буквально "висели" на парусах, срываемых мощными порывами ветра, а корабль швыряло по воде, словно щепку, лил дождь стеной, затопляя палубу, и вздымались такие чудовищные волны, какие не привидятся даже в самом кошмарном сне. Их всех несколько раз смывало в море, когда корабль кренился набок, скрипя как надломленное вековое дерево, но Дубар успел ухватиться руками за борт, а Фируза и Ронгара волной же занесло обратно. А Синдбад спрыгнул сам, когда услышал жалобный крик Мейв, заглушаемый громовыми раскатами, и увидел ее мокрые, облепившие лицо волосы, замелькавшие на поверхности у самого борта. Вода была обжигающе-ледяной и точно пронзала тело десятками кинжалов. Он ухватился за обломок только что рухнувшей мачты, прижался к нему, как к самому дорогому предмету на свете и огляделся по сторонам. Но Мейв уже нигде не было видно, а ее крики утихли, затерялись в глубине. Синдбад задыхался от холода, судорожно вцепившись в обломок. Смерть была так близко, так же близко, как совсем недавно была любовь, она была повсюду и совсем рядом.
Его носило по волнам до тех пор, пока не кончился шторм, а затем выбросило на незнакомый берег, уже потерявшего сознание и почти захлебнувшегося. Дальше события неслись в том же стремительном темпе: встреча с Брин, прибытие на остров несчастного, полуразрушенного Номада и чудом выжившей команды, решение взять Брин на борт корабля, череда множества беспокойных событий, поиски Мейв. В конце-концов, Брин была молода и привлекательна, и нуждалась в защите, а Синдбад любил защищать молодых привлекательных женщин - как же он мог бросить ее на острове среди врагов? Вот так и получилось, что Брин взошла на корабль, полная больших надежд на будущее, связанных с красивым молодым капитаном. И спустя какое-то время, после бесплодных поисков Мейв, пережив горечь, разочарование и печаль, Синдбад в каком-то смысле оправдал ее надежды... правда, не совсем так, как ей хотелось бы. Брин начинала жизнь с чистого листа, она мечтала об идеальном счастье и идеальной любви, а что из этого получилось, и так всем было хорошо известно. Лишенная прошлого, а стало быть, и женского опыта, Брин казалось, что их близость может проложить путь к сердцу Синдбада. Но сердце Синдбада молчало, и, что странно, ее сердце - тоже. Брин не могла понять, что пытаясь разжечь в Синдбаде чувство, она сама никак не могла загореться. Брин продолжала надеяться... и мечтать. Он не судьба ее... Она не судьба его...
... А ведь тогда, в каюте, перед штормом, у них с Мейв не было настоящей близости. Страстные, нежные поцелуи остались всего лишь поцелуями, и только. Но сколько же в них было всепоглощающего чувства, чувства, которого никогда не было и не будет между ним и Брин!..
Синдбад отвернулся к стене и накрыл голову подушкой, пытаясь отогнать от себя бессонные мысли. Нет, он просто ненавидел ночи Безлунных Мистерий!..)

"...Синдбад стоял, опершись на борт, и не замечал, как разглаживаются усталые складки вокруг губ, как из глаз с каждым мгновением исчезает равнодушная холодная тусклость. С каждым вдохом родного горячего воздуха он превращался в прежнего Синдбада. Как странно - вода у борта голубеет почти небесными красками, а там, вдали, у берега, она совсем зеленая, как глаза египетского василиска. На полмили вперед все еще простирается вода, а дальше, уже совсем близко, - Персия, красавица Персия, клубящаяся тяжкой зеленью акаций и лимонных деревьев, темно-зеленой влагой пальм и бесконечными апельсиновыми и гранатовыми рощами. Уже виден берег, белый от морской соли, и песчаные дюны, простирающиеся далеко вглубь. Чем же ты так дорога своему народу. что в тебе есть такого, что западает в человеческое сердце раз и навсегда? Отчего ты так прекрасна со своими полыхающими закатами и рассветами, Персия? Пройдут годы, столетия, а ты останешься такой же бездумно-прекрасной, необъяснимо дорогой восточному сердцу. Ничто: ни войны, ни пожары, ни землетрясения не сломят тебя, удивительная повесть Востока.
Размышления Синдбада были прерваны чьим-то прикосновением. Это Дубар тронул его за плечо. Синдбад вздохнул, кивнув головой в сторону берега.
- Как хорошо.
- Я тебя понимаю, - с улыбкой сказал Дубар, устремляя взгляд вперед, и на мгновение его грубое, “бывалое" лицо стало прекрасным.
А берег все приближался и приближался, солнце начинало жечь полуденный воздух. Ветром до корабля доносило крики купающихся детей, обрывки слов рыбаков и смех прогуливающихся по берегу влюбленных пар.
Синдбад как-то смущенно улыбнулся, опустив голову.
-" Послушай, Дубар... Прости меня за то, что я тогда,раньше, был груб со всеми вами. Что не хотел возвращаться домой. Я вел себя как идиот."
Дубар добродушно усмехнулся, видно было, что он доволен переменой в капитане.
-"Да ладно, чего уж там... Мы все изменились в этих проклятых широтах Сур*... Но теперь все будет иначе."
Вскоре флотилия кораблей вошла в небольшую бухту Басры, скрытую от порта дюнами, обогнула многолюдное побережье и вошла в залив. Перед ними открылся пустынный берег, которого не было видно на побережье из-за густых зарослей кустарника и сандалового дерева. Кроме того, залив был окружен невысокими отвесными скалами. Синдбад, знавший Басру как свои 5 пальцев, выбрал удачное место для потайной стоянки кораблей.
Фируз, Ронгар, Брин и 20 новобранцев уже вышли на палубу. Ронгар бросил якорь, его примеру последовали капитаны, назначенные Синдбадом на других кораблях.
Дубар огляделся по сторонам и вдруг расхохотался.
-"Хо-хо, Синдбад! Мы тут разместились, точь-в точь, как селедки в банке!"
В самом деле, корабли стояли тесно, словно в строю.
Капитан с сомнением покачал головой.
-"Надеюсь, хоть здесь помощники Скретча нас не сцапают. Эй, там! Пять человек добровольцев, погрузитесь в шлюпку, высадитесь на берег и прочешите окрестности. Постарайтесь остаться незамеченными."...
- "Брин, ты сейчас сможешь выйти на связь с учителем Дим Димом?" - спросил Синдбад.
- "Я попробую".
Брин спустилась в каюту капитана, взяла изумруд и зажгла свечу. Вслед за ней шли остальные члены команды. Брин плотно закрыла дверь, села напротив свечи, и, глядя в пламя, долго шептала заклинание из старой книги. Друзья, притихшие в углу, ждали, когда она войдет в Фазу Лабиринта. Наконец, ее глаза помутнели, и взгляд стал бессмысленным. Брин решительно поднялась с койки, и зачем-то начала соскабливать со свечи нагар. Все удивленно переглянулись. С видом человека, точно уверенного в своих действиях, она разделила кусок воска на 4 части и разбросала их в углах каюты - на север, запад, восток и юг. Затем она вновь присела на койку, взяла изумруд и опустила его в огонь. Фируз тихонько ахнул от ужаса, но на него тотчас же зашикали. Странно было то, что Брин будто бы не чувствовала боли. Она спокойно подставляла пальцы желтым язычкам, и на коже не оставалось ожогов. А с камнем начинали твориться странные превращения: внутри него загорелся свет, он осветил собой все помещение, играя на потолке чудесными бликами. Сияние заполнило все вокруг, и Брин пальцами затушила горящую свечу.
- "О, Господи! Посмотрите ей в глаза!" - еле слышно шепнул Фируз.
В эту минуту Брин была похожа на одержимую. Из недр глазниц выплыл бурый туман, и, как туча закрывает солнце в штормовую погоду, заволок собою белки глаз и зрачки, и выдержать этот черный взгляд было страшно. Но Брин уже достигла Света, теперь у нее открылось внутреннее зрение, Око Вселенной. Здесь, на корабле, было лишь ее тело, душа и разум приблизились к Свету. Она вновь заговорила голосом Дим Дима.
- "Я приветствую тебя, Не-Помнящая-Себя. Я рад, что вы безпрепятственно достигли берегов Персии. Мои помощники будут неустанно следить за вашей безопасностью, но вы сами также постоянно должны быть начеку. Хвала тебе, Синдбад, мой мальчик - ты собрал войско! Но много еще дел предстоит совершить, прежде чем начнется великая битва. В Багдаде мои помощники также собирают войско. Не-Помнящая-Себя, ты больше не сможешь подниматься к Свету. Подобные испытания истощают твой дух. Но тебе предстоит выполнить миссию огромной важности. Моей ученице Мейв, воину Первой Гильдии Белой Магии, нужна помощница. Тебе придется облачиться в одежды персиянки, загримироваться и отправиться в Багдад. Там, в квартале Аддис-Бей, на улице Хасаддин, находится роскошная гостиница, хозяйкой которой является с недавних пор госпожа Сирен, то есть ни кто иная, как Мейв. Прикрываясь этой должностью, она помогает набирать войско белых защитников. Ты явишься в гостиницу под вымышленным именем Лали и принесешь ей в дар цветок лотоса, чтобы она могла узнать тебя. Это будет условный знак. Ты расскажешь ей об обстановке в войске. Но будь предельно осторожна - город кишмя кишит черными защитниками. На губах храни улыбку, а под одеждой кинжал. Синдбаду придется отправиться вместе с тобой. Солдатами пусть управляет Дубар. В окрестностях Багдада, возле Скалы Черепов, ваши пути разойдутся.
(Синдбад, еще не успевший оправиться от новости, что Мейв стала хозяйкой гостиницы, и что она в Багдаде, вздрогнул при словах "Скала Черепов".)
-"Синдбад, тебе предстоит серьезная миссия - пробраться в Скалу, соблазнить Румину и внушить ей, что ты переметнулся на сторону черных защитников."
Синдбад широко раскрыл глаза от ужаса.
- "Ты должен выпытать у нее местонахождения всех секретных форпостов черных защитников, складов оружия, разузнать как можно больше об их главных сторонниках, самых опасных ведьмах, колдунах, гулях*, дэвах* и прочей нечисти. О готовящихся диверсиях сообщай через ястреба Мейв, через Дермотта. Его можно использовать как почтового голубя. Остерегайся пить ее напитки: в них могут быть дурманящие травы. Возьми с собой изумруд, посланный тебе Мейв, и окунай его в питье: если вода почернеет, незаметно выплесни ее. Теперь это будет твой талисман. Помни: ты еще можешь отказаться от всего. Команде передай, чтобы они продолжали обучение солдат боевым приемам и начали вербовку воинов по всей Басре, а также в окрестных деревнях. Но пусть они будут осторожны вдвойне - самир Басры - черный защитник. Вот главное зло, которое нужно уничтожить в этом городе."
Дубар даже присвистнул от неожиданности.
Чудесный свет изумруда начал угасать. Брин умолкла, забилась в конвульсиях, затем сползла с койки на пол и затихла. Фируз хотел было привести ее в себя, но Синдбад удержал его:
- "Ты помнишь, что сказал Дим Дим? Достигнувшего Света нельзя тревожить 3 дня и 3 ночи."
- "Оставь, Фируз, пусть себе спит," - сказал Дубар.
Друзья бесшумно подошли к Брин. Она лежала на полу в тихом, глубоком сне, с лица сошло выражение одержимости, а на пальцах проступили едва заметные следы ожогов.

0

3

Спустя пару минут в каюте состоялся разговор между капитаном и членами команды.
- "Синдбад, но это же безумие! Тратить столько времени, отвозя вас в Багдад, в то время, как у нас здесь, в Басре, работы невпроворот!" - горячился Дубар, расхаживая взад-вперед между коек.
- "Мы не будем тратить никакого времени. Мы отправимся практически одни, в шлюпке, в сопровождении 3-4 солдат."
- "Хорошенькое дельце! А ты понимаешь, что опасно белым защитникам отправляться в одиночестве по реке Тигр, в то время как вокруг кишмя кишат черные защитники?
- "Опасно. Но опасно также и то, что большая армия находится в городе, эмир которого - черный защитник. Все, что мы затеяли - опасно."
- "Положим, так. Но даже если вы доберетесь до Багдада целыми и невредимыми, (Что вряд ли), кто будет передавать нам распоряжения Дим Дима?"
- "Дим Дим знает, что говорит. Если понадобится, он сам найдет способ известить вас. А Дермотта можно действительно сделать почтовым голубем".
Дубар сел напротив Синдбада и внимательно посмотрел ему в глаза.
- "Ты очень самоуверен, брат. Все решил, все обдумал за всех. Но подумай, согласится ли Брин на такой риск. Она очень устала за последнее время, ее организм истощен двумя трансами. Или ты даже не будешь ее спрашивать?"
- "Конечно, буду. Но мне кажется, что она согласится. Она устала от меня больше, чем от трансов, и я до смерти устал от наших никчемных отношений. К тому же... Мейв - женщина, а две женщины всегда находят общий язык. Я думаю, они сработаются. Пусть Брин отдохнет от нашего мужского общества."
- "Не знаю, не знаю... Возможно, лучше, что и так..." - Дубар помолчал, искоса взглянул на Синдбада и вдруг засмеялся.
- "Ну, парень, скажу я тебе: ты пропал!"
- "Ты насчет Румины?" - помрачнел Синдбад.
- "Кого ж еще? Оно, конечно, эта колдовка всегда к тебе неровно дышала... Но ты вспомни ее нрав: то ненавидела тебя до смерти, то руки готова была целовать!"
- "Честное слово, я не знаю, как я с ней справлюсь! А вдруг она мне не поверит? А если она даже не даст мне развернуться? Да я даже видеть ее не могу после всего, что она с нами сделала! Черт знает, что за задание!.. Но назад пути нет."
- "Да, тут важен подход... Сколько лет живу на свете и шатаюсь по прибрежным кабакам, а все равно не могу взять в толк, что женщине в жизни требуется!" - засмеялся Дубар, - "Фируз, а ты чего сидишь, как язык проглотил?"
Фируз, все это время пыхтевший над картой Междуречья, отмечая на ней что-то чернилами, поднял голову.
- "А? Что такое?"
- "Брось ты колдовать над этой картой! Скажи лучше, ты помнишь Мейв, нашу рыжую Мейв?"
- "Ну, еще бы!" - поддакнул Фируз, - "Особенно хорошо помню нашу первую встречу - каким славным хуком справа она огрела тебя, когда ты попытался ущипнуть ее!"
Дубар расхохотался.
- "Да, было дело! Синдбад..." - но при взгляде на капитана Дубар сразу же перестал смеяться.
- "Эй, ты чего, брат, ты чего?" - толстяк встревоженно хлопнул его по плечу.
Синдбад хотел улыбнуться, но не получилось. Он почему-то стал бледным, словно вылитым из воска.
- "Так вот в чем дело! Так вот, почему у вас с Брин не заладилось! Ну, я и раньше думал, что причина в ней, в рыженькой! Правильно ведь я говорю? И, помнится мне, была во всей этой истории замешана Румина..."
- "А мне больше всего помнится Ночь Безлунных Мистерий, когда я вел себя, как... как последний идиот! Словно, не хватило ума запереть ее, спрятать, уберечь от шторма!" - Синдбад судорожно скривил губы, встал и вышел вон.
Ронгар, все это время занимавшийся починкой сапог, улыбнулся, глядя вслед капитану.
- "Вот! Видели? А что поделаешь? Скучает он по ней, скучает!" - произнес Дубар.
- "А ведь знаете, у них, пожалуй, и вправду была любовь! Только они это скрывали - и от себя, и от других," - сказал Фируз.
-"А может, и так! И жаль, конечно, ее, Мейв, потому что жизнь у нее - поганей не бывает, и не женская совсем..."
Дубар замолчал, Фируз притих у своей карты, Ронгар отбросил в сторону сапоги. Память давала о себе знать, мысли уносили в далекое прошлое, в прошлое без войны, в жизнь без оружия...)

Память давала о себе знать, мысли уносили в далекое прошлое, в прошлое без войны, в жизнь без оружия...
Воспоминания Дубара".
..." Это был маленький, до отказа забитый трактир, насквозь провонявшийся тухлой рыбой и дешевым пивом, каких много бывает в гаванях Аравийского моря. В очаге потрескивал огонь, тусклый от затхлого воздуха. Дверь была приоткрыта, и из синей черноты южной ночи мягко накатывал шум ночного моря. Время от времени трое курдов в желтых шальварах неуверенно затягивали пьяными голосами песню:
Ехал много дней и загнал коня
Подойди ко мне, черноокая
Выйди на порог, дай воды испить
Я спешил, как мог
Чтоб с тобою быть.
У тебя в глазах яхонты горят
Льется с плеч коса, как ночной Евфрат
Ты, моя краса, вся - вишневый цвет
А в твоих слезах грезит лунный свет.
Только гложет страх, грудь тоской тесна -
Дом разрушен, кровь заброшен, не придет краса!
И давно сомкнулись смертью черные глаза!...
Зори из огня!..
О, Эль-Ашхара!..
Ехал много дней и загнал коня
Подойди ко мне, не томи меня!
Выйди на порог, плача и любя...
Я спешил, как мог. Я загнал коня...

- "Эх, хороша песня!"- крякнул Дубар, залпом опрокидывая кружку рома. Дубару было 20 лет; он был молод, безус и краснощек, и в его огненно-рыжей моряцкой косе не было ни одного седого волоса. Они вошли в бухту Эль-Ашхара ранним утром, и весь день продавали ценную древесину сандала, вывезенного из Джазира. А вечером капитан Али-Раду дал им отгул, и все моряки разошлись по кабакам да бесстыдным домам. Дубар с приятелем Медиром отправились в трактир "Черная Роза".
- "Эй, посмотри, посмотри!" - Медир толкнул Дубара локтем.
Ловко лавируя между столами и протянутыми руками посетителей, стремящихся ущипнуть ее, к ним шла молодая девушка в цветной кофте и шальварах, с подносом в руках. Из-за страшной духоты она не стала надевать чадры. Девушка шла, пряча глаза, сжавшись от наглых взглядов, окружавших ее со всех сторон, и вся она была такой беззащитной, пугливой, совсем как лесная лань. Остановившись возле Дубара с Медиром, она тихо спросила:
- "Еще рому? Если желаете, у нас есть две свободные комнаты за один динар, и..."
- "Спасибо, не надо. Слыхала ты песню про черноокую, красавица?" - ласково спросил Дубар. Он смотрел на нее, не отрывая глаз.
- "Слыхала. Хорошая песня," - ответила девушка, но тут же как-то виновато и испуганно улыбнулась.
- "А как тебя зовут, красавица?"
- "Мала."
- "Мала, ты, краса, вся - вишневый цвет
А в твоих слезах грезит лунный свет...
Это про тебя, Мала."
Девушка изумленно подняла глаза. Оказалось, что они у нее черные, бархатные, влажные, точно она едва сдерживает слезы. И блеск в них каштановый и скорбный, нежный и виноватый, точь-точь как у лани. С минуту она зачарованно смотрела на Дубара, а затем повернулась и ушла, уронив по дороге поднос.

- "Нет, Дубар! Нет! Отец никогда не отпустит меня, он будет проклинать мнея самыми ужасными словами! Он всегда берег меня, как сокровище, не выпускал из дома одной, даже на работу в трактир отпускал только под своим присмотром."
- "Мала, забудь про своего изверга-отца, иначе он на всю жизнь сгноит тебя в девках! Бежим со мной! Сегодня на рассвете мы отплываем. Я упрошу капитана, он поймет меня. Мы уплывем с тобой далеко-далеко, в город Багдад. Я стану строителем, заработаю много денег, женюсь на тебе, у нас будет полон дом детей, и мы заживем с тобой, как два неразлучных голубка. Соглашайся, Мала, я не обману! Клянусь Аллахом, я люблю тебя!"
Прошло две недели с тех пор, как корабль Али-Раду причалил к берегу Эль-Ашхара. Две недели Дубар и Мала встречались ровно в полночь на пирсе, и каждый раз Мала она приходила закутанная с головы до ног в чадру, испуганная, не решаясь поднять глаз, и черное море билось о подножья береговых утесов, и все было как волшебная сказка из "Тысяча и одной ночи". Но сегодня встреча была беспокойной, смятенной, решающей. Мала все оглядывалась назад, на спящие в тишине саманные и глинобитные дома, на отцовский дом, и все не могла решить, чего же хочет ее робкое птичье сердце, не разорвется ли оно от страха, если она убежит с Дубаром?
В колебаниях прошли минуты, и ни он, ни она не услышали позади себя шороха крадущихся шагов.
- "Ах ты, грязная потаскушка! Мерзкая тихоня! Так-то ты платищь отцу за его опеку!" - взревела хриплым отцовским голосом кособокая черная тень. Мала закричала. В темноте взметнулась длинная суковатая палка, хрустко опустилась на голову девушки. Тонкая, маленькая фигурка в чадре, точно в черном саване, легко слетела с пирса, мягко скатилась по камням и с тихим всплеском ушла под воду.
В это же мгновение озверевший Дубар вырвал из рук трактирщика палку и переломил ее о его голову. Тот тяжело ухнул вниз, вслед за дочерью...
...Аравийское море велико и бездонно, оно каждый день становится могилой для стольких людей , что для него не в тягость принять в свое чрево пару новых трупов.
На пирсе было тихо, очень тихо, только ветер шептался с зелеными облаками далеких апельсиновых рощ, и глухо рыдал Дубар, ничком распростершись на камнях. Со стороны города донеслись обрывки песни:
- Дом разрушен, кров заброшен, не придет краса!..
- И навек сомкнулись смертью черные глаза..."

- "Быстрее! Быстрее! Не трясите носилки!" - кричал Фируз, задыхаясь. Носилки были всего лишь рваной штопанной простыней, которую они тащили на своих плечах с еще двумя молодыми, нелпытными врачами. На простыне лежал человек с дико выпученными глазами, как рыба, ловящий ртом воздух. У вавилонского купца, страдавшего грудной жабой, начался сердечный приступ. Ему уже пустили кровь, и она медленно просачивалась сквозь сукно на плечи носильщиков, но это не помогало. Больного нашли задыхающимся у дверей его лавки, и задачей молодых лекарей было срочно доставить его в больницу. Фируз нервничал больше остальных, ведь смерть этого больного означала бы потерю репутации для него, еще начинающего, но уже успешного врача.
- "Мускусная вода... Мне срочно нужна мускусная вода, а еще лучше, смешанная с опием. Да быстрее же, быстрее, черт возьми!" - бормотал Фируз.
Но под рукой не было ни опия, ни мускуса, а у больного уже начались судороги. Они бежали по узким, извилистым, залитым солнцем улицам Вавилона тяжелой трусцой. Жара в этот день была не меньше, чем в пустыне Большой Нефуд, и пот тек по лицам градом.
- "Эй! Подождите! У вас неприятности?"
Все трое врачей даже остановились от удивления - голос был женским, и даже не смущенным, а бойким и звонким. Обычно женщины на улицах восточных городов ходили молча, быстрыми шагами, не отрывая глаз от земли. А к ним бежала молодая девушка с непокрытой головой, со взлохмаченными волосами и горящими глазами.
- "У вас больной? Да?" - она бросила на купца беглый, опытный взгляд, - " У него сердечный приступ, верно?"
- "Да, верно," - признался Фируз. По натуре конфузливый, он покраснел от смущения при виде простоволосой женщины.
- "Ему, безусловно, нужны опий и мускусная вода. К счастью, они у меня есть с собой - я несла их из аптекарского склада своей пациентке," - женщина достала из кожаного мешочка на плече две маленькие склянки, - "опустите носилки."
Они вместе с Фирузом в течение нескольких минут "колдовали" над купцом с помощью опия и мускуса, затем сделали ему искусственное дыхание и вновь пустили кровь. Больной начал дышать все ровнее и ровнее, пульс стал спокойным, с лица сошла мертвенная бледность. Вскоре он провалился в опиумное забытье, означавшее прекращение приступа. Врачи вновь подняли носилки, но понесли их уже медленнее. Дикая гонка кончилась.

- "Скажи, Фируз - я буду называть тебя на ты, хорошо?.." - Фируз хотел кивнуть, но Ванда стремительно продолжала, не слушая его. - "Скажи, Фируз, ты практикуешь лечение подагры?"
- "Да, конечно, использую при этом все тот же опиум - он сейчас в большой моде как медикамент. "
Ванда воскликнула так громко, что на нее осуждающе покосились две проходившие мимо женщины, закутанные в чадру по самую макушку.
- "Какой ужас! Да ты угробишь таким лечением любого больного! Опиум, чтоб ты знал, перестали использовать для лечения подагры еще в прошлом столетии. Запомни - масло лаванды, только масло лаванды, и ничего больще!"
Фируз так смутился, что покраснел до самых корней волос.
- "И как лечат этим маслом?"
- "Очень просто. Достать его можно на складе в гавани, его к нам завозят из Дамаска и Багдада. Лечение осуществляется при помощи втираний и массажа..."
Они шли медленно, неторопливо, совсем близко друг к другу, и тени от их силуэтов ложились на узкие, оранжевые от вечернего солнца улицы.
Выяснилось, что Ванда работает в той же больнице, что и Фируз, просто она новичок, из-за этого он не мог видеть ее раньше. В течение года служащие наблюдали, как разгорается их служебный роман. они не расставались почти не на минуту, многих больных они лечили совместно. Фируз уже начал подумывать о женитьбе... И тут случилось несчастье. В то время борьба между Скретчем и Дим Димом обострилась, и результатом стала жестокая битва белых и черных защитников в Междуречье, где полегла большая часть белых воинов. Больницы Багдада, Вавилона и других окрестных городов были переполнены, каждый день поступало все больше и больше раненых. Спирт, йод, опиум, вата - аптекарские склады опустошались с неимоверной скоростью. И без того бедная вавилонская больница разорилась, работников распустили. Не на что было даже купить бинтов. Для Ванды родственники нашли место в городе Хилла, а Фируз остался на улице, в полной нищете. И только благодаря случаю ему посчастливилось найти работу в гавани, корабельным врачом.
Пасмурным ветреным утром он шел по пристани с тремя огромными сумками. Он собирался в свое первое плавание. В кармане лежал пузырек с каплями от морской болезни. Никто из друзей не пришел проводить Фируза - город осаждали черные защитники, и люди прятались в домах, не решаясь носа высунуть на улицу. И первый раз в жизни Фируз почувствовал острое, дикое одиночество и горечь - каково это, когда тебя никто не провожает.
Вдруг с берега послышался звонкий крик.
- "Стой!.. Стой, Фируз! Подожди!"
По песку бежала тонкая фигурка с раскинутыми руками и развевающимися по ветру волосами. Фируз замер на месте.
- "Опять без чадры..." - как-то нежно и тоскливо пробормотал он.
Ванда остановилась перед ним; глаза у нее сделались большими и влажными, казалось, что если в ее лице дрогнет хоть один мускул, вся влага выльется наружу.
- "Как ты здесь оказалась?! Город ведь осажден, на улице ни души!"
- "Главное, что оказалась, Фируз! Я выехала из Хилла ночью в повозке, тайно от всех, также вернусь и обратно. Не бойся, я не попадусь этим тварям."
- "Эти твари испоганили мою жизнь, они испоганили нашу жизнь, Ванда! Если бы я мог отомстить..." - Фируз сжал кулаки.
- "Какой ты милый сейчас, Фируз! Будь осторожен, постарайся не вывалиться ненароком за борт... Постой, а ты взял с собой масло лаванды?"
- "Зачем?"
- "Как это зачем?! А вдруг у кого-нибудь из команды случится подагра - что ты тогда будешь делать?" - Ванда порылась в своем мешочке и достала несколько пузырьков, - "Вот, возьми."
Фируз не выдержал и засмеялся. Ванда тоже засмеялась, и от этого движения по ее лицу потекли слезы. Они обнялись и долго, долго стояли, прижавшись друг к другу.
Фируз больше не видел Ванду с тех пор. Что сталось с бедной девушкой? Жива ли она? Благополучно ли добралась до Хилла в тот день, или так и осталась стоять на пристани, пошатываясь от горя, когда Фируз смотрел на нее с палубы отплывающего корабля? Помнит ли его?
Черная магия разбила все мечты, все надежды, все светлое и хорошее, и оставила только одно желание - мстить до конца...)

(..."Наконец-то. Большой Нефуд и Эль-Хамад оставлены позади, оставлены навсегда, теперь впереди уже чувствуется близость воды, близость Евфрата. Большой Нефуд и Эль-Хамад - две огромные пустыни Саудовской Аравии, одна переходящая в другую. Денно и нощно, 40 дней и 40 ночей, они готовились к смерти, находя все новые и новые забросанные песком арыки, разбивая лопатами такыры - твердую, растрескавшуюся глину, в поисках подземного источника, двигаясь по глубоким вади - долинам высохших рек. Какраван скотоводов-кочевников двигался из далекого Сомали в Персию. Люди шли, едва переставляя ноги, в истрепанных, покрытым слоем пыли одеждах; за ними плелся усталый скот. Все беды начались с каменистой пустыни Эль-Хамад, усеянной гранитными валунами. Здесь кочевникам несколько раз повстречались фульджеи - воронкообразные пропасти, по форме напоминающие водовороты в море. Фульджеи проходят через всю толщу зыбучего песка и упираются в прочный грунт из камня или глины; они необыкновенно глубоки. В одной из таких пропастей погибла, провалившись вниз, часть каравана - 10 верблюдов и 30 человек. Еще 10 человек погибло, пытаясь спасти несчастных. На 30-й день пути мучащегося жаждой каравана подул горячий восточный ветер самум, принесший с собой тучи раскаленного песка. О приближении песчаной бури предупреждал нарастающий шум - песок гремел в несущемся воздушном потоке, как в погремушке. Солнечный свет померк, и пустыня погрузилась в желтовато-красную мглу. Воздух стал сухим и горячим. К счастью, выжили все, накрывшись парусиновыми полотнищами, только двух женщин ослепил раскаленный песок, навсегда отняв у них зрение.
Но теперь все было позади - и жажда, и самум, и фульджеи. Барханы кончались, на пути встречалось все больше и больше оазисов и наполненных водой арыков.
Ронгар шел босиком, в оборванном рубище, и его голый череп был покрыт толстым слоем песчаной пыли. Рядом с ним шла молодая женщина, негритянка, в не менее обветшалом платье, с сохранившимися, однако, дорогими алмазными застежками. У нее было усталое, изможденное лицо, а в длинных курчавых волосах запутались комочки глины. Пустыня выжала из нее все соки, всю силу, оставив лишь тупое, отрешенное выражение глаз. И все же, несмотря на жалкий вид Ронгара и негритянки, было в их поступи что-то царственное, а осанка оставалась несогбенной и величественной. Что они делают здесь, между аравийской пустыней и Евфратом, царь Сомали и его царственная сестра Урарту? Ведь еще несколько дней назад он, Ронгар, возлежал на шелковых подушках в своем дворце, и рабы обмахивали его страусиными перьями, а рядом с ним сидела Кассурамун, его красавица-жена, царица Сомали, и преданно смотрела ему в глаза. Кассурамун... Он обожал ее, обожал ее черные миндалевидные глаза, их жемчужные белки, белоснежные на фоне темно-шоколадной кожи, до безумия ее обожал. Урарту, добрая, мудрая женщина, всегда недолюбливала невестку и говорила Ронгару, что она ему не пара. Она видела революционные беспорядки, творившиеся в стране, а Ронгар жил в своем дворце, словно в замкнутом хрустальном мирке, ничего не видя, ничего не слыша, ничего знать не желая, кроме своей Кассурамун.
А между тем в столице Сомали Могадишо упорно множились слухи о том, что Кассурамун встречается с любовником, человеком по имени Мтвара, главным зачинщиком восстаний, собравшим в городе целое войско черных защитников, чтобы превратить Могадишо в форпост злых сил. Ронгар не верил этим слухам, но однажды он услышал разговор двух дворцовых судомоек: власть в городе захватили люди Мтвара, а сам Мтвара час назад потайными ходами пробрался во дворец и заперся вместе с царицей в ее опочивальне. Ронгар ворвался в опочивальню, высадив двери, и увидел их вдвоем на шелковых простынях. А она дерзко улыбнулась ему, женщина, сводившая его с ума. В бешеном порыве ярости Ронгар выхватил кинжал и хотел убить обоих, но в эту минуту в комнату вбежали слуги Мтвара, только что штурмом взявшие дворец, и схватили Ронгара. Его сестра Урарту также была схвачена.
Мгновенно в давно волновавшейся и осажденной черными защитниками стране сменилась власть, и на престол взошла Черная Магия во главе с Мтвара и Кассурамун.
Царя и его сестру оставили в живых и с позором выгнали из страны. Большинство мирных жителей сочувствовало Ронгару, потому что он был справедливым повелителем, и еще очень молодым человеком, но теперь в Сомали главенствовали черные защитники, а им покровительствовал сам Скретч.
Ронгар приоткрыл пересохшие губы и попытался что-то произнести, но из его горла вырвался только тихий хрип, и Урарту почувствовала, как его рука бессильно затрепетала в ее руке. Сестра нежно сжала его пальцы. Прошли месяцы, а он все никак не мог примириться с местью Мтвара - его люди отрезали ему язык.
А теперь они вместе с караваном кочевников шли в Междуречье, надеясь найти там защиту и пристанище, потому что раньше Ронгар был в хороших отношениях с багдадским халифом. Они гордо переносили свою скорбь и лишения, полные мыслью пристать к войску великого Дим Дима и страшно, вдохновенно отомстить.
В конце- концов Ронгар и Урарту достигли Багдада, но оказалось, что старый халиф скоропостижно скончался, а от нового правителя милостей ждать было нечего. Неудачи преследовали брата и сестру; бывший царь Сомали нанялся простым носильщиком, Урарту - судомойкой. Спустя год Урарту умерла, не выдержав нищенского, впроголодь, существования. А еще спустя год Ронгар отправился в Басру, где нанялся на работу в порту, и был принят матросом на корабль капитана Синдбада, совсем молодого юношу, который был на несколько лет младше его. С тех пор прошло довольно много лет, а друзья так и не узнали о великом прошлом носильщика Ронгара. Морская жизнь сделала его отличным воином, угрюмым, но верным и надежным человеком. Он потерял власть, потерял жену и сестру, потерял голос – в общем, потерял все в этой жизни, и навсегда похоронил в себе свое черное, бессловесное горе.

... "Три дня Брин лежала неподвижно на полу, бледная, бездыханная, словно труп. На исходе третьего дня она опять забилась в конвульсиях и открыла изможденные глаза. Вся команда собралась вокруг. Минут пять она лежала, приходя в себя, бессмысленно водя вокруг глазами, в которых медленно рассеивалась чернота.
- "Что со мной произошло?" - слабо спросила она, начиная узнавать окружающих.
- "Ты была в Свете."
- "Дим Дим говорил с вами?"
- "Да. Он хочет, чтобы ты отправилась в Басру и стала помощницей Мейв. Дело в том, что Мейв - ты знаешь, кто это - жива. Она выполняет секретное задание в Багдаде под видом хозяйки гостиницы Сирен. Ты согласишься на это?"
Брин тяжело поднялась, держась за руку Фируза.
- "У меня голова точно наполнена водой," - пожаловалась она, - "Фируз, когда мне будут оснащать лодку, не забудь дать мне с собой мешочек с какими-нибудь травами от мигрени. "
- "Какую лодку?" - не понял Фируз.
- "На которой я поплыву в Багдад, разумеется", - Брин поднялась на палубу, жадно вдыхая свежий воздух.
Синдбад и Дубар переглянулись.

Синдбад приоткрыл дверь в каюту. Брин собирала вещи.
- "Я не понимаю тебя".
- "А что случилось?" - спросила Брин, не оборачиваясь.
- "Я не думал, что ты согласишься на поездку в Багдада так безоговорочно. Я ожидал, что ты будешь недовольна... или , по крайней мере, удивишься."
- "Мы на войне, а не на приеме у халифа, Синдбад. Здесь не до жеманства. "
- "Но, Брин, ты перенесла два тяжелых транса, ты нуждаешься в отдыхе, покое... Ты же торопишься так, будто хочешь поскорее убежать от нас".
Брин медленно обернулась к Синдбаду. Эта сцена ужасно напоминала что-то им обоим. Верно. Сцену в каюте капитана, когда они плыли в широтах Сур. Лицо Брин было усталым и разочарованным, но все равно милым . В глазах Синдбада таилось непонимание и даже... обида, которую он явно пытался скрыть, но она готова была вырваться в любую минуту.
- "Дело вовсе не в вас, а во мне. Так будет лучше для меня. Что же касается усталости, то я успела отдохнуть за эти три дня," - мягко ответила Брин, избегая взгляда Синдбада. Разочарование - вот что печалило ее скромное, неяркое лицо.
- "Но я же чувствую, что что-то не так," - пробормотал капитан, выходя из каюты. Он понял, что продолжать разговор бесполезно.
Брин обернулась и посмотрела ему вслед.
- "И все-таки у мужчин совершенно нет шестого чувства. Он услышал только мои слова, а моего голоса он не услышал..."
Брин все поняла. Все стало на свои места после перемен, произошедших в их жизни. Между ними все кончено. Собственно говоря, а что было между ними такого, о чем стоило бы жалеть? Брин вспомнила их первую встречу и свое влечение к Синдбаду... Ее лицо еще больше потускнело от печали. Но и тогда Синдбад был озабочен только поисками Мейв. Брин вспомнила незабываемые ночи, проведенные вместе с ним... Но, обнимая ее, он словно бы обнимал совсем другую женщину - ее, Мейв. А теперь она отправится в Багдад и посмотрит на эту самую женщину, перешедшую ей дорогу много лет назад. Синдбад никогда не любил ее, и ей лучше навсегда закрыть эту дверь. Но как же друзья, как она сможет покинуть их?! " Все меняется. Настал черед измениться и твоей жизни." - ответил ей тихий голос внутри нее.
" И я смогу выжить без их помощи в этом большом, враждебном мире?"
- "Да." - ответил голос.
- "Но как же Синдбад, как же любовь, как же все мои надежды?!"
- "А любишь ли ты его? Ведь нет." - сказал голос.
- "Нет..." - неуверенно повторила Брин.
- "Нет..." - тихо прошептало ее сердце.

0

4

Вся команда собралась на корабле. Накануне ночью Синдбаду и Брин устроили настоящие проводы, распив целый бочонок вина. А сегодня наступило похмелье, не телесное, а душевное. К Брин на корабле привязались, и никому не хотелось расставаться с ней. А как управиться с командованием 25 кораблей без Синдбада, Дубар и вовсе себе не представлял.
Синдбад произнес перед солдатами маленькую прощальную речь:
- "Учитель Дим Дим дал мне и нашей помощнице задание в Багдаде. Мы отплываем сегодня. Будьте осторожны, черные защитники очень опасны. Я буду волноваться за вас, но знаю, что отдаю вас в хорошие руки," - Синдбад указал на Дубара, - "Во время моего отсутствия командовать вами будет Дубар. Слушайтесь его, он отличный воин и знает морское дело."
Стали прощаться.
- "Эх, не везет нам на баб...извиняюсь, на женщин!" - воскликнул Дубар, пытаясь грубой веселостью смягчить минуту расставания, - "Была одна - утопла, а теперь заправляет в багдадской гостинице. Вот и ты уходишь к ней... Удачи тебе, девочка. Ты уж не подкачай там," - вокруг насмешливых, добрых глаз Дубара легли печальные складки. Он крепко обнял Брин.
- "Я буду стараться, Дубар. Я никогда никого из вас не забуду!" - голос Брин задрожал от слез.
Она по очереди попрощалась с Фирузом и Ронгаром.
Дубар подошел к Синдбаду, также обнял его.
- "Ладно, Дубар. Вся надежда на тебя."
Дубар внимательно посмотрел на Синдбада и чему-то усмехнулся.
- "Да уж я-то с солдатами справлюсь. А вот справишься ли ты с хитрой, подлой, но красивой бабой?.. Хотя нет, у тебя получится. Ты это умеешь. Береги себя, брат. "
Послышался птичий клекот - Дермотт кружил над кораблем, словно прощаясь с Номадом.
- "Жаль, Мейв не увидит Дермотта - ведь она так любила его," - пробормотал Фируз.
Брин стояла возле трапа, бледная, взволнованная, оглядываясь вокруг с такой тоской, словно видела своих друзей в последний раз.
Через полчаса лодка с семью пассажирами (Брин, Синдбад и еще пятеро матросов) отделилась от корабля и медленно поплыла вверх по течению Тигра . Пятеро матросов усердно гребли; к тому же, подгонял попутный ветер. Синдбад стоял возле паруса и спокойно, задумчиво провожал взглядом свою плавучую родину, единственный дом, который он когда-либо знал.
________________________________________
(... " Весна кончилась совсем недавно, и пора бешеного цветения фруктовых деревьев и слепяще-голубоглазого неба едва миновала. Только-только перестали лопаться бутоны ярких цветов, чтобы раскрыть майскому дню их желтые, красные и розовые солнца. Только-только на черную свежую землю выпал последний снегопад вишневого цвета, только-только кончились бурные разливы Тигра и Евфрата, затоплявшие молодые всходы.
Две первые недели плавания протекли тихо и безмятежно. Лодка плыла по течению великой реки Месопотамии, маленькая и беззащитная посреди огромных водных просторов. В 15-й день, на полпути к Багдаду, в области города Амара, подул сильный восточный ветер и прибил лодку к левому берегу реки. Это была пустынная холмистая низменность в междуречье Тигра и правого притока Евфрата. Здесь путешественники стали свидетелями странного происшествия.
Вдоль берега во весь опор скакали на лошадях двое человек в одежде охотников. Но в тюрбаны на их головах были вставлены крупные изумруды.
- "Белые защитники!" - воскликнул Синдбад, срываясь с места.
У обоих в руках были луки и они пускали из них стрелы одну за другой. Кони под ними явно были истомлены погоней. А впереди, на некотором отдалении, быстрей ветра мчалось странное, страшное существо. Ростом и телосложением оно было похоже на человека, но с головы до пят было покрыто свалявшимися черными волосами, мохнатыми и длинными. Его морда была безобразна, отчасти она была похожа на обезьянью, но изо рта свисали два длинных, острых желтых клыка, а дикие глаза были налиты кровью.
- "Господи, что это?" - прошептала Брин, медленно поднимаясь с места. На зверя действиельно было страшно смотреть.
Вдруг в воздухе просвистела очередная стрела, и чудовище, которое в это время бежало по самому мелководью, издало хриплый рев и упало в воду. Течение немедленно подхватило его дергающееся от боли тело и отнесло на середину реки.
Брин, Синдбад и все, кто находился в лодке, зачарованно смотрели на тело убитого существа.
- "Эй, там, в лодке! Мы белые защитники и обязаны охранять здешние места. Кто вы и куда направляетесь?"
- "Мы - ученики Дим Дима, плывем в Багдад, а наша миссия так секретна, что мы не можем ее раскрыть", - отвечал Синдбад.
- "Чем вы можете это доказать?"
Синдбад молча показал изумруд - подарок Мейв.
Белые защитники склонили головы в знак согласия.
- "Объясните нам, что все это значит?" - Синдбад кивнул головой в сторону трупа, почему-то не тонувшего, а кружившего по мутной от крови водной глади.
- "Последнее время в этих краях черт знает что творится. Это все черная защитница, колдунья Румина. Всех своих любовников, как только они ей надоедают, она превращает вот в таких вот чудищ. Приходится отстреливать - они нападают на людей. Поплывете дальше - еще не то увидите. "
Брин инстинктивно схватила капитана за руку, почувствовала, как он вздрогнул и опустил глаза.
- "Мужайся, Синдбад! Не поддавайся страху. Ты для Румины - совсем другое дело."
Синдбад попытался улыбнуться, но только еще больше побледнел и отвернулся. Они взглянули на тонущий труп. Но там больше не было мохнатого звериного тела. На поверхность всплыл молодой, довольно красивый обнаженный мужчина со страдальчески искаженным лицом. Видимо, со смертью приходило избавление от заклятия Румины. Труп еще немного покачался на волнах, ушел под воду и больше не появлялся.

Весь остаток дня прошел в гробовом молчании. На следующее утро откуда-то запахло дымом. Через некоторое время путешественники увидели бегущую им навстречу вдоль берега огромную толпу народа - мужчин с опаленными лицами, женщин в обгоревших одеждах, разорванных чадрах или даже ночных сорочках - видимо, прямо с постели. Рядом с женщинами бежали плачущие дети. Совсем маленьких несли на руках. Одна женщина с окровавленным лицом, прижимавшая к груди годовалого ребенка, увидела лодку, остановилась и иступленно закричала:
- "Если только вы прихвостни Скретча, то будьте прокляты во веки веков и в семи поколениях!.."
Затем она вновь сорвалась с места и побежала, тряся орущего ребенка.
Вскоре показался и сам костер. Огромные языки пламени вздымались чуть не до самого неба и отражались оранжевым заревом в Тигре. В беснующемся огне обугливались бедные глинобитные дома, с шумным треском падали балки, проваливались крыши, горели загоны для скота. Пожар, судя по неутихающему пламени, начался не так давно, но от большой, многонаселенной деревни, уже почти ничего не осталось. Пожар явно был рукотворным - между горящих домов то и дело мелькали люди в черных одеждах. Они разоряли амбары, которые еще не сожрал огонь, хватали визжащих женщин, не успевших за своими односельчанами. По обломкам изгородей прыгали плачущие дети, отставшие от своих родителей.
Синдбад, Брин и солдаты молча, во все глаза смотрели на огромный костер, и кровавые отблески ложились на их бледные лица.

По мере приближения к Багдаду и Скале Черепов им встречалось все больше и больше знаков наступающей войны. Беда кружила над Востоком, словно рой ядовитых мух. Они видели еще три горящие деревни. Несколько старейшин, пытавшихся затушить огонь, сказали им, что здесь также побывали люди Скретча.
- "Господи, что они творят! Что они творят!" - в ужасе шептал Синдбад, когда они проплывали мимо очередного пепелища, - " Здесь, куда не плюнь, везде попадешь в Скретча."
- "Мы здесь для того, чтобы прекратить все это, Синдбад," - убежденно отвечала ему Брин, - "Война должна разразиться; она необходима, и этим несчастным, обездоленным людям нужна наша победа."

Последние дни плавания стали вовсе невыносимыми. Воздух насквозь пропитался черным колдовством.
- "Мне тяжело дышать, я задыхаюсь. Здесь везде, повсюду зло", - говорила Брин.
Когда издали повеяло запахом большого города, а в серых клубах облаков показались отвесные вершины Скалы Черепов, в тумане над рекой появилось странное видение. Навстречу лодке, над самыми волнами, медленно летела большая белая птица. У птицы было человеческое лицо, лицо старой, морщинистой женщины со свисающими до самой воды длинными, белоснежно-седыми волосами. Она раскачивала головой из стороны в сторону, словно игрушечный индийский будда, и улыбалась бессмысленной, застывшей улыбкой. Подплыв к самому борту, она вдруг распустила свои тонкие, как паутина, волосы, поднялась в воздух и полетела на них, как на крыльях.
- "Отродья Скретча уже подбираются к самому Багдаду..." - задумчиво пробормотал Синдбад, - "завтра мое плавание заканчивается."
Рассвет следующего дня путешественникам загородила огромная, закрывшая собой солнце каменная громада - Скала Черепов. Ее черные валуны действительно были расположены искусницей-природой так, что образовывали подобие черепов с огромными, устрашающе-темными впадинами глазниц.
Брин сидела, опустив голову, в низко надвинутой на глаза чадре - теперь ей нужно было маскироваться, чтобы в Багдаде ее не узнал никто из черных защитников. Она почему-то избегала смотреть Синдбаду в глаза. Но время прощания уже пришло. Солдаты деликатно отвернулись, и Синдбад заговорил шепотом:
- "Я хочу поскорее вернуться на Номад, Брин. И я хочу, чтобы вернулась ты. Ты... и Мейв.»
Брин посмотрела на Синдбада долгим взглядом, и по ее щекам покатились слезы.
- "Я никогда не вернусь, Синдбад. Я чувствую приближение больших перемен в моей жизни. Они меня осчастливят, но они меня и погубят. Я больше никогда не вернусь!"
- "Не говори так! Все будет хорошо. Мы победим, мы поплывем на Номаде все вместе, вот увидишь!" - взволнованно проговорил капитан, пытаясь успокоить ее.
Брин покачала головой, плача.
- "Прощай, Синдбад. Как же я хотела, чтобы ты полюбил меня... Как же я сама хотела научиться тебя любить".
Синдбад смотрел на Брин, и у него самого в глазах стояли слезы. Солнце торжественно поднималось из-за скалы. Его лучи пронзительно сияли поверх камней и ярко освещали всех, кто находился в лодке, а на силуэт Брин падала тень от паруса, и Синдбаду вдруг почудилась в этом печать грядущей гибели.
- "У тебя влажные глаза, Синдбад. Неужели это из-за меня?.." - Брин растроганно улыбнулась, - "Я запомню тебя таким - молодым, красивым, печальным. Я буду рассказывать о тебе Мейв. Я опишу тебя так, что ты предстанешь перед ней точно наяву. Я расскажу ей о твоей любви."
Синдбад вдруг привлек к себе Брин и нежно, целомудренно поцеловал ее в лоб.
- "А я, если когда-нибудь еще увижу Мейв, расскажу ей о том, как семь лет был другом настоящей женщины - такой же, как она сама. Ты настоящая женщина, Брин, и мужчина, которого ты полюбишь, должен будет носить тебя на руках."
- "Ты никогда не носил меня на руках, Синдбад."
- "Потому что ты никогда не любила меня, Брин."
- "Да... Наверное, это так."
Им было невыносимо грустно, но даже эта грусть была светлой и легкой. Их больше не влекло к друг другу. Они прощались, словно брат и сестра.
- "Прощай, Брин. Мы расстаемся лучшими друзьями. "
- "Прощай, Синдбад. Будь осторожен, ради Аллаха. Я буду очень скучать."
Синдбад выпрыгнул из лодки и поплыл к подножию Скалы Черепов. Дермотт легко вспорхнул вверх и полетел вслед за ним...)

Первое собрание Черной Магии».
Дверь открылась, и в залу стремительно вошла молодая женщина в темно-красных шальварах, шурша шелком, звеня золотыми украшениями. Кошачьей поступью она прошла к центру залы, вызывающе улыбаясь, выставив напоказ свое красивое, ярко накрашенное лицо, свои руки, унизанные браслетами и рубиновыми кольцами, свое белое холеное тело, за обладание которым сотни мужчин продали души дьяволу. Старейшины и черные защитники непроизвольно подвинулись вперед. Вот она, дочь колдуна, великая ведьма Востока, красавица Румина, в точности такая, какой художники изображают ее на портретах: белое, как алебастр, без тени румянца, лицо, тонкие, точеные, нервные ноздри, капризные и злые губы, манящий голубоглазый взгляд, темно-каштановая головка, которая, кажется, с трудом выдерживает тяжесть массивных золотых серег. Поверх шальваров на женщине была одета шелковая юбка, низко сидящая на бедрах, украшенная позолоченная золотой каймой, блузка, расшитая золотом и шаль.
Румина протянула к собранию свою тонкую руку с необыкновенно длинными, багрового цвета ногтями, и заговорила:
- « Я приветствую тебя, повелитель Скретч, и вас, старейшины!»
Скретч нахально оскалился, картинно развалясь на на своем горячем ложе из раскаленных углей.
- «Приветствую тебя от своего имени и от имени всех старейшин, дочь Тюрока. Я призвал тебя для того, чтобы ты рассказала нам все, что тебе известно о белых защитниках и их войске, мой милый голубоглазый демон.»
- «Кажется, это был комплимент,» - хмыкнула Румина.
- «Да, и не в бровь, а в глаз,» - осклабился Скретч.
- «Вот шут гороховый! Но я определенно ему нравлюсь,» - подумала про себя Румина.
- «Я действительно многое могу рассказать о войске Дим Дима, поскольку была близко знакома с одним из них, капитаном Синдбадом. Этот человек в свое время предал меня и до сих пор не заплатил за предательство,» - черты колдуньи стали еще жестче, - «Он имеет небольшую, но верную команду моряков, все они люди храбрые, сильные, но не имеющие никаких магических способностей. В данный момент Синдбад занимается тем, что помогает Дим Диму набирать войско. Семь лет назад его команду покинула женщина, ученица и сподвижница Дим Дима Мейв. Она долгое время боролась с черными защитниками в разных странах, но недавно вернулась на Восток, и, похоже, вновь установила связь с Синдбадом,» - лицо Румины свела судорога, - «Мейв – известная белая волшебница, она обладает некоторыми магическими способностями, сильна в бою.»
- «Опиши старейшинам внешность этой женщины для опознания, так как ее нужно уничтожить,» - потребовал Скретч.
Румина недовольно скривилась.
- «Она высокого роста, выше меня, у нее вьющиеся длинные рыжие волосы, карие глаза… Вообщем-то, ее нельзя назвать уродливой.»
- «А насколько я помню, эта ведьмочка – настоящая красотка! Она очень, очень даже ничего… Многих перещеголяет…» - Скретч в упор посмотрел на Румину.
Та вспыхнула, покраснела и оскорблено поджала губы.
- «Эта женщина опасна, ее необходимо уничтожить. Она так безоглядно верна своему учителю, что не предаст его даже под пыткой.»
- «Что ж, это хорошее качество,» - заметил Скретч.
- «Да, но не для нашего дела!» - запальчиво крикнула Румина.
- «Он просто дразнит меня!» - мелькнуло у нее в голове.
- «Не горячись, дочь Тюрока! Ты на высочайшем собрании, пред очами великого князя тьмы, а не у себя в спальне!» - высокопарно произнес Скретч и тут же расхохотался, высунув длинный красный язык.
Румина побагровела от злости.
- «Сожалею, но мне больше нечего сообщить высочайшему собранию!» - крикнула она.
Злобно стуча туфлями, она устремилась к выходу, отпихнула в сторону привратника и скрылась за дверью.
Зал внезапно освободился от красных облаков шелка, вызывающего блеска золота, тяжкого, чувственного аромата ее духов, и как-то сиротливо опустел. Скретч хохотал до слез.
- «Ну а теперь, когда мы дослушали до конца выступление этой склочной милашки, я полагаю, вы поняли, что вам нужно делать. Прикажите черным воинам найти капитана Синдбада и его команду, а также эту занятную особу Мейв, и убить их. Хотя, что касается последней…Если удастся поймать ее живой, предоставьте ее денька на два мне.»
Скретч скрылся во вспышках пламени, но его хохот еще долго гремел под сумрачными сводами…)

(… Румина вошла в свою роскошную, чудесную спальню – заветную мечту любой персидской аристократки. Мебель из черного дуба и сандалового дерева, вавилонские ковры изумительно искусной работы, белоснежные простыни, такие тонкие, что их можно было пропустить сквозь игольное ушко, медные подсвечники и хрустальные люстры с курящимися в них благовониями – все это богатство было доступно разве что халифу.
Красная от злости, дочь тюрока уселась на подушки перед зеркалом в старинной оправе из чистого золота. Перед ней , на хрустальном столике, лежала ее косметика – флаконы с благовониями, изготовленными из индийских пряностей по особому рецепту, баночками с кремами, помадами и сурьмой. Колдунью окружили служанки, стиравшие пыль с с резного полога ее ложа, поливавшие ядовито-зеленые растения в кадках, расставленных на блестяще-черном паркете, и зажигавшие свечи в люстрах.
- «Скретч совсем разошелся – открыто пристает ко мне при всех, а потом еще и унижает! Как же он надоел мне, этот козлоногий черт!» - процедила сквозь зубы Румина. Впрочем, вернувшись в Скалу Черепов, она уже несколько успокоилась.
В глубоком поклоне к ней подошел ее верный слуга, африканец Айша. Он начал раболепно обмахивать ее пальмовым листом. Негр не отрываясь смотрел на свою хозяйку, и руки у него дрожали от тихого счастья – быть рядом с ней. Айша служил ведьме уже больше 10 лет, и 10 лет она с отвращением ловила на себе его обожающий взгляд.
- «Скажи, Айша,» - капризно начала Румина, обмахивая лицо пуховкой, - «Я красива?»
- «О, как звездное небо, госпожа,» - восторженно прошептал Айша, - «ты прекрасна, как луна, как сон, ты сама богиня персидской ночи!»
Румина даже выронила пуховку от удивления. Она польщенно засмеялась, видно было, что негр приятно пощекотал ее тщеславие.
-«Да ты изъясняешься совсем как поэт, Айша! Но теперь я даже рада, что мой покойный отец когда-то сделал тебя евнухом, а то ты бы так расшалился, что превратился бы из раба в моего любовника! Представьте себе только этого урода Айшу моим любовником!» - Румина захохотала, вслед за ней загоготали ее толстые чернокожие служанки. Айша неловко улыбнулся и покраснел, его всего переполняла такая нежность, что она не могла найти себе места в его тщедушном черном теле, во всей этой сказочно-красивой комнате.
Посмеявшись от души, колдунья продолжала;
- «Нет, уж что-что, а пожаловаться на отсутствие мужчин я не могу – утром жду в гости Шахпура, а вечером наряжаюсь для Абдулы! Не жизнь, а сказка! – только успевай открывать двери!». Рабыни опять захохотали, а по коричневой щеке Айши скатилась горькая слеза, и он совсем неслышно прошептал:
- «Бедная, бедная моя госпожа… Прощаю тебе все и люблю тебя, потому что кроме меня, тебя больше некому любить. Как же ты не понимаешь, что ты совсем не нужна этим важным богатым господам, бывающим у тебя каждый день?.. Как же ты не видишь, что тебя никто, кроме меня, не любит, бедная, бедная моя госпожа…»
Неожиданно дверь в комнату открылась, и вошел привратник – старый сморщенный гном с седеющей острой бородкой.
-«Пришел некий господин Джаск, представляется новым поклонником госпожи Румины и умоляет принять его,» - важно доложил страж.
Румина скорчила недовольную мину.
-«Это что еще за гусь? Вообще-то я ждала господина Али… Ну ладно, пригласи его.»
Она мельком поправила прическу, побрызгала духами запястья и выгнала из спальни всех слуг. Затем ведьма вновь опустилась на подушки, соблазнительно откинула полы своего шелкового темно-синего пеньюара и расцвела в любезной улыбке…)

В комнату вошел мужчина, не замедливший склониться в глубоком поклоне. Пока он кланялся, Румина с интересом разглядывала его. Определить его возраст было трудно, поскольку половину лица закрывала длинная, роскошная черная борода. Он был одет в длинный парчовый халат, расписанный многоцветными узорами, шальвары и белоснежную чалму, украшенную павлиньим пером. Тонкие красивые пальцы были увенчаны массивными золотыми кольцами с драгоценными камнями. Судя по его одежде, гость вполне походил на богатого купца, нажившего немалое состояние, и теперь живущего в достатке и благоденствии. Во всяком случае, именно такой вывод сделала для себя Румина, и мысль о его богатстве сделала ее улыбку еще более приветливой и многообещающей.
- «Я приветствую тебя, незнакомец. Ты искал встречи со мной? Так что же ты молчишь? Подними глаза, я перед тобой, я вся внимание, » - проворковала она чарующим голосом, заранее ожидая, что это сразит гостя наповал.
Господин Джаск поднял голову. Сверкнули пронзительные светло-серые глаза с озорным, недобрым огоньком, на лоб из-под чалмы выбилась светло-каштановая прядь… Румина вздрогнула и покачнулась. Полузабытое, внезапное, жаркое предчувствие окатило ее с ног до головы. Но она все еще не могла узнать этого лица, наполовину скрытого бородой.
- «Я не смею поднять глаза на столь неземную красоту… Я столько искал встречи с вами, столько добивался вашего расположения, что теперь не смею поверить в свое счастье… Простите мне мою робость, госпожа Румина!»
Румина резко встала с кушетки, потому что в противном случае она просто лишилась бы чувств. Земля под ногами пылала, краска бросилась ей в лицо. Она узнала, узнала этот голос! Ее могла обмануть борода, могло обмануть имя, мог обмануть взгляд, но этот мягкий, глубокий, молодой голос она узнала бы из тысячи других. Голос, который в свое время так чарующе-чувственно ответил «нет» на ее требовательное «да».
Румина отлично владела собой. Ее лицо уже обрело свою прежнюю аристократическую бледность, и только глаза горели тревожным, пронизывающим огнем. Она медленно обходила кругами смиренно застывшего на месте господина Джаска, словно тигрица, готовая к нападению.
- «Что же, рада приветствовать тебя в своем доме, господин … Джаск, кажется?.. Скажи, милый Джаск, кого ты мне так сильно напоминаешь?»
- «Может быть, возлюбленного, которого судьба дарит тебе в моем лице?»
- « Хм, а ты, я вижу, осмелел… Скажи, Джаск – что в тебе фальшиво – борода или волосы? Каштановые локоны и черная борода – невозможное сочетание, ты не находишь? Ах, какая досадная оплошность, да?» - ходя кругами, колдунья гасила свечи в канделябрах одну за другой.
- «Просто мои волосы выгорели на солнце, госпожа,» - отвечал Джаск.
- «А вот это мы сейчас проверим,» - Румина рывком сорвала с Джаска чалму. Густые шелковистые волосы разметались по скулам. Румина судорожно вздохнула и опустила в них лицо. Уже через мгновение она отпрянула, словно опомнившись.
- «Фальшивы золотые нити в узорах моего халата. Обыкновенная позолота, » - улыбнулся Синдбад, снимая накладную бороду.
Синдбад… Человек, которого она ненавидела и обожала одновременно. Все такой же молодой, такой же желанный…
- «Сколько лет прошло, Синдбад? Пять?.. Десять?..» - хрипло прошептала Румина, жадно вглядываясь в его лицо.
-«Семь. Какая теперь разница? Этих лет уже не вернешь, как не вернешь того Синдбада, который когда-то тебе отказал. Не сомневайся… Ты же хочешь этого… Иди ко мне, »- прошептал ее гость.
Стояла глубокая ночь. В лунном свете блеснула влажная полоска его зубов за бледными приоткрытыми губами, обманный луч прошелся по тонкой золотистой коже… Дрожащими пальцами Румина погасила свечу. Она задыхалась от страсти. Вся комната пылала тяжкой, темной, невыносимой страстью, от которой просто нечем было дышать. Синдбад уверенным, немного резким движением привлек к себе Румину и впился в ее губы властным поцелуем, ловко освобождая ее талию от пояса пеньюара. И в эту же минуту Румина забыла и о приказаниях Скретча, и о своей долго вынашиваемой мести. Зато она чувствовала его пылающие губы на своей шее. Ее руки, звеня браслетами, горячо заметались по его спине, беспомощные от желания. Она обхватила ладонями его голову и еще сильнее прижала к себе, словно помогая его поцелуям. Властным, не допускающим возражений движением Синдбад бросил ее на подушки. И единственное, о чем в эту минуту была способна думать Румина – какие у него сильные мужские руки… и как приятно им покориться…
Черное облако скрыло луну, словно покрывая их уединение, и ночной мрак опустился на заколдованный замок Скалы Черепов. В комнате стало темно… Совсем темно.)

0

5

(… Спустя три дня Брин была в Багдаде. Багдад…Жемчужина Востока. Город мира. Издалека засверкали золотые минареты его старинных мечетей и дворцов, зашумел многолюдный базар, и сердце Брин наполнилось радостью. Но ненадолго. На пристани в шеренгу выстроилась береговая охрана – люди в черных одеждах… Черные защитники. Брин похолодела от ужаса. Надвинув чадру до самых глаз, она шепотом приказала солдатам в лодке замолчать. Лодка причалила к берегу. Что ж, все спокойно, кажется, их приняли за простых рыбаков. Моряки отправились на поиск багдадской гостиницы. По дороге им попался уличный лоток, где продавались парики. Брин подумала и решила приобрести себе один для еще более удачного маскарада. Квартал Хасаддин – на котором, по словам, Дим Дима располагалась гостиница, они нашли без труда. А вот и сама гостиница – 2-хэтажное роскошное здание в древнегреческом стиле с арками, колоннами и росписью на стенах. Брин не без труда открыла тяжелую кованую дверь, оставив своих сопровождающих снаружи.
Великолепие внутреннего убранства сразило Брин с первого взгляда. Высокие, украшенные росписью потолки с позолотой, стены, увешанные дорогими коврами, мраморный пол, устланный циновками, хрустальные люстры с курящимся маслом сандала, факелы, развешанные по станам, диваны и подушки, расшитые бархатом. Брин попала в главную залу гостиницы. Повсюду отдыхали постояльцы – курили кальян, вели беседы, ели виноград и пили вино. Истинный рай на земле. Взгляд Брин упал на большое, во всю стену, зеркало. Она скинула с головы чадру и чуть не расхохоталась. Парик – невообразимая копна кудрявых иссиня-черных волос совсем не шел ей. Тонкие черты ее лица казались еще мельче. Но зато парик подчеркивал задорно вздернутый носик, ласковые, лукавые серые глаза, милую, лишенную чувственного выражения улыбку. А она очень даже миловидна, эта девушка в зеркале – невысокая, хрупкая, изящная, хорошенькая – подумала про себя Брин, и эта мысль ее немного приободрила. Вдруг в стороне послышались чьи-то приглушенные шаги, и все взгляды обратились на мраморную лестницу, увитую плющом...)
Вдруг в стороне послышались приглушенные шаги, и все взгляды обратились на мраморную лестницу, увитую плющом. По ступеням спускалась высокая молодая женщина в богатом наряде из белого шелка – глубоко декольтированной блузе, шальварах, воздушной, отделанной жемчугом накидке, легко струящейся по открытым, позолоченным южным солнцем плечам. Серебряные, с загнутыми кверху носами, туфли мягко постукивали по каменному полу. Вот она, Мейв, Брин поняла это сразу, и какое-то нехорошее чувство кольнуло ее – не то зависть, не то… ревность. О, сейчас она хорошо понимала Синдбада! Эта женщина действительно была прекрасна, прекрасней, чем Брин заключила себе из рассказов команды. Темно-каштановые(накладные, как уже догадалась Брин) волосы были стянуты в тугой узел, горделиво оттягивавший голову назад, оттеняя розовую белизну лица и глубоко посаженные карие, почти черные глаза, горящие посреди белого лица как две золотистые вечерние свечи. Загадочный, волнующий изгиб губ, мягкий округлый овал лица. Но больше всего это выразительное и чувственное лицо красили густые, тонкие черные брови, низко посаженные, изогнутые двумя полумесяцами. Они придавали чертам опытность и лукавство одновременно. Брин, всегда чутко распознававшая человеческие сердца, подумала, что у этой женщины сердце дикой гордой птицы.
Мейв( хозяйка гостиницы Сирен) приветливо улыбалась восхищенным ею постояльцам. Ее насмешливый и одновременно тревожный, своенравный и печальный взгляд плавно скользил с предмета на предмет, словно разыскивая кого-то, и, наконец, остановился на симпатичной кудрявой брюнетке, в упор смотревшей на нее. В это время к хозяйке гостиницы подошли двое жильцов и заговорили с ней. Брин незаметно прокралась через толпу и подошла к беседующим.
- «Я приветствую тебя, прекрасная Сирен. Мое имя Лали, я из Басры. Я много наслышана о твоей чудесной гостинице, в которой механические птицы поют как соловьи, а в фонтанах струится вода из самого Евфрата. Я давно мечтала побывать здесь. В знак моего преклонения прими от меня этот скромный подарок.»
Лали с поклоном протянула хозяйке гостиницы цветок лотоса – тот самый знак, о котором говорил Дим Дим.
- «Что ж, дорогая Лали. Я благодарю тебя и приветствую в своей гостинице. Будь как дома. Об оплате мы с тобой договоримся,» - произнесла Сирен.
Обе женщины обменялись долгим, пристальным, неприязненным взглядом.
-«Я была в Басре 7 лет назад. Наверное, там многое изменилось с тех пор?» - спросила Сирен.
- «Смотря что ты имеешь в виду, госпожа,» - отвечала Лали, однако она прекрасно поняла вопрос хозяйки.
- «Ну, например, как поживают в Басре …капитаны кораблей?»
- «Отлично Все такие же отчаянные парни и бабники, все так же нравятся женщинам.»
Сирен едва заметно качнула головой.
- «Лали продолжала:
-«А вот что касается бородатых здоровяков, то есть старших братьев этих самых капитанов, то они пьют горькую и пристают к молоденьким девушкам.»
Сирен не удержалась от улыбки.
- «А вот как например, поживают корабельные врачи?»
- «Хорошо поживают. Правда, все в делах, трудятся с утра до вечера, изобретают всякие там взрывные смеси, динамитные шашки, порох. А у негров болит правая нога – отдавило мешком с динамитом.»
- «Плохо, плохо… А сколько всего…домов в Басре?»
- «25. В каждом по 25 человек.»
- «Всего, стало быть, 625 человек. Ходят слухи, что завтра в Басру прибудет еще столько же человек.»
- «Давно пора. Пополнение – это хорошо.»
- «Все ли здоровы в Басре?»
- «20 человек больны лихорадкой, а трех подкосила чума.»
- «Да чем же занимаются ваши врачи? Между прочим, лихорадка и чума заразны.»
- «А врачи и так с ног сбиваются. Маловато врачей в Басре.»
- «Завтра прибудет еще10. Есть ли оружие у жителей этого славного города?»
-«Только у немногих.»
-«Затра новички привезут мечи, шиты и копья. И пусть вышеупомянутые братья капитанов и негры немедленно приступают к обучению жителей.»
-«Непременно.»
Постояльцы с удивлением прислушивались к странному разговору хозяйки гостиницы и ее гостьи, но ничего не могли понять. Наступали сумерки. Сирен пожелала всем гостям спокойной ночи и заявила, что желает отправиться на покой.
- «Я благодарю тебя за твой рассказ, Лали. Пойдем, я покажу тебе твою комнату.»
Обе женщины поднялись по лестнице на второй этаж, где обстановка была намного роскошнее, потому что там располагались комнаты для более богатых и знатных постояльцев. Ноги по щиколотку утопали в мягком как облако ковре. По стенам были развешаны серебряные клетки с поющими в них механическими соловьями – чудесными творениями лучших багдадских мастеров. Возле каждой клетки горели свечи в изящных бронзовых канделябрах. Рябом в углу находился фонтан в виде бронзового мальчика, люьщего воду из двух серебряных сосудов. Из-за закрытых дверей доносились приглушенные голоса жильцов. Возле одной из дверей Сирен остановилась.
-«Вот твоя комната, держи ключ. Но сначала пойдем ко мне – я хочу знать о приготовлениях все, в мельчайших подробностях.»
Они прошли в самый конец коридора, к красивой резной двери с золотой ручкой. Войдя, Сирен заперла дверь изнутри и зажгла свечу, озарившую просторную комнату тусклым, загадочным сиянием. Лали осмотрелась вокруг. Совсем не по-женски были обставлены покои хозяйки гостиницы – скорее, по-военному. Стол, два стула, кровать, похожая больше на корабельную койку, умывальник да кованый сундук с нарядами, необходимыми для знатной дамы – вот и все предметы обихода. С предоставленными ей средствами Сирен могла бы превратить эту комнату в райский уголок, но, видно, эта женщина не привыкла к роскоши, подумала Лали. Женщины уселись друг напротив друга.
- «Избавимся от маскарада. В конце-концов, нам придется работать вместе, а значит, мы должны знать друг друга в лицо.»
Сирен сдернула с головы парик, и Лали ахнула, когда ее настоящие, вьющиеся рыжие волосы рассыпались по плечам медными и золотистыми струйками, окрашивая кожу нежно-розовыми тонами, превращая лицо в волшебный ночной цветок.
- «У тебя неплохие волосы,» - деланно небрежно заметила Лали, снимая свои черные локоны. Под ними оказались гладкие темно-русые волосы, аккуратно собранные в пучок. Собеседницы превратились в Мейв и Брин.
-«С твоих слов я поняла, что в команде все более-менее хорошо, что в Басре находятся 25 ваших кораблей и 625 воинов. Они в надежном месте?»
-«Они в небольшом заливе, скрытом от порта дюнами. Синдбад уверен, что там черные защитники их не найдут. «
-«Синдбад всегда во всем уверен. Черных защитников нужно опасаться – они вездесущи. Боюсь, что они уже появились среди моих постояльцев. Я предупрежу Измира, чтобы он установил наблюдение и охрану за кораблями.»
-«Кто такой Измир?»
- «Мой помощник. Ты скоро его увидишь. Надеюсь, ты поняла, что завтра у вас будет пополнение?»
- «Конечно. И рада, что среди них есть врачи – Фирузу нужна подмога, он больше не может справляться один. Оружия хватит на всех?»
-«По расчетам Измира, да. Значит, полностью войско белой магии будет состоять из 1250 человек. А вот в черной армии – 2500 воинов.»
-«Неужели их в два раза больше?»
- «Зла всегда было, есть и будет больше, с этим ничего не поделаешь.»
- «Как себя чувствует учитель Дим Дим?»
- «Неплохо, вот только ревматизм замучил.»
- «Как?! Ревматизм – у великого волшебника белой магии?!»
-«Да, представь себе. Значит, в команде все хорошо?»
- «Да. Все скучают по тебе, постоянно вспоминают о тебе.»
Мейв покраснела от удовольствия, видно было, что ей очень приятно это слышать.
- «Послушай, Мейв… Ведь Синдбад – очень красивый мужчина, правда?» - вкрадчиво спросила Брин.
- «У каждого свой вкус,» - сухо заметила Мейв.
- «А, значит, он не в твоем вкусе? Ну-ну,» - мрачно усмехнулась Брин, теребя в руках свои накладные локоны, - «какой же я была дурой, напялив на себя эти смехотворные кудряшки! Ну разве это не дурацкий парик? Совершенно дурацкий.»
Брин в ярости отбросила накладные волосы в сторону. Мейв слушала ее тирады молча, подперев голову рукой.
- «Но еще большей дурой я была, когда понадеялась, что у нас с Синдбадом что-нибудь получится. Ведь мы совершенно разные, неподходящие друг другу люди, эьо же просто, как два плюс два! Знаешь, Мейв, я хочу поделиться с тобой, как с женщиной… Когда я вступала на борт корабля, я так наивно верила в любовь, что готова была разделить ее с кем угодно. А тут Синдбад… Конечно, он сразу мне понравился. Но по-настоящему я никогда его не любила, а при этом хотела, чтобы он любил меня. Синдбада нельзя ни в чем обвинить, просто он понял меня совсем иначе. Я думала, это привяжет его ко мне,» - Брин невесело усмехнулась, - «теперь я, конечно, понимаю, что просто возглавила армию соблазненных им женщин. Но ведь ты тоже попалась на эту удочку? Значит, мы с тобой похожи.»
- «Несомненно. Разница только в том, что я не спала с ним,» - с такой злостью ответила Мейв, что Брин в испуге подняла на нее глаза. Увлеченная собственными переживаниями, Брин не заметила, как мертвенно побледнела Мейв, как страшно почернели ее глаза, как она изменилась в лице. Она вся была охвачена гневом…нет, не гневом, а оскорбленной гордостью и бешеной ревностью, подсказала Брин интуиция.
- «Что? У вас с ничего не было?» - в таком изумлении спросила Брин, словно это было что-то сверхъестественное, - «это неправда!»
Мейв вызывающе вскинула голову.
- «Да? Неужели Синдбад посмел утверждать обратное?»
- «Нет, но…Я была уверена в том, что…Как тебе удалось?.. Почему же я не смогла?..» - Брин умолкла, опустив голову. В ее глазах дрожали слезы, - какая же я безмозглая, слабая, наивная… Я всегда завидовала тебе раньше, даже не зная тебя. А теперь буду завидовать еще больше.»
У Брин был такой подавленный вид, что Мейв поневоле смягчилась. Ее горящие глаза погасли и вновь стали печальными и усталыми. Она глубоко вздохнула и обняла Брин.
- «Не надо расстраиваться. Ты не виновата в том, что из-за потери памяти у тебя не было никакого опыта. А в моей жизни нет ничего, чему можно завидовать. Люди учатся на своих ошибках. Пройдет время, и ты встретишь близкого, нужного тебе человека…если только кто-нибудь из нас выживет в этой войне.»
- «Знаешь, Мейв,» - тихо сказала Брин. – «Синдбад любит тебя.»
Мейв вздрогнула и опустила глаза.
- «С чего ты взяла?» - резко спросила она.
-«Он шепчет твое имя во сне.»
Мейв прерывисто вздохнула.
- «Ладно. Уже поздно. Иди спать, Брин, завтра нас ждет тяжелый день.»
Брин вышла из комнаты, и Мейв закрыла за ней дверь. Она подошла к окну и распахнула его настежь, словно ей не хватало воздуха. Восточная ночь ворвалась в комнату, наполнив пьянящей чернотой каждый угол. Южный ветер нахлынул в сердце, переполнив его до краев сладкой, щемящей тоской, подхватил и унес далеко-далеко – за Евфрат, за башенки багдадских мечетей, за полночные дюны, за черные облака. Он любит ее! Боль одиночества и тяжелой жизни поднялась в груди и растворилась, улетела, чтобы никогда не вернуться.
В желтых пустынях Востока, на заснеженных островах Севера, во влажных тропиках Юга, в лесах Запада люди сражались и гибли за Добро, за Счастье на Земле, а жизнь ученицы волшебника, всю себя посвятившей этой борьбе, все так же шла своей заколдованной тропой, минуя счастье, покой и любовь на своем причудливом пути. Но сейчас дул ветер перемен, больших перемен!
Если бы в этот час кто-нибудь посмотрел на красивое здание багдадской гостиницы, он увидел бы в проеме окна рыжеволосую женщину с горящими глазами, раскинувшую руки, словно желая обнять небо.

Мейв разбудила Брин ранним утром следующего дня. Она была закутана с ног до головы в черную чадру, оставлявшую открытыми только глаза.
-«Одень вот это,» - она протянула Брин такой же наряд, - «сегодня мы пойдем к городскому самиру и откроемся ему. Он надежный человек, сторонник учителя Дим Дима.Мы расскажем ему о предстоящей битве, узнаем, насколько население города готово к военным действиям, попросим его начать набор наемников и простых солдат, снабдить их оружием… Но нам нужно остаться неузнанными на улице».
Спустя несколько минут Мейв и Брин, одетые двумя скорбящими вдовами, шли по пустынной, залитой утренним солнцем улице Эль-Каире. Со стороны они казались бедными незнатными горожанками, спешащими по своим делам. В воздухе еще носилась легкая рассветная прохлада , жители только просыпались и открывали ставни своих домов, и на улице еще не было ни одного человека. В то время Багдад был одноэтажным городом, и в большей его части жители ютились в маленьких кукольных домиках из желтой глины. Но были здесь и богатые кварталы , такие, как Хасаддин, где находилась прославленная гостиница госпожи Сирен, и Шатт-эль-Арабэ, с главной улицей Эль-Каире. Эль-Каире была длинной, широкой, как площадь, и по обеим сторонам ее мостовой высились 2-хэтажные каменные особняки, увитые плющом и диким виноградом, с крохотными окнами-бойницами и внушительными воротами. За неприступной оградой почти всегда прятался внутренний дворик с изящным бассейном. Возле некоторых зданий росли олеандры – чудные розовые оазисы в каменной пустыне домов. Эль-Каире была самой высокой точкой города, и отсюда открывался прекрасный вид на слепящую синеву реки Тигр.
По дороге Эль-Каире не ездили убогие телеги с запряженными в них ишаками, несмотря на то, что мостовая здесь была вымощена добротным, гладким булыжником. Городские стражи строго следили за тем, чтобы здесь не появлялись грязные нищие, клянчущие милостыню(хотя, казалось бы, у кого же еще ее просить, как не у состоятельных горожан?) Да, Эль-Каире была улицей богачей, мечтой остального населения Багдада, и здесь жил сам городской самир, господин Абу-Хасан.
Когда Брин попала в Багдад впервые, ей сразу бросились в глаз великолепие знатных домов и убогость нищих кварталов, четкая грань между богатством и бедностью. Мейв тоже видела эту грань, но все же она безоглядно любила Багдад, Жемчужину Востока, как поэтично окрестили город его же жители. Багдад с его кричащими контрастами, узкими, витиеватыми улицами, раскаленными в лучах жаркого солнца, угольно-черными южными ночами, белый в бушующем цвете акаций и вишен по весне, неизменно дорог арабскому сердцу, дорог и ирландскому сердцу, любим им нежно, до боли в груди.
Брин, шедшая рядом с Мейв, о чем-то задумалась и вдруг спросила:
-«Скажи, Мейв, ты когда-нибудь была счастлива?»
-«Не знаю. Я никогда не задавалась подобными вопросами,» - сухо ответила Мейв, которую уже начинали раздражать откровенные расспросы Брин.
-«А мне кажется, что я не была счастлива в своей прошлой жизни, и уж точно знаю, что несчастлива сейчас. Наверное, счастье – это когда ты любишь и любима в ответ, когда ни к кому не чувствуешь ненависти… А я хочу любить, я так хочу быть любимой, мне все равно, кто будет этот мужчина!» - горячо воскликнула Брин.
-«Послушай, Брин – ты, вроде бы, уже не юная девушка, а все витаешь в облаках. Откуда у тебя эти романтические бредни, в то время как мы находимся на пороге войны? Добрый меч и немного храбрости – что еще нужно человеку?»
Голос Мейв заглушил пронзительный, радостный крик ребенка.
-«Папа!»
Маленький, смуглый мальчик лет четырех бежал через дорогу, смешно переваливаясь на своих коротеньких пухлых ножках, навстречу высокому бородатому мужчине в ветхой штопанной рубахе. Видимо, мужчина был поденщиком или чернорабочим у одного из господ Эль-Каире. Вслед за мальчиком бежала молодая, но уже подурневшая от тяжелой работы женщина. Муж ласково прижал к себе жену грубыми, заскорузлыми руками, а она нежно смеялась, и любовь была разлита в каждой морщинке ее лица. Ребенок беззаботно играл у их ног, родители со смехом следили, как он пытается поймать на земле ускользающий от него солнечный зайчик. Наконец, отец взял ребенка и поднял высоко над землей под испуганно-радостный смех матери, и поцеловал в кудрявую голову.
-«Да вот же оно, счастье!» - прошептала Брин.
Мейв побледнела, она неотрывно, с какой-то жадной, пронзительной тоской смотрела на счастливую трудовую семью. И столько отчаяния и горя было в ее взгляде, что Брин отвела глаза. Вот то, чего никогда не было ни в жизни Мейв, ни в ее жизни – простого счастья, спокойной жизни, семьи. То, в чем нуждается любая женщина.
Мейв резко отвернулась и пошла дальше; Брин пошла за ней…)

«Второе собрание Черной Магии».
Спустя две недели Скретч решил подвести итоги и вновь собрать высочайшее собрание в Адском Доме. Как известно, Адский Дом был зданием, которое Скретч мог перемещать в любое место на Земле по собственному желанию. Теперь Скретч решил устроить резиденцию Адского Дома поближе к главной «обители зла» в Персии – в трех милях от Скалы Черепов, в безлюдном месте на развалинах разрушенной демонами деревни. Как и в первый раз, на собрание была созвана вся нечисть, в том числе и Румина.
Ровно в полночь, в сумрачном зале Дома собрались приглашенные. Кого среди них только не было – гули, вампиры, демоны всех мастей, колдуны, ведьмы, оборотни, дэвы, гномы, циклопы, просто черные защитники – всех они расселись кругами вокруг своеобразного трона, стоявшего в центре зала – нагромождения камней и раскаленных углей, на которых восседал Скретч. Все было известно, что собрание должно быть распущено до наступления рассвета, иначе многие демоны могут погибнуть. Поэтому участники собрания читали речи один за другим – делали доклады о состоянии черного войска, о собраниях белой магии, о своих достижениях. Время шло, а Румины все не было… Скретч пришел в раздражение – как она могла его ослушаться, неужели все еще помнит обиду?
Вдруг дверь зала открылась и вошла Румина, сверкая счастливой улыбкой. Она была одета в еще более роскошный наряд, чем на прошлом собрании – длинное узкое платье из серебристой кожи, напоминавшей змеиную, декольтированное на спине и полностью закрытое спереди. На руках колдуньи были одеты серебряные браслеты в виде змей, а на шее – серебряный обруч с черным опалом. Ее волосы были убраны высоко наверх и заколоты на китайский манер – двумя заколками-палочками. Скретч поразился тому, как хорошо она выглядит – просто сияет радостью. И только сейчас он обратил внимание на человека, одетого в черное, в черных сапогах и черной повязке, идущего сзади нее.
-« Рада приветствовать высочайшее собрание вновь! Сегодня я решила преподнести вам небольшой сюрприз. Познакомьтесь с моим спутником капитаном Синдбадом!» - торжествующе закончила она.
Все присутствующие невольно похватались за оружие, Скретч сдвинул брови, но Румина сделала предостерегающий жест: -« Не трогайте его! Отныне капитан Синдбад – черный защитник! Он будет служить на стороне зла, и я вполне доверяю ему.» - Румина с влюбленной улыбкой обернулась к своему спутнику. Синдбад поднял голову и слегка улыбнулся присутствующим, давая понять, что он безопасен.
-«Что ж,» - немного смягчился Скретч, - «Добро пожаловать на собрание Черной Магии, капитан Синдбад. Мир магии знает тебя как ярого сторонника светлых сил, поэтому ты должен понимать – доверия к тебе пока что нет.» - Скретч внимательно вглядывался в лицо Синдбада, пытаясь разглядеть в нем обман, но оно оставалось непроницаемым.
-«Я готова поручиться за него, повелитель,» - поспешила добавить колдунья.
- «Ну что ж, это хорошо. Но готов ли он сам доказать свою искренность и выдать нам секретные планы войска Белой Магии?»
- «Я готов, повелитель. Я буду верно служить тебе,» - с поклоном произнес Синдбад.
- Черные защитники с одобрением закивали головами.
- «В таком случае, мы рады выслушать тебя. Чем больше ты нам сообщишь, Синдбад, тем лучше для тебя. И помни: предателей ждет страшная смерть!» - свирепо заключил демон, пытаясь запугать своего новоявленного сторонника, но лицо капитана оставалось непроницаемым …)

(…На следующий день Дермотт, которого Синдбад взял с собой в Скалу Черепов, нес в когтях послание учителю Дим Диму.
… « Учитель, моя миссия уже вступила в силу. Я в замке, Румина находится под моим влиянием, она полностью мне доверяет. Вчера я присутствовал на собрании Черной Магии. Планов Скретча я пока что не знаю, так как черные защитники мне еще не доверяют. Они потребовали у меня рассказа о планах Белой Магии, я дал им ложные ориентиры. С помощью Дермотта я буду держать тебя в курсе событий постоянно, жду новых распоряжений…»..

Румина жила как в сладком сне. Последние две недели казались ей сказкой, ставшей явью. Человек, с потерей которого она давно примирилась, желая только мести, добровольно пришел к ней, добровольно отдался в ее власть! Осознание своей власти над Синдбадом еще больше щекотало ее самолюбие. Он предал свою рыжую ирландку после того, как она спустя столько лет вернулась в Персию! Он бросил всех ради нее! Мейв… Румину передергивало от ненависти, когда она вспоминала эту женщину. Перед ее глазами все еще вставали ее горящие гневом глаза и своевольно вздернутая медноволосая голова… И восхищенный, страстный взгляд Синдбада, обращенный к ней. Да, эта ведьма принесла ей много бед и разочарований… Она и сейчас была бы рада вонзить ей в сердце нож. Это вечная, древняя как мир, обоюдная ненависть, настолько глубокая, что время неспособно искоренить ее… Но теперь все было позади. Теперь с ней был ее Синдбад, мужчина ее мечты. Черты ее жестокого лица разглаживались, становились по-доброму прекрасными, когда она смотрела на него, в них появлялись отблески чувства. В каждом его движении Румина видела исполнения своих желаний, каждый его взгляд обещал ей новые наслаждения. Она торжествовала, она добилась своего, она победила!.. Но в то же время даже ее ледяное сердце чувствовало, что Синдбад не отдает ей ни капли истинной любви и сердечного тепла и целует ее с наигранной нежностью. Она получила свое, но что-то было не так. И она хотела выяснить причину! Как-то на собрании Черной Магии она слышала, что в день летнего солнцестояния, в ранний рассветный час, у истоков реки Евфрат появляется заколдованный Храм Будущего – прекрасный дворец, вырастающий из облаков. И есть в этом Храме оракул, который готов дать ответ на любой вопрос…всего один вопрос. И много еще чудес и диковинных вещей есть в прекрасном храме, но с первым лучом полуденного солнца он исчезает, тая в тумане… И те, кто не успеет покинуть его, навек исчезают вместе с ним в небытие.
День летнего солнцестояния должен был наступить завтра… И завтра она получит ответ на все мучающие ее вопросы! Румина решилась.

Вечером они с Синдбадом гуляли по роскошным залам Скалы Черепов. Замок был гордостью Румины, и она могла часами бродить по его бесконечным, богато убранным комнатам, переходам и коридорам, а Синдбад с удовольствием потакал ее прихотям…и незаметно осматривал каждую потайную дверь, каждый закоулок, каждую раззолоченную нишу… Но счастливая Румина ничего не замечала… А может, и замечала, но не хотела себе в этом признаться. Теплая рука Синдбада лежала на ее талии, и ей было покойно и необычайно хорошо.
- «Ты любишь меня, Синдбад?» - вдруг спросила она, нарушив безмятежное молчание.
- «Конечно, люблю, моя недоверчивая девочка. Разве иначе я пришел бы к тебе, преодолев такое огромное расстояние?.. Ты так соблазнительна – как можно тебя не любить?» - ласково улыбнулся Синдбад, еще крепче прижав ее к себе.
- «А… Тогда понятно,» - с непонятной грустью отозвалась она. Синдбад не умеет лгать. И никогда не умел – это его отличительная черта. Что-то было фальшиво в его речи или в его взгляде – но что, Румина понять не могла.
- «Меня так удивил твой неожиданный приход… Я не ждала тебя уже много лет, признаюсь. Решила покончить даже с памятью о тебе. И вдруг ты… нежданный гость. В первый момент я даже не задумалась, откуда ты взялся – такой покорный, милый, на все согласный… А теперь мне это уже все равно. Пора забыть прошлое, ведь так, дорогой? Мне лишь важно знать, что ты больше не предашь мою любовь и мою безграничную доброту к тебе – не забывай, ты многим мне обязан – а на остальное я готова закрыть глаза,» - улыбнулась Румина.
-«Интересно, чем я тебе обязан,» - подумал про себя Синдбад, а вслух сказал:
-«Ты права, моя милая – пора забыть о прошлом. Есть только будущее, нужно в него верить.»
-«Кстати, о будущем…» - и колдунья рассказала Синдбаду историю о Храме Будущего.
-«Ты рассказываешь удивительные вещи, Румина. Но чудес на свете много – к чему ты клонишь?»
- «День летнего солнцестояния завтра,» - пояснила молодая женщина, глядя Синдбаду в глаза.
- «Тогда чего мы медлим?» - невозмутимо отвечал Синдбад, - «Нам просто необходимо спросить оракула об исходе войны.»
- «Ты прав, любимый. Я хотела сказать как раз о том же.»
Они вышли на террасу Скалы Черепов. Румина вытащила из-за пояса шелковый мешочек, развязала его и бросила на воздух какую-то пыль.
- «Что это?»
- «Прах летучей мыши.»
Румина начала шептать магические слова. Послышался сильный шум, словно хлопанье огромных крыльев, и в воздухе показались две гарпии - чудовищные птицы с женскими лицами. Их пронзительные крики напоминали хохот и были невыносимы. Капитан невольно попятился, потянувшись к рукояти меча. Но колдунья засмеялась:
-«Не бойся, дурачок. Теперь они к твоим услугам.»
Когда гарпии опустились на край террасы, капитан заметил, что она были впряжены в серебряную колесницу.
-«Летающие колеса?» - изумился он.
-«Именно, любимый. А на чем по-твоему мы будем добираться до истоков Евфрата? Милости прошу, » - Румина улыбнулась и сделала приглашающий жест…
«Храм будущего. Утрата талисмана.»

0

6

Несколько часов летела по воздуху серебряная колесница. Весь юг Персии проплыл перед глазами Синдбада: река Тигр, старинный Вавилон, Кут-эль-Амара, Басра, Абадан… Когда она пролетали над Басрой, Синдбад порадовался, что земля окутана ночным сумраком, и с высоты нельзя разглядеть тайную стоянку его кораблей.
-«Как там Дубар?.. Справляется ли он?» - с внезапным приступом тревоги подумал он.
Могучие чешуйчатые крылья гарпий мощно рассекали воздух, ветер трепал каштановые волосы капитана и пышные кудри Румины. Синдбаду нравилась эта воздушная прогулка; она напоминала ему путешествие на ковре- самолете, совершенное семь лет назад…когда на Номаде была Мейв. Мейв… Если бы она сейчас стояла рядом с ним. На месте Румины, подумал Синдбад. Иногда ему бывает так трудно вызвать в памяти ее образ. Ее пальцы в зареве огня, когда она стреляет молнией, чуть тронутый загаром лоб, черные крылья бровей… Он ускользает, тонет в пучине времени, как тот призрак, приведший его в Адский Дом. Интересно, как она приняла Брин, сможет ли Брин понять ее тревожный, замкнутый образ жизни, поладят ли они?.. Жизнь подарила ему стольких нелюбимых женщин… и отняла единственное дорогое существо.
Синдбад тряхнул головой, словно отгоняя от себя печальное видение. Выше нос! Он никогда не был склонен к философским раздумьям и не впадал в тоску; и не станет делать это сейчас. Чужая, другая женщина смотрит на него глазами, полными страсти, и он должен оправдать этот взгляд, чтобы не подвести множество людей, возлагающих на него надежды. Синдбад весело улыбнулся Румине.
В дымке первых рассветных лучей колесница опустилась у истоков Евфрата, на берегу Персидского залива. Синдбад вышагнул из колесницы и подал руку Румине, чтобы помочь ей выйти – она явно ждала этого галантного жеста. Они стояли по щиколотку в густой траве, уже немного пожелтевшей от июньского солнца. Румина брезгливо подняла полы платья. Вокруг них была холмистая пустошь, местами росли одинокие пальмы, впереди раскинулась небольшая пальмовая роща. Позади простиралась песчаная коса, и шумел Евфрат. Стояло раннее утро, где-то вдалеке выдавала звонкие трели какая-то птица.
- «Будем ждать,» - Синдбад скрестил руки на груди. Гарпии нетерпеливо били о землю когтистыми лапами, кровожадно озираясь по сторонам. Над землей клубился густой туман. Прошло некоторое время. Вокруг было по-прежнему тихо и безмятежно, лишь вдалеке с рокотом билась о берег волна.
-«Знаешь, Синдбад, я думаю, что это был обман. Всего лишь глупая сказка, не более, мы зря проделали такой длинный путь,» - прервала молчание колдунья, капризно поджимая губы.
Первый луч солнца сверкнул в бледных небесах и рассек клубы тумана. Облака засветились золотистыми и розовыми бликами, начиная принимать какую-то форму…
Синдбад почувствовал, что что-то происходит. Облака начали превращаться в беломраморные колонны, окна, выложенные хрустальными витражами, бело-голубые стены, словно сотканные из кусочков неба… И вот, наконец, перед ними расстилается широкая лестница, окутанная туманом.
Синдбад обернулся к восхищенной Румине.
-«Может, это и сказка, милая. Но она очень похожа на явь!»
Взявшись за руки, они поднялись по ступеням. Двери распахнулись перед ними сами.
Они очутились в просторном круглом холле, залитом белым светом. Потолок терялся где-то в сияющей высоте. Прямо перед ними высились три огромные двери с горящими на них огненными буквами.
-«На каком языке эти надписи? Я не могу разобрать ни слова,» - удивился капитан.
-«И не разберешь,» - снисходительно усмехнулась Румина, - «Это древний, мертвый язык ассирийских магов. На левой двери начертано: «Ирт ацнлос,» - означающее «Что было.» На правой двери: «Ирт кессар» - «Что будет.». Посередине же написано: «Ирт хасебен,» и это означает « То, что есть.»
-«Ты молодец, Румина,» - восхитился Синдбад, -«И что же мы будем делать? В какую дверь войдем? Нам нужно поторапливаться.»
-«Может быть, узнаем то, что было? Разберемся в том, что происходило с нами,» - предложила молодая женщина, вопросительно глядя на капитана.
-«Тебе все никак не дает покоя прошлое. Хочешь, я сам скажу тебе то, что было раньше? Раньше я плавал на Номаде и был сторонником старика Дим Дима. Раньше у меня были другие женщины, не скрою, а у тебя были другие мужчины. Раньше у нас с тобой было много ссор и недопониманий. Но теперь все в прошлом, понимаешь? То, что было – то прошло,» - убедительно произнес Синдбад.
-«Тогда давай узнаем, что с нами происходит сейчас.»
-«Сейчас нам с тобой хорошо, Румина, и это главное. А все остальное неважно. Нужно узнать будущее. Не забывай, мы хотели спросить оракула об исходе войны.»
- «Да, любимый, ты прав. Это главное,» - согласилась Румина, отворачиваясь. Видно было, что ей хотелось узнать именно настоящее, чтобы получить ответ на какие-то вопросы, мучающие ее сейчас. Будущее так далеко и туманно – ей хотелось разобраться в себе и своем сегодняшнем дне.
Было решено, что первой пойдет Румина. Она толкнула дверь. Но дверь не поддалась. Зато на ней загорелась новая надпись. Румина испуганно отпрянула.
-«Это еще что?» - нахмурился Синдбад.
-«… Не откроется сокровенная дверь, пока желающий войти не принесет жертву на алтарь Храма Будущего. Жертва эта должна идти из самого сердца. Любая дорогая сердцу вещь может стать такой жертвой. Не поскупись же, входящий!» - перевела Румина.
Вдруг позади вспыхнуло пламя. Оба испуганно обернулись. Посреди зала образовалась воронка с крутящимся в ней огнем.
-«Видимо, это и есть алтарь,» - предположил Синдбад.
Они подошли к огненной воронке.
-«Отдам ему свои кольца. Больше у меня ничего такого нет. Они дороги мне, ведь я люблю деньги и драгоценности,» - Румина начала нервно стягивать с пальцев свои золотые кольца и бросать их в огонь. Пламя уходило куда-то вглубь, словно под землю. Рыжие языки немедленно окружили драгоценности и утянули куда-то вниз.
-«Что же отдать мне?» - подумал Синдбад. У него есть только изумруд Мейв и радужный браслет – единственная память о друге и брате по духу самурае Тецу. Но он не может отдать изумруд. Это его талисман, и, кроме того, подарок женщины, которую он, возможно…больше никогда не увидит. Синдбад решительно стянул с запястья браслет и бросил его в огонь. Когда священный огонь уволок браслет в свои пылающие недра, он вздрогнул и опустил глаза.
-«Теперь пойдем,» - Румина схватила Синдбада за руку, преисполнившись какой-то нервной решительности, и потащила к двери «Что будет». Она смело толкнула ее и вошла, оставив капитана снаружи, замолкшего, печального, ставшего вдруг безучастным к происходящему…

…Румина вошла в огромную алебастровую залу. В ней все было из алебастра, кроме стен. Стены состояли из огромных многогранных зеркал. Когда в высокую алебастровую дверь кто-то входил, в чудесных зеркалах появлялось отражение, но не самого человека, а его души, во всей ее красоте или наоборот, безобразии.
Когда дочь Тюрока вошла внутрь, зала огласилась ее криками. Из всех зеркал на нее смотрели отвратительные зеленые змеи с острыми красными языками и леденящими кровь голубыми глазами. Впоследствии колдунье долго снились эти кошмарные змеи и отвратительная, жуткая синева их глаз. Она в ужасе упала на колени и закрыла лицо руками.
-«Ты испугалась своего отражения, принцесса змея?»- донесся гулкий голос из глубины зала, - «Но ведь это же твоя собственная душа! Странные вы создания, люди – пугаетесь того, что видите в зеркале и не боитесь того, что это самое живет в ваших утробах, в ваших сердцах… Что тебе нужно от меня, дочь Тюрока? Зачем ты тревожишь меня своим присутствием?»
Румина встала с колен, и не отрывая рук от лица, быстро пошла вглубь зала. Там, в темном углу, под самым потолком, висело на серебряных цепях странное стеклянное увитое плющом сооружение, напоминающее собой раскрывшийся цветок. В его глубокой чаше восседал оракул, облаченный в длинные белые одежды. Руки его, покоящиеся на лепестках цветка, были усеяны перстнями. На вид это был совсем еще молодой мужчина, чрезвычайно бледный, как алебастр, с тонкими, правильными, но совершенно недвижными чертами. Казалось, на это лицо одели маску – настолько оно было мертвым. За все время присутствия Румины в зале оракул не сделал ни одного движения ни рукой, ни ногой. Глаза его были открыты, но не моргали, и от этого смотреть в них было страшно. В них не было ни каризны, ни синевы, невозможно было даже сказать куда смотрит оракул – на свою гостью или вдаль – они были незрячими и совершенно белыми, будто белки в них заволокли радужную оболочку и зрачки. Череп его был чисто выбрит и сиял под лампами, точно намазанный эфирным маслом.
-«Знаешь ли ты, прекрасная женщина, что мне можно задавать лишь один вопрос – иначе тебе придется отдать мне свои глаза?»
-«Теперь знаю, оракул. И вот мой вопрос. Ты провидец, и наверняка знаешь капитана Синдбада, бывшего белого защитника, который затем переметнулся на сторону черной магии и стал моим долгожданным любовником. Он целует и ласкает меня, шепчет мне страстные слова, я таю в его руках… но в то же время не чувствую его любви. Скажи мне, оракул,» - Румина страстно воздела к предсказателю руки, - «Как мне заставить его любить меня? Я так хочу быть любимой им!»
Оракул едва заметно разомкнул губы и заговорил, при этом на его лице не двинулся ни один мускул.
-«А любишь ли ты его сама, дочь Тюрока? Что ты испытываешь к нему, кроме своей неудовлетворенной похоти? Кусок льда не способен любить. Вынь камень из своей груди, Румина – и готовь купаться в его нежности.» - голос оракула стал вкрадчивым, - «не хочешь ли ты спросить меня, кто победит в этой войне?»
-«Да, я хочу…», - начала Румина и тут же испуганно осеклась – как она могла забыть? Один вопрос – не больше! Но тут ветви плюща, опутывавшие ложе оракула, упали на пол и хищно протянули к ней свои зеленые побеги. Румина с криком бросилась прочь. Ветви заскользили по полу вслед за ней, цепляясь за ее ноги.
-«Отдай глаза!.. Отдай!..» - шипели изо всех зеркал зеленые змеи. Вот уже алебастровая дверь… Захлебываясь визгом , колдунья схватилась за ручку, вылетела за дверь и захлопнула ее за собой. Она бросилась бежать прочь из удивительного храма, а плющ проник в дверные щели, и точно чьи-то тонкие зеленые руки, завил собой всю дверь.

…- «Что случилось, Румина?» - крикнул Синдбад, догоняя Румину, со всех ног бежавшую к колеснице. Колдунья запрыгнула внутрь и схватилась за изящное серебряное кнутовище, собираясь стегнуть гарпий.
- «Постой! Ты что, решила бросить меня здесь?» - остановил ее капитан.
-«Пойди и убей это чудовище! Немедленно! Я подожду тебя немного… но если ты не вернешься через несколько минут, я улечу одна. Я боюсь оставаться здесь! Моя магия здесь бессильна. Это чудовище из другого мира. Иди, чего ты медлишь!» - закричала Румина срывающимся голосом, указывая ему на храм дрожащей от ярости рукой. Синдбад развернулся и пошел внутрь, и поглощенная смятением колдунья не заметила, как в его взгляде мелькнуло презрение.
-«Значит, так ты собираешься поступить со своим «любимым и единственным»,» - прошептал он, поднимаясь по ступеням.

Синдбад вошел в алебастровую залу. В этот же миг зеркала озарились светом, и в каждом из них отобразилась зеленая морская гладь и белый силуэт чайки, быстро летящей над водой и задевающей крылом гребни волн.
-«Неужели чайка?.. Чайкина душа, чайкино сердце!» - пораженно прошептал Синдбад. (Во время воздушной прогулки Румина успела объяснить ему, что, как она слышала, в Храме Будущего можно увидеть сущность собственной души).
В противоположном конце зала послышался приглушенный смех.
-« Глупые люди! Душа чайки… Такой душой может похвастаться не каждый человек. Светлый разум, храброе сердце… Дух свободы! Не то, что змеиная суть, как у моей недавней гостьи. А мне хотя б такую… Да только у оракула не может быть души,» - оракул усмехнулся, не шевельнув ни одним мускулом рта, безо всякой улыбки.
-« Итак, чего ты хочешь от меня, человек с душой чайки, капитан Синдбад?»
Он по-прежнему сидел на своем троне-цветке, и ветки плюща с ложной безмятежностью оплетали чашу.
Синдбад открыл было рот, и на языке у него был вопрос: « Кто выиграет войну?», но вместо этого он вдруг произнес:
-«Мейв… Я когда-нибудь увижу ее?»
-«Увидишь и будешь вместе с ней, но только если в День Красных Дюн она всадит нож в грудь принцессы змеи… А хочешь ли ты узнать, за кем останется победа на войне?»
-«Да, хочу…»
Стебли плюща слегка всколыхнулись.
-«Но не спрошу. Потому что уверен в нашей победе.»
-« В нашей – это в чьей? Белой или черной магии?» - спросил раздосадованный оракул.
-« В победе Истины,» - многозначительно ответил капитан и вышел из залы.
И как только он вышел, полуденный луч пронзил воздух, и замок, окутавшись завесой из тумана, начал исчезать.
Наружи его ждала Румина, раздраженная, нервно теребящая складки шали.
-«Наконец-то! Я уже хотела отправляться без тебя. Ну что? Ты убил этого мерзкого слепца?»
-«Даже не подумал. Наоборот – получил ответ на свой вопрос. Радуйся, моя дорогая – победа будет за черной магией, теперь уж точно!»
-«Для меня это не новость,» - Румина с деланным безразличием пожала плечами, - «Ведь я спросила о том же самом.»

«…Кусок льда не может любить… Вынь камень из своей груди… И почему только оракулы так любят говорить загадками? Может, это значит, что я слишком груба к Синдбаду и должна быть милостивее к нему…» - размышляла Румина, лежа на шелковых простынях в своей спальне. Вернувшись в Скалу Черепов, она немного успокоилась и призадумалась над словами оракула. Она лежала, в постели, закинув руку за голову, в полупрозрачном черном пеньюаре.
Дверь отворилась, и в комнату вошел Синдбад. Из политических соображений он был одет в одежду черного защитника – шелковую черную рубашку, которая очень шла ему, делая его удлиненного разреза глаза небесно-голубыми, черные штаны, высокие сапоги и черный плащ. Даже волосы его были повязаны черной повязкой. Он поцеловал Румину и начал раздеваться.
-«Тебе идет черный цвет,» - заметила колдунья, лениво следя за его действиями. Ей нравилось наблюдать за тем, как он раздевается. Синдбад вытащил из-за пояса красивый трехгранный клинок.
-«Кстати, давно хотела тебя спросить – откуда у тебя эта прелесть?»
Синдбад любовно провел ладонью по резной рукояти, блестящему лезвию.
-«Подарил черный старейшина на собрании, разве ты не заметила?»
-«А почему в его рукоять не вставлен рубин, как у всех наших защитников? И в одежде ты никогда не носишь рубинов...» - нахмурилась Румина.
-«Подозреваешь меня в сношениях с белой магией?» - усмехнулся Синдбад, - «Главное, моя красавица, в том, что у тебя в голове, а не в том, какие украшения ты носишь. А в мыслях, да и на деле я уже давным-давно самый настоящий черный защитник. И что я – женщина, чтобы украшать себя?.. Ты - мой самый красивый рубин.»
Румина польщенно засмеялась, подозрение, омрачившее ее черты, растаяло. А когда Синдбад разделся и лег рядом с ней, она уже забыла и о кинжале, и об оракуле и вообще обо всем на свете.

…Если в День Красных Дюн она всадит нож в грудь принцессы змеи… Ненавижу оракулов из-за этих головоломок!.. Принцесса змея… Кто бы это мог быть?..» - Синдбад шагал взад-вперед по террасе ведьминого замка, высшей точке Скалы Черепов, - «И что значит День Красных Дюн? Где он, спрашивается, видел дюны красного цвета? ..» - он подошел к краю террасы и поставил ногу на низкий парапет. Здесь, наверху, было ветрено, воздух – горяч и разряжен.
Внизу, в радиусе одного-двух километров, простиралась настоящая бархановая пустыня. Ни одной травинки, ни одного растения не росло на глине, смешанной с камнем и песком. Казалось, вся природа вокруг Скалы Черепов вымерла… А может, и не просто казалось. Вдали, вдоль линии горизонта, высилась длинная каменная стена, окружавшая Багдад. Внутри стены, едва видимые невооруженным взглядом, маячили сторожевая башня городской крепости и золотые купола дворца халифа – великолепного произведения искусства из белого мрамора. Стольный город прятал свои сокровища подобно драгоценной шкатулке, неприступный, огороженный со всех сторон.
-«Черным защитникам будет нелегко взять его приступом,» - подумал Синдбад.
Недалеко от подножья стены вилась тонкая черная полоса. Вглядевшись в нее пристальней, Синдбад понял, что это колея, протоптанная колесами караванов. А еще ближе нес свои мутные воды великий Тигр – источник жизни, кормилец всего Багдада. Отсюда, с террасы Скалы Черепов, он казался тонким ручейком. Сама река протекала вне города, но множество кяризов, отведенных от нее, доставляли воду в город. По берегам Тигра жизнь цвела со всей праздничностью Багдадского лета – оазисы грушевых деревьев, финиковые пальмы, заросли дикого винограда и магнолий, пение птиц… А затем начинались мрачные серые барханы, точно невидимая черта была проведена между той чертой и этой, между жизнью и смертью. Все умирает от прикосновения черной магии. Что же он делает среди этого опустошения, когда даже стены замка, кажется, вопиют, что он здесь единственное живое существо из живого мира, тоскливо подумал Синдбад. Там, в Багдаде, сейчас бушует лето, лимонные деревья наливаются соком, пьяные от июньского солнца, там есть живая женщина, которая, может быть, любит и ждет его, может быть, ревнует… А может быть, ей все равно?.. Еще бы немного продержаться, еще преодолеть искушение и не сбежать отсюда…
Снизу, из недр скалы, послышался торжествующий смех и радостные возгласы. По лестнице, ведущей на террасу, поднималась Румины. Ветер, гулявший в вышине и гулко ударявшийся о камни, мгновенно встрепал ей прическу, и темно-каштановые космы окружили ее бледное лицо.
-«Отличная новость,Синдбад! Наши люди только что смели с лица земли две деревни в окрестностях Хилла!» - Румина светилась от счастья.
Синдбад на секунду отвернулся, потому что внутри все заболело от горечи и ужаса.
-«Две деревни! Две деревни, а я не смог даже предупредить Дим Дима!»
Но через мгновение он повернулся к Румине с веселой улыбкой.
-«Какая удача! Но почему ты не сказала мне о готовящемся набеге? Или ты мне не доверяешь?»
-«Что ты, милый! Просто хотела сделать тебе сюрприз.»
-«Ты его сделала,» - многозначительно произнес капитан, - «но прошу тебя, в следующий раз предупреждай меня, а то я чувствую себя обделенным.»
Дермотт, в течение нескольких дней прятавшийся в Скале Черепов, в глубокой щели между камнями, летел в форпост белой магии. К его лапке была привязана записка следующего содержания:
«Это я во всем виноват, Учитель. Я узнал о бойне слишком поздно. Она скрыла это от меня. Учитель, отстрани меня от дела. Я не справляюсь. Я все испортил.»
На следующий день птица прилетела с ответом. Синдбад ждал ястреба на террасе, сидя на парапете и обхватив голову руками. Он молча развернул записку.
«Это был большой промах, и не только с твоей, но и с нашей стороны, Синдбад . Мы все виноваты в этой ужасной беде, поэтому не казни себя. Румина - необыкновенно коварная женщина, возможно, она еще не вполне доверяет тебе. Не отчаивайся; если бы могли выпытывать у врагов все, у нас бы уже не было врагов. Я не могу отстранить тебя. Ты – наша единственная надежда, ты верный, добрый, сильный, а главное – совестливый человек. Ты справишься.»
Синдбад глубоко вздохнул и сжег записку.
-«Спасибо, Учитель. Это все равно что глоток воды в пустыне.»
Румина вновь спешила к своему возлюбленному.
-«Что это ты так полюбил эту террасу? Мне это нравится – я тоже люблю ее и провела здесь немало приятных минут.»
-«Оказывается, ты можешь что-то любить?» - с сарказмом подумал Синдбад, а вслух поинтересовался:
-«И с чем они были связаны?»
-«С моей маленькой местью. Года три назад у меня было одновременно пять поклонников. Двое из них мне изменили, трое – просто надоели, и я решила от них всех избавиться. Никто из не знал о существовании другого. Однажды ночью, тайком, я привела их одного за другим на эту террасу, собрала их вместе и рассказала правду. Каждый из них загорелся ревностью, они повыхватывали оружие и бросились друг на друга. Но вот несчастье – ночь была очень темная, а парапет, как видишь, очень низкий… Они летели вниз, друг за другом, как мешки с трухой!» - Румина захохотала. Синдбад непроизвольно отошел от края.
-«А знаешь,» - продолжала довольная ведьма, - «Что я видела в зале оракула?.. Мою душу! Она похожа на прекрасную изумрудную змею!»
Внезапно лицо Синдбада озарилось светом, точно его осенила поразительная догадка.
-«Ты настоящая принцесса змея, Румина ,» - с потрясенной улыбкой проговорил он.
-«Спасибо,» - польщено отозвалась колдунья.
Мысль капитана напряженно и лихорадочно работала.
-«Принцесса змея… Все сходится! Ведь Мейв всю жизнь мечтала уничтожить Румину. Значит, мы встретимся только если она убьет ее… Осталось разгадать лишь эти проклятые Красные Дюны»…)

…..Спустя три дня в Багдаде.

Стоял жаркий июльский полдень, но окно в комнате хозяйки багдадской гостиницы было наглухо закрыто. Ни постояльцам, ни случайным прохожим не следовало видеть и слышать тех странных вещей, что творились в это время в покоях Сирен. Постояльцы лежали, развалившись, на кушетках в главном зале, курили кальян и пили прохладительные напитки. Кое-кто уже дремал, окончательно разморенный жарой.
А в это время наверху Мейв ходила взад-вперед по своей маленькой комнатке, недовольно глядя себе под ноги. Она была крайне недовольна и раздражена. Брин сидела за столом, и у нее в глазах стояли слезы досады. Перед ней стояла незажженная свеча. Возле свечи стояли маленькие лампадки, в них тоже не было огня. Брин упорно буравила взглядом свечу, промаргивая предательски набегающие слезы. Все было бесполезно. У нее ничего не получалось. А задача была так проста с точки зрения магического искусства: нужно было зажечь свечу взглядом , читая при этом заклинание огня (книга заклинаний лежала у Брин на коленях, она также ничуть не помогала ее горю), взять огонь руками, прочитав при этом оборонительное заклинание против ожогов, и переместить его в лампадки, чтобы в каждой заискрилось пламя. Но у Брин не получалось даже зажечь свечу.
Дело было в том, что несколько дней назад Мейв получила указания от учителя Дим Дима обучить Брин азам белой магии. Мейв заранее не понравилась эта идея, но против воли учителя не пойдешь. Вот с этого момента и начались неприятности.
-«Не знаю, в чем дело, не знаю!... Это была ужасная затея! Ну конечно, какой из меня учитель, когда я сама училась магией урывками, не имела времени, чтобы практиковаться…» - говорила Мейв, меряя комнату шагами, - «Брин, ну попробуй еще раз. Это ведь… так легко! Посмотри внимательно на фитиль, вложи в этот взгляд все силы, которые только есть, и одновременно читай заклинание. Читай быстро, скороговоркой! Воспламени свой взгляд! Ну! Давай!» - крикнула Мейв, резко остановившись и топнув ногой.
Брин только застонала.
-«О Аллах…» - Мейв всплеснула руками и продолжила хождение.
-«Создание огня – очень важное средство борьбы с врагами. С помощью пламени можно воздвигнуть вокруг себя пылающую стену, можно сжечь любые преграды…,» - монотонно заговорила она, пытаясь скрыть раздражение. Но увидев, что Брин вконец расстроена и подавлена, смягчилась и подошла к ней.
-«Брин, успокойся. Я тоже когда-то начинала с нуля. Рано или поздно ты научишься пользоваться магией. Проблема лишь в том, что у нас так мало времени на твою учебу…» - Мейв хотела положить руку на плечо Брин, но остановилась. Неприязнь к этой женщине давала себя знать. Интересно, как на Номаде столько лет обходились без магии, едко подумала она. Мысль о Номаде напомнило ей о Синдбаде и Румине. Это окончательно вывело ее из себя.
-«Дела идут из рук вон плохо. У тебя ничего не получается. Синдбад проворонил нападение на две деревни, потому что Румина якобы ничего ему не сказала. Но почему ж она молчала, ведь она в нем души не чает!... И похоже, он в ней тоже, раз ведьме удалось настолько задурить ему голову!...» - Мейв чуть не подпрыгнула от негодования при последних словах, дойдя до градуса кипения.
-«Мейв, не волнуйся так! Все уладится… Синдбад не виноват, Румина действительно могла обмануть его…» - попробовала увещевать ее Брин.
Мейв обернулась к ней, ее глаза метали молнии, а в голосе зазвучала неподдельная горечь:
-«Синдбад никогда ни в чем не виноват!.. О, лучше б я не вызволяла его из широт Сур. Я думала, Дим Дим направит его сюда, в Багдад. Что МЫ БУДЕМ ВМЕСТЕ сражаться со злом. Но судьба не любит меня. Я не видела его столько лет… Столько лет… Зато теперь его видит Румина, и не только видит!.. Она получила от него все, что хотела – конечно, ведь она так этого ждала!» - в отчаянии Мейв сцепила руки, напрягла их изо всех сил, и между ее пальцев вспыхнул огонь.
-«Смотри и учись, пока я в ударе!»
Брин ахнула от восхищения. Мейв направила огненный шар на свечу, и фитиль заполыхал. Затем она напрягла руки и резким движением раскинула их по обе стороны от тела. Огонь перекинулся со свечи на центр комнаты, превратившись в огромный костер. Брин невольно отстранилась. Пламя ярко горело, выжигая бархатный ковер, и блики мелькали на темном потолке. Мейв поддерживала пламя, содрогаясь от напряжения. Ей нужно было выплеснуть на что-то весь свой гнев и горечь.
Вдруг в дверь постучали. Мейв резко сдвинула руки, сомкнув ладони. Пламя тут же сократилось, превратившись в тлеющие угли. Мейв наступила на них сапогом, и они потухли.
-«Кто там?»
-«Это Измир,» - глухо послышалось снаружи.
-« А, Измир… Войди,» - слегка смягчилась она, отпирая дверь.
Внутрь вошел человек в длинном бедуинском балдахоне, с капюшоном на голове. Войдя, он скинул капюшон.
-«Брин, познакомься, это Измир, мой помощник. Он избранный, ученик Дим Дима, как и я. Я уже говорила тебе о нем. Измир, это Брин, моя помощница. Она простая девушка.»
Измир поднял голову, откинув со смуглого, почти бронзового лба черную прядь волос, и устремил на нее пронзительный, мрачный взгляд глубоких, непроницаемо- черных, страстных глаз. Брин застыла, как вкопанная. Этот гордый, печальный и загадочный взгляд обездвижил и поработил ее, она стояла и смотрела в черные глаза, утопая в их бездонном омуте. (Примечание от автора. Чтобы вы получили такое же представление об Измире, которое имею я, представьте себе Джонни Деппа).
-«Очень рад, Брин. Надеюсь, мы сработаемся,» - лаконично произнес он, но его глаза улыбнулись ей. Он повернулся к Мейв, и Брин, которая не отводила от него взгляда, сразу же почувствовала уважение, исходившего от каждого его жеста, даже от наклона головы, когда он заговорил с Мейв. Он явно уважал эту женщину.
-«Что случилось, Измир?» - встревожено спросила Мейв.
-«Учитель Дим Дим говорил со мной. Птица принесла ему известия от Синдбада.»
-«Дермотт!» - с нежностью прошептала Мейв.
-«Черные защитники готовят гибель жителям Багдада. Они хотят отравить воду в реке Тигр. Семь гарпий из Адского Дома уже летят к реке, сопровождаемые семью демонами-призраками. У нас очень мало времени, Мейв».
Кровь сначала прихлынула к лицу Мейв, затем резко отхлынула, и она побледнела, как смерть. Она кинулась к сундука, вытащила оттуда ножны и оружие.
-«Брин, беги в свою комнату. Возьми кинжал, копье и маленький дротик для метания. Ты умеешь метать оружие?.. И не забудь о книге заклинаний!» - крикнула она.
Брин бросилась по коридору. У нее все плыло перед глазами от волнения.
Мейв распахнула окно.
-«Придется вылазить через окно. Это единственный для нас выход. Если мы втроем выйдем через главный вход , нас заметят постояльцы.»
-«Посмотри вниз, Мейв,» - произнес Измир.
Под окном, находившимся на втором этаже, стояли три лошади, щипая траву.
-«Я все предусмотрел».
-«Не перестаю восхищаться тобой, Измир.» - слегка улыбнулась Мейв, но тут же вновь помрачнела.
Тут подоспела вооружившаяся Брин.
-«Да хранят нас силы Добра!» - прошептала Мейв. Забравшись на подоконник, она с боевым криком спрыгнула на лошадь. Лошадь заржала, захрапела, почувствовав на себе седока, но Мейв усмирила ее, схватившись за узды. Вслед за ней прыгнул Измир, последней – Брин, опасливо держась за подоконник. Через несколько минут трое всадников выехали из города и, гоня во весь опор, направились на восток.

Они ехали молча, по холмистой пустоши. Собственно, во время этой бешеной скачки нельзя было проронить ни слова. Мейв и Брин были одеты в длинные белые плащи - знак белого защитника, Измир оставался в своем балахоне. Во время езды с Мейв слетел капюшон, и длинные огненные волосы заполоскались по ветру. Спустя несколько минут вдали послышался рокот реки, а еще чуть позже показались чьи – то тени и шум крыльев.
-«Это они! Будьте начеку, друзья!» - прошептала ирландка.
Они пришпорили коней.
Семеро всадников во весь опор мчались по песку. Под ними были черные кони. Черные плащи защитников Скретча развевались по ветру…но очертания их были неясны, словно миражи. Внезапно один из призраков обернулся, и из-под черного капюшона мелькнули пустые впадины глазниц и щербатый оскал.
-«Это призраки!» - воскликнула Мейв. Измир стиснул зубы, Брин только крепче вцепилась в узду коня.
Вскоре показались и гарпии. Семеро отвратительных огромных птиц с женскими головами летели чуть поодаль от призраков, наполняя воздух пронзительными криками.
-«Посмотрите! Посмотрите, что у них в когтях!» - воскликнул Измир.
Каждая гарпия несла в когтях по кувшину. Когда одна из гарпий немного покачнулась при полете, из кувшина на землю пролилось несколько капель. И в то же мгновение полевые цветы, росшие в том месте, превратились в зловонную болотную тину.
-« Это и есть яд! Прикройтесь плащами, зелье не должно попасть на наши тела!» - крикнула Мейв, -« приготовьте оружие!»
Брин и Измир выхватили мечи. Река была уже совсем близко, и отродья черной магии направлялись к ней.
-«Не подпускайте их к реке!»
Внезапно одна из гарпий обернулась, увидела погоню и издала отвратительный крик, напоминающий хохот. Распустив крылья, она плашмя бросилась на Мейв, намереваясь вцепиться ей в волосы.
-«В бой!» - волшебница сомкнула руки, напряглась изо всех сил и зажгла молнию. Размахнувшись, она швырнула ее в гарпию. Та истошно закричала и выронила зелье. Конь Мейв испуганно отпрянул от падающего кувшина. Ядовито-зеленая жидкость разлилась по земле, и она обуглилась. Но на помощь гарпии уже спешила «подруга». Мейв вновь зажгла молнию. Последовавший взрыв испепелил обоих чудовищ, их обуглившиеся тела безжизненно упали на землю. Воодушевившись примером Мейв, Брин метнула в одну из гарпий дротик. Он не причинил ей особого вреда, расплющившись о покрытое панцирем брюхо. Но Измир добил ее, также метнув дротик. Исчерпав метательное оружие, они взялись за копья. Тем временем Мейв бросила еще две молнии- от одной из них гарпия сумела уклониться, другая сожгла ее в одно мгновение. Вдруг Брин жалобно вскрикнула и стала оседать с коня. Увлекшись битвой с гарпиями, они забыли о демонах. Один из демонов подобрался к Брин сзади и ударил ее мечом в плечо. Измир немедленно направил своего коня к пострадавшей, обхватил ее одной рукой, поддерживая на коне, а другой начал орудовать кинжалом. Но кинжал прошел сквозь призрака. При ударе тело демона исчезло, а через мгновение появилось вновь, мерцая в воздухе, словно дурача нападающего.
-«Таким способом ты не уничтожишь его, Измир,» - крикнула Мейв, - «Здесь нужна магия . Таких демонов можно убить только при помощи человеческой крови.»
Мейв начала громко читать заклинание против демонов. Затем она взяла меч и слегка порезала себе палец. На острие показались капельки крови. Почти выкрикивая заклинание, она ударила мечом призрака. В тот же миг он исчез, превратившись в кучку пепла.
-«Демонов я беру на себя. Расправьтесь с гарпиями!»
Брин и Измир начали колоть гарпий копьями. Мейв, окруженная призраками, убивала их одного за другим.
Спустя полчаса все было кончено. Яд был разлит по земле .На земле умирали израненные гарпии. Друзья, израненные и уставшие до беспамятства, спешились с коней.
-«Бой кончен. Как я люблю эти моменты. Ты в порядке, Брин?» - улыбнулась Мейв.
-«Да,» - обессилено кивнула молодая женщина. Измир поддерживал ее, и ей было необыкновенно хорошо от его прикосновения.
Тут Мейв услышала жалобное ржание коня. На его ногу пролилось несколько капель яда, и она покрылась коростой. Мейв немедленно опустилась на колени перед животным и стала ласково гладить пораненное место, читая заживляющее заклинание. Спустя несколько минут короста отпала, а рана исчезла. Животное смотрело на Мейв добрыми, печальными глазами, и Брин почудилась благодарность в этом взгляде.
-«Нам пора возвращаться. Нужно будет обработать раны,» - произнес Измир.
Они медленно направились в сторону Багдада, ведя коней под узды. Измир вел под руку Брин, Мейв гладила по холке свою исцеленную лошадь. Солнце медленно клонилось к закату.

0

7

«ТАНЕЦ ЖИВОТА»
«…Теперь сведения от Синдбада стали приходить все чаще, и самые верные. Он явно стремился искупить вину, и ему это определенно удавалось. Когда требовалось предупредить незначительную опасность, Дим Дим поручал задание защитникам более низкого ранга. Когда же черная магия готовила серьезное нападение, учитель возлагал все надежды на любимую ученицу, ее помощника – не волшебника, но сильного воина, и Брин – женщину, Не-помнящую-себя. Все трое уже состояли в ранге Главных Воинов Света. А точнее, четверо – Синдбад также примкнул к этой коалиции. Они были тайной надеждой на спасение всего Востока.
Не прошло и недели после битвы с призраками и гарпиями, как верный Дермотт принес Дим Диму тревожную весть. Мейв, крепко спавшая в своей комнате после тяжелого и тревожного дня(собственно, все дни ее жизни были тревожными), услышала во сне голос учителя. И распахнула в темноту встревоженные глаза, осознав его слова.
* * *
Дверь в комнату Брин отворилась.
-«Кто там?» - сонно пробормотала молодая женщина.
На пороге стояла Мейв в совершенно неподобающем для ночного отдыха наряде – атласных шальварах, кружевной воздушной юбке, опоясанной кушаком с шелковой кисточкой, короткой кружевной блузе бежевого оттенка с глубоким декольте и золотой цепочке на черных накладных волосах, поддерживающей полупрозрачную накидку, которая закрывала нижнюю часть лица. В ушах красовались длинные золотые серьги, на груди – золотое колье. Это был праздничный наряд танцовщицы.
Брин удивленно приподнялась на локте.
-«Что это за маскарад, Мейв?» - спросила она, окончательно просыпаясь.
-«Плохо дело, Брин. Я только что разговаривала с Учителем. На окраине Багдада собралась община… вампиров. Кровопийц. Они собираются совершить жертвоприношение своим демонам. С помощью Синдбада нам удалось узнать, где именно это произойдет. Они похитили двоих детей и собираются принести их в жертву – то есть выпить их кровь. Это должно произойти сегодня ночью. Поэтому у нас совершенно нет времени, Брин. Я уже мысленно вызвала Измира, он сейчас будет здесь. Немедленно одевайся так же, как я.»
-«Но к чему этот костюм для танца живота?» - Брин торопливо встала с постели.
-«Потому что сегодня никаких драк не будет. Это задание будет посложнее битвы с гарпиями – вампиров силой не одолеешь, их нельзя убить мечом. Здесь нужна хитрость и ловкость. У меня созрел план. Не знаю, насколько он хорош, но у нас нет выбора. Устроим небольшой маскарад.»
Мейв вышла из комнаты. Брин, поспешно одеваясь, перебирала в уме ее фразу:»Я мысленно вызвала Измира»…Она имеет возможность разговаривать с ним, не видя его, передавать ему свои мысли в душе. И Брин поймала себя на желании знать мысли Измира. И не только мысли, но и чувства этого мрачного человека с завораживающим взглядом. Она выбежала в коридор. По лестнице уже спешно поднимался Измир. Его встретила Мейв, они начали переговариваться в полголоса. Брин подошла к ним.
-«Здравствуй, Измир.»
Измир обернулся к ней, обжег долгим и внимательным взглядом.
-«Здравствуй, Брин. Как твоя рука – зажила? Ты чувствуешь себя лучше?»
-«Все в порядке, Измир,» - улыбнулась Брин, ощущая, как что-то начинает оттаивать в ее разочарованном сердце. Брин еще раз улыбнулась, чувствуя, как от его заботы у нее за спиной вырастают крылья, и она становится сильной как никогда.
Мейв скользнула быстрым взглядом по обоим; она понимала, что происходит между ними. По ее губам мелькнула незаметная улыбка.
-«Полезем через окно, как и в прошлый раз.»
-«Словно шайка воров,» - усмехнулся Измир.
-«Что делать, Измир. Добро часто вынуждено действовать окольными путями, в то время как зло шагает с гордо поднятым флагом.»
-«Я достал копья из чистого серебра. Это может убить их.»
-«Отлично, Измир. Что ж, нам пора.»
Спустя минуту они уже крались по спящим улицам Багдада.
* * *
Маленький Касим огляделся по сторонам. Его пятилетняя сестренка лежала на полу, связанная, как и он. Она ничего не понимала, и поэтому просто хныкала от того, что ей было неудобно. Касиму было десять, он все прекрасно понимал и умирал от страха. Эти люди – десять человек, которые молчаливо двигаются вокруг него - настоящие гули, как в сказках, только страшные и настоящие. У них бескровные бледные лица, а из-под капюшонов черных плащей горят красные безумные глаза. А когда один из них подошел к мальчику и скорчил рот в подобии улыбки, и Касим увидел его длинные, ОЧЕНЬ длинные зубы- резцы, он закричал… И кричал до тех пор, пока ему не заткнули рот кляпом. Они ходят как тени, и все возятся с этим странным сооружением посреди мрачной комнаты, вокруг которого горит огонь и стоят бронзовые кубки. Под потолком летают летучие мыши, мерзко шелестя черными крыльями. Касим понимал: их хотят убить. Он кричал бы и вырывался, если б мог, но он был связан и совершенно обездвижен…
Вдруг один из гулей подошел к остальным, указывая на дверь. Вампиры собрались в группу, переговариваясь своими странными, шелестящими голосами. Наконец, один из них направился к двери и открыл ее.
В зал вошли трое людей в черных плащах.
-«Черные – значит, плохие,» - мелькнула уже усвоенная истина в голове мальчика.
-«Я приветствую вас, порождения мрака,» - проговорил мужской голос из-под капюшона.
Вампиры молча прослушали это приветствие, шаря по незваным гостям хищными холодными глазами.
-«Я пришел к вам с хорошими вестями. Я – посланник Скретча…»
-«Откуда нам знать наверняка, что ты посланник Скретча?» - перебил его свистящим шепотом один из вампиров.
-«Как бы иначе я узнал, где и в какой час собирается ваша славная община, как не от великого Скретча? Он велел вам принести жертву в его честь, и приказал отблагодарить вас за верное служение. Его подарок исполнит для вас прекрасный, чувственный танец.»
Спутники говорившего скинули плащи. Вампиры плотоядно осклабились. Перед ними стояли две молодые стройные женщины в роскошных костюмах, обнажающих талии. Их лица нельзя было разглядеть, так как они были полузакрыты накидками.
-«Пусть они станцуют,» - прошелестел один из гулей.
Женщины склонили головы в ответ. Одна из них, та, что была выше, достала бубен и стала бить в него, отбивая четкий восточный ритм. Обе танцовщицы начали медленно двигаться по залу, плавно покачивая бедрами. Та женщина, что била в бубен, воздела руки вверх, не переставая отбивать дробь, и начала приближаться к связанному Касиму. Она прошла мимо, но он встретился взглядом с ее прекрасными настороженными карими глазами и увидел, как она подмигнула ему. В сердце Касима забилась надежда.
Женщины продолжали двигаться под ритм, повторяя ритмический рисунок притопываниями и затейливыми движениями рук. Их спутник в плаще молчаливо стоял у двери, скрестив руки на груди. Вдруг девушка с бубном остановилась и передала бубен своей напарнице.
-«Я вижу, вокруг вашего алтаря стоят кубки, дети мрака. Мы – не единственный дар великого Скретча. Он велел преподнести вам превосходнейшее, изысканное вино,» - произнесла она мягким, мелодичным голосом и подошла к мужчине, который передал ей графин.
-«Не хотите ли вы поднять кубки за повелителя тьмы и за наш танец?»
-«Мы пьем лишь то вино, что течет по человесеским жилам,» - оскалился один из гулей, сверля глазами девушку.
-«Неподобает отвергать дар Повелителя Тьмы,» - настойчиво повторила танцовщица.
Помедлив, вампиры склонили головы в знак согласия.
Молодая женщина разлила вино по кубкам и обнесла всех, звеня браслетами на запястьях, и продолжила танец. Гули пили вино под монотонный стук бубна и мельканье танцующих фигур… Их глаза начали устало закрываться. Одного за другим их усыпляло зелье, подмешанное в вино. Наконец, когда все они безжизненно склонили головы вниз, танцовщицы остановились и переглянулись. Касим задергался, не в силах дождаться освобождения.
-«Пора! Измир, доставай копья,» - решительно произнесла Мейв, отбрасывая бубен.
Измир достал из-под плаща три серебряных копья, и бросил девушкам, оставив себе одно. Вдруг один из вампиров открыл красные, кровавые глаза.
-«Просыпайтесь, братья. Это обман. Обман!!» - прошипел он. Раскинув руки наподобие крыльев, он взлетел как летучая мышь. Мейв начала читать заклятие от вампиров, но он схватил ее, поднял над землей и бросил об стену. От удара Мейв потеряла сознание. Брин кинулась на помощь, но вампир проделал с ней то же самое, отшвырнув к противополжной стене. Измир нацелился и метнул в него копье. Оно попало ему в ногу. Гуль издал пронзительный хрип, напоминающий воронье карканье, но остался на лету. Он вновь метнулся к Мейв, безжизненно прислонившейся к стене, и поднял ее в воздух, схватив за шею.
-«У тебя нежная кожа… Надеюсь, то, что находится под ней, окажется повкуснее того вина, которым ты нас опоила…» - вампир наклонился к горлу девушки, намереваясь вцепиться в него… и страшно захрипел. Второе копье, брошенное Измиром, проткнуло его насквозь. Он упал вниз вместе с Мейв, истекая черной кровью.
Вампиры начали просыпаться, кровожадно скаля клыки.
-«Что делать?» - в отчаянии спросила Брин.
Вдруг за наглухо завешенным окном замаячил слабый свет. Занималось утро.
-«Открой окно, Брин!» - слабо прошептала Мейв, пытаясь освободиться из объятий мертвого вампира с остекленевшими глазами, - «Открой окно – если вампиры не успели превратиться в летучих мышей и спрятаться до первого луча солнца, им конец!»
Брин бросилась к окну и распахнула его. В залу хлынуло утреннее солнце. Начались дикие хрипы и стоны…вампиры превращались в прах один за другим….
Вскоре все было кончено.
Измир поднял на руки Мейв, очень сильно ушибившуюся при падении, а Брин развязала Касима и его сестру. Мальчик обнял сестру, и они оба расплакались. Затем Касим подошел к Мейв, без сил лежавшей на руках у Измира.
-«Ты в порядке, малыш?» - тихо спросила она.
-«Да. Спасибо,» - мальчик восторженно смотрел в глаза Мейв, - «Я понял, что ты добрая, как только посмотрел в твои глаза. Ты такая красивая. Кто ты?»
-«Красота не всегда бывает доброй, малыш, запомни это», - Мейв протянула руку и ласково взъерошила его волосы, - «Но мы действительно хотели спасти вас. Меня зовут Мейв. Бегите домой, вы свободны!.»
Брин смотрела, как бережно Измир поддерживал ученицу волшебника, и не без горечи подумала, что ни один мужчина никогда не держал ее на руках…а может быть, и держал, просто это было в ее…прошлой жизни, из которой она не помнит ничего – ни плохого, ни хорошего. На минуту молодой женщине захотелось оказаться на ее месте.
-«А мы неплохо справляемся втроем,» - Мейв с усталой улыбкой положила голову на плечо Измиру, - «Пойдемте отсюда.»
Друзья вышли из здания, ведя за собой детей. Измир бережно нес Мейв перед собой, а Брин шла сзади и разрывалась между совершенно противоположными чувствами – жалостью и ревностью. Этой страшной ночи пришел конец; а солнечное утро унесло все страхи и неприятные воспоминания.
«ПЛАМЯ СУДЬБЫ.»

(одну неделю спустя в замке Скалы Черепов)

(…Стояла глубокая ночь. Ненастье властвовало в этот поздний час над Персией, косой дождь лил стеной, грозя затопить барханы за стенами Багдада и превратить их в болото. Но в опочивальне госпожи замка было тихо и покойно, а толстые каменные стены не пропускали внутрь ни единого звука бури.
В канделябре догорала одинокая свеча. Синдбад и Румина лежали в постели, отдыхая после близости. Голова Румины покоилась на груди капитана, разметавшись по ней темными волосами. Синдбад рассеянно смотрел на тлеющий огонек свечи, скользил взглядом по сводам потолка. Наконец, колдунья решилась нарушить молчание.
-«О чем ты думаешь?» -она с довольной улыбкой посмотрела в его усталые глаза, в которых уже бродил сон.
-«О том, что сейчас засну. Давай спать, Румина, уже так поздно…»
Румина немного привстала на кровати.
-«Вообще-то я хотела поговорить с тобой, Синдбад.»
Молодой человек устало повернулся к ней.
-«Давай поговорим завтра. Разве это срочно?»
-«Нет, это не срочно. Но я хочу говорить с тобой именно сейчас, а не когда захочешь ты!» - колдунья упрямо дернула подбородком, в ее глазах метнулся властный огонь.
Капитан покорно пожал плечами, зная, что спорить бесполезно.
-«Я тебя слушаю.»
-«Меня удивляют и смущают твои действия как черного защитника.»
-«Какие действия?» - удивился Синдбад.
-«Вот именно – какие действия?» - подхватила молодая женщина, - «Ты ничего не делаешь. Ты до сих пор ни разу не причинил никому зла, не принял участия в разорении деревень, в наших ритуалах, до сих пор не убил ни одного белого защитника! Ты только принимаешь участие в собраниях черной магии, но там одни лишь разговоры. Где же твой вклад в дело нашей победы? Ты черный защитник только на словах – не на деле! Это кажется мне странным. Или ты…»
-«Что «или»? Румина, ты же слышала, Скретч сказал, что все еще относится ко мне с подозрением, и не может допустить моего участия в каких-то нападениях, пока полностью не убедится в моей искренности. Я не хочу самовольничать. Или ты хочешь, чтобы я навлек на себя его гнев?»
-«Нет, я этого не хочу. Но я очень хочу, чтобы ты проявил себя… как-нибудь отвратительно. Как настоящий черный защитник. Соверши какую-нибудь мерзость, в конце концов, я хочу, чтобы мой любимый был подлым и жестоким человеком, а не добренькой размазней! Ну, порадуй же меня!» - воскликнула Румина.
-«Обязательно порадую, милая. Но только не сейчас, хорошо? Разве я мало порадовал тебя этой ночью?.. Я хочу спать. А завтра я обязательно совершу какую-нибудь подлую гадость.»
Синдбад повернулся к стене, полагая, что разговор окончен. Но Румина явно считала иначе. Она вновь приникла к нему.
–«Знаешь, Синдбад… Я много думала о том, почему ты столько времени предпочитал мне Мейв…», - лениво промурлыкала Румина, наматывая себе на пальцы завитки его каштановых волос. Вдруг она страстно вскинулась и скомкала пальцами шелковую простынь, - «Чем она лучше меня? Ведь она же безродная крестьянка, деревенщина из окрестностей Багдада! Может, у нее ноги длиннее, чем у меня? Тебе больше нравится ее фигура? Целуется лучше? Почему она, а не я?» - Румина вся дрожала от возбуждения, она сверлила Синдбада глазами, словно хотела вынуть из него душу и порвать ее в куски.
Синдбад выдавил из себя улыбку, но уголки его губ судорожно скривились от отвращения. При упоминании Мейв его сонливость улетучилась.
-«Гром-баба, дерется как пять самураев, колдует с горем пополам, недоучка… Я ведь знаю ее как облупленную,» - продолжала колдунья, - «Разве можно было предпочесть ее моей красоте, моему богатству, моим талантам, моему аристократизму?.. Или эта несчастная потаскушка лучше меня в постели?!»
Синдбад не выдержал.
-«Да что ты о ней знаешь? Я ни разу не спал с ней!»
Молодая женщина села на кровати.
-«Не лги мне! Это невозможно!»
-«Что ты вообще можешь о ней знать? Она вытерпела и выстрадала за всех нас.» - говоря это капитан поднялся с постели и начал одеваться. Румина по-прежнему сидела, принимая его слова за шутку.
-«Все эти годы она любила меня, так, как ни одна женщина, тем более ты, любить не сможет. Только ее любовь сделала меня прежним человеком и вернула в Междуречье, туда, где я был нужен,» - Синдбад с презрительной усмешкой бросил колдунье ее подарок – кольцо с рубином.
Румина потрясенно ахнула.
-«И я все эти годы думал о ней, вспоминал ее тревожные глаза, ее усталую улыбку, рубец на ее плече от меча черного защитника. И я не знаю, как она справляется со своей миссией, как она несет на себе этот тяжелый гнет. Если бы я мог, я бы снял его с ее плеч, и переложил на свои, » - страстно и увлеченно продолжал капитан, наступая на оцепеневшую молодую женщину, - «Много, много раз я видел во сне ночь семилетней давности, когда однажды, во время боя, я был ранен, команда перенесла меня на койку в каюту, и Мейв сама, не подпуская Фируза, перевязала мои раны. А потом она положила мою голову себе на колени и поила каким-то настоем. Вот тогда-то я и понял, что значит настоящая женщина и ее любовь, каким я буду дураком, если упущу ее.» - Синдбад смотрел куда-то сквозь Румину, его мысли отправились в путешествие по далекому прошлому, -« Она умела быть такой нежной, несмотря на то, что иногда ей приходилось бывать грубой. Раньше я считал, что у нее скверный характер. Теперь я понимаю, что это была всего лишь защита от жестокого мира, от людей вроде тебя. А когда я пошел на поправку, она напустила на себя такой сердитый вид, как будто я ее смертельно обидел, и даже не разговаривала со мной несколько дней… Впрочем, твоему аристократическому уму этого не понять, Румина. Для тебя в жизни главное побогаче одеться и поиметь как можно больше мужчин. Но моя миссия, кажется, окончена, я дал тебе все, что ты от меня хотела. Прощай, желаю себе больше никогда не видеться с тобой.»
-«Стража! Взять его!» - Румина стояла возле кровати, зловещая, встрепанная, едва дыша от злости.
-«Подлый предатель, теперь я все поняла! Ты был подослан Дим Димом! Все мои опасения оправдались!»
-«Да, кроме того, от него и от Мейв мне перепало кое-что в подарок, - «Синдбад быстро достал из кармана изумруд и показал отпрянувшей назад Румине и попятившимся стражникам.
-«Тебе не удастся удержать меня этим камешком!»
Синдбад еще раз замахнулся камнем на стражников. Двое покачнулись и закрылись руками, остальные попятились еще дальше.
-«Что, несладко? Боитесь, чертовы отродья?»
Вдруг Румина, в ярости кусавшая губы, тихо засмеялась.
-«Ты рано торжествуешь, мой милый флюгер. Возомнил себя победителем? Видно, придется посвятить тебя в некоторые тайны колдовства наших предков!..»
Колдунья взмахнула рукой. Дверь за спиной Синдбада захлопнулась, и неведомо откуда взявшийся ключ дважды повернулся в замке. Затем, из старинного бронзового канделябра, стоявшего возле кровати, Румина взяла подсвечник с горящей свечой.
-«Ты думаешь, капитан, что эта свеча горит желтым пламенем?.. Ты ошибаешься. На самом деле оно черно как ночь,» - ведьма погрузила пальцы в огонь и взялась за фитиль. Желтые язычки не обожгли ее кожу, они начали темнеть, точно исходя дымом, а когда Румина убрала руку, свеча горела ровным черным пламенем.
-«Смотри, смотри на свечу, Синдбад, это пламя твоей судьбы. Человеческая жизнь так же хрупка и колеблема как этот огонь. Ты – это свеча,» - Румина твердым, неподвижным взглядом смотрела в глаза молодого человека. Это гипноз, подумал Синдбад, это гипноз, но было уже поздно. Он неотрывно смотрел на свечу.
-«Эта свеча – твоя жизнь, ты ничем не отличаешься от нее. Она – твой господин, а ты ее раб,» - монотонно повторяла ведьма.
Синдбад почувствовал смертельную слабость, он не мог пошевельнуть ни ногой, ни рукой, не мог повернуть даже голову.
- «ЧЕРНОЕ ПЛАМЯ ВОЛШЕБНОЙ СВЕЧИ…
ВИДИШЬ ЕЕ ЛЕДЯНЫЕ ЛУЧИ?
ЕСЛИ СВЕЧА ВЫПАДАЕТ ИЗ РУК –
СТОНЕТ ПРЕДАТЕЛЬ ОТ БОЛИ И МУК.
ЕСЛИ ЖЕ ПЛАМЯ ПОГАСНЕТ ЕЕ –
ВМИГ ОСТАНОВИТСЯ СЕРДЦЕ ТВОЕ.» - нараспев прочла Румина и начала быстро вращать свечу по кругу. Синдбад тяжело прислонился к стене – невыносимо кружилась голова.
Бормоча тихие, странные слова на древнем шумерском языке, давно вымершем в разговорной речи, колдунья разжала пальцы, и свеча упала на пол.
Страшная, непонятная сила откинула капитана на несколько шагов назад. Он ударился спиной о дверь и упал. Подсвечник с грохотом покатился по полу , но пламя свечи не угасло. Румина подняла ее и с тихим смехом сказала Синдбаду, начинающему терять сознание.
-«Пришла пора умереть, любимый.»
Синдбад устало закрыл глаза, не в силах бороться.
Ведьма приготовилась задуть свечу.

0

8

Мейв и Брин возвращались с очередного задания, усталые, но довольные. На этот раз Измира с ними не было. Им удалось пробраться в ряды ведьм, собиравшимся этой ночью на свой колдовской шабаш, и отобрать у них похищенные талисманы белой магии. Под прикрытием сумерек, они подошли к заднему двору гостиницы, где было совершенно безлюдно, забрались на балкон и открыли окно в комнату Мейв. Такой неожиданный способ попадания в гостиницу пришлось изобрести для того, чтобы постояльцы не заметили постоянных исчезновений хозяйки гостиницы и ее гостьи.
-«Кстати, Мейв, я забыла тебе сказать – смотри, что я нашла в этом вертепе.»
Брин вытащила из-под плаща портрет Румины. Художник явно любовался своей натурщицей – она была изображена в роскошном наряде, убранном рубинами, и задрапирована складками алой туники. Глаза смотрели гордо и надменно, а губы и ногти были вызывающе намазаны красным, словно кровью.
Мейв взглянула и брезгливо наморщилась.
-«Немедленно сожги.»
-«У меня такое предчувствие, будто этот портрет нам еще пригодится…»
-«Немедленно сожги,» - упрямо повторила Мейв, - «Этой гнусности не место в обители белой магии.»
Кельтка сняла с себя длинную чадру, ножны с кинжалом, вытащила из-за пояса мешочки со снадобьями, распустила волосы и умыла уставшее лицо.
-«Если все пройдет нормально, Синдбад должен добраться до Багдада завтрашним вечером. Учитель Дим Дим предупредил меня о том, что его миссия окончена. У реки его будет ждать лодка с Измиром…» - вдруг Мейв покачнулась и тяжело упала на стул, от толчка он с грохотом откатился в сторону.
-«Что случилось? В чем дело?!» - Брин в тревоге подбежала к ней.
Мейв бессильно опустила руки и застонала от боли.
-«Синдбад… Он умирает… Румина пытается убить его… Что делать?»
Брин схватилась руками за голову, злясь на свою беспомощность.
Мейв обвела комнату воспаленным взглядом и остановилась на портрете Румины, прислоненном к стене.
-«Брин… Дай кинжал…» - слабо попросила она.
Брин в спешке протянула ей кинжал.
Мейв с трудом поднялась со стула, сжимая рукоять.
-«Будь проклята, ведьма!»
Кинжал со свистом рассек воздух и впился прямо в сердце Румины, скрытое на картине под алыми шелками.
Мейв вновь опустилась на стул, тяжело дыша, и вытерла испарину со лба.
-«Ну, что теперь?» - с тревогой спросила Брин.
«Мне легче, значит, должно было подействовать… Но я не знаю наверняка. Я ничего не знаю! Синдбад…»
Мейв закрыла лицо дрожащими руками.
* * *
Синдбад обвел тускнеющим взглядом своды потолка, затененного отсветами черного потолка. Он чувствовал, как кровь холодеет в жилах.
Вот и все. Конец всему. А смерть, оказывается, совсем не страшна, мелькнуло в его путающихся мыслях.
Вдруг Румина, приготовившаяся задуть свечу, побледнела и схватилась за сердце. Ее лицо скорчилось от боли, свеча выпала из рук, вновь запылав обыкновенным желтым пламенем. Румина пошатнулась и ничком упала на постель, прижимая руки к груди и глотая воздух ртом.
Капитан внезапно почувствовал, как смертельный холод отступает от его тела, и боль уходит из сердца прямо на глазах. Он еще немного полежал, пока жизнь окончательно вернулась в него. Напрягши все свои силы, он поднялся, держась за стены. В голове прояснялось, все становилось ясным и четким. Он вышел из комнаты, пошатываясь.
-«Стража… за ним! За ним, увальни!» - прохрипела задыхающаяся ведьма.
Черные защитники, словно выйдя из оцепенения, рванулись в погоню. За ними ринулись любопытные служанки, гномы, карлики, и вся прочая прислуга.
В спальне остался лишь негр Айша. Он в отчаянье упал на колени возле ложа, поднес чашку воды к губам своей госпожи, достал откуда-то нюхательную соль, начал целовать ее руки, пытаясь вернуть к жизни. Румина жадно выпила воду и сделала глубокий вдох: дыхание вернулось к ней, исчезла эта адская боль в сердце.
-«Прекрати меня лапать, раб!» - она выдернула свою белую холеную руку, усеянную перстнями, из черных дрожащих пальцев.
-«Тебе лучше, госпожа?» - с трепетом осведомился Айша, помогая ей встать на ноги.
-«Конечно лучше, дурак – не видишь, я смогла подняться.»
Румина закуталась в свой длинный парчовый халат. Она выбежала из спальни и ринулась вверх по узкой винтовой лестнице, ведущей на самый верх, на террасу замка.
-«Как же ты напугала меня, госпожа…», - прошептал Айша, обращаясь к пустой комнате. –«Когда-нибудь твое колдовство сведет тебя в могилу. Как мне вынести это?..»- Айша опустился на колени, едва сдерживая свое отчаяние.
* * *

Синдбад бежал со всех ног по темным коридорам Скалы Черепов. Несколько раз он спотыкался о камни и падал, но тут же поднимался и бежал дальше. Где найти выход среди этих бесконечных переходов и катакомб? В прошлый раз Синдбад попал сюда ,провалившись в глазницу черепа, но сейчас… Сзади слышался гулкий топот десятка ног стражников и перекличка блеющих голосов гномов. Здесь, в темноте, можно было наткнуться на кого угодно: на гнома-привратника, который тут же поднимет тревогу, на одно из чудищ, в которых Румина превращала своих любовников, или того хуже – на спящего ДЭВА. Синдбад свернул за угол и оказался на узкой, извилистой тропинке между нависающими каменными валунами. Роскошные залы и коридоры закончились, начались пещеры. Опершись рукой о камень, чтобы прощупать себе путь, капитан наткнулся рукой на нечто шуршащее. Послышался тонкий визг, и ему в лицо полетел ворох твердых, перепончатых крыльев – он спугнул стаю летучих мышей. Синдбад начал отмахиваться от них, чертыхаясь, - он до смерти ненавидел этих летучих тварей. А мыши все летели и летели из какой-то скважины. Вдруг молодой человек почувствовал, как его схватила чья-то рука. Его догнал один из стражников!
-«Стой! Далеко не убежишь!» - просипел хриплый голос.
Синдбад выхватил меч и со всей силы приложился рукоятью о его голову. Хватка тут же ослабла, капитан вырвался и побежал дальше. Меч он уже не прятал в ножны, готовый к нападению в любую секунду. Вдруг вдали он увидел еле брезжущий свет. Каменный свод опускался все ниже и ниже над головой, в конце концов Синдбаду пришлось встать на четвереньки и ползти, из последних сил пробираться к тусклому лучу. Наконец, каменный лаз кончился, и он очутился в огромной, до боли ему знакомой зале, залитой прозрачным лунным светом. Вот она, та самая зала, куда Румина завлекла колдовством его и команду после убийства Тюрока. Она была великолепна, застланная персидскими коврами, с хрустальными чашами для омовений, статуэтками черных идолов, портретом Скретча на троне и лампами с курящимися благовониями. Высоко вверху зияла огромная дыра; в нее тихо струился лунный свет, мягко заливавший залу. Вот она, одна из глазниц черепа скалы, единственный выход из замка. Но как добраться до нее, она так высоко! Вдруг на фоне звездного неба показалась голова.
-«Эй! Ты случайно не капитан Синдбад?»
-«Ну, допустим. А ты кто такой?» - крикнул Синдбад, задрав голову вверх и пытаясь рассмотреть лицо.
-«А я тебя везде ищу! Мне велено помочь тебе выбраться отсюда,» - он потряс в воздухе веревочной лестницей, - «Я Измир, белый защитник, помощник Мейв! Будем знакомы!»
-«Слава Аллаху! Я думал, ты один из этих…»
-«Вот он! Держите его!» - в залу вбежало с десяток стражников.
-«Погоди, Измир, у меня тут неприятности,» - Синдбад повернулся к черным защитникам, выставляя меч вперед.
Измир быстро перекинул вниз веревочную лестницу, так же быстро, по солдатски, спустился по ней, и выхватил меч.
Синдбад мельком взглянул на него.
-«Значит, помощник Мейв..? Интересно, насколько близкий помощник,» - ревниво подумал он.
Началась драка. Тут же на синие пушистые ковры полилась кровь, начали падать от ударов фарфоровые статуэтки, разбиваясь вдребезги, опрокидывались лампы с благовониями, масло мешалось с кровью… И только Скретч взирал с портрета на происходящее лукаво, словно посмеиваясь…
-«Ты славный воин, Синдбад,» - заметил Измир, ловко укладывая одного из стражников пустой чашей, словно щитом. Бронза гулко зазвенела под ударом.
-«Да и тебе в ловкости не откажешь,» - отвечал Синдбад, орудуя мечом направо и налево.
-«Интересно, кем он приходится Мейв, что она так просила меня помочь ему?» - думал Измир.
-«И все же: насколько она близки?» - ревновал Синдбад, добивая последнего стражника. Капитан шумно вздохнул, Измир вытер пот со лба – 8 защитников были мертвы, двое раненых валялись на полу.
-«Ну что, пора в путь? Твое рабство кончилось,» - Измир схватился за веревку.
* * *

Румина все неслась и неслась вверх по бесконечной лестнице. Полы ее длинного, ядовито-зеленого пеньюара зловеще стелились по ступеням, словно шлейф. Она задыхалась от ярости, ревности и ненависти. Наконец, она добралась до террасы.
Наверху бушевала непогода. Дикие, бродячие ветры пустыни разметали черные волосы, косые струи ливня обрушились с неба, промочив пеньюар до нитки ,так, что он облепил тело, словно чешуя. Ночной холод приятно остудил жар, пылавший в ней. Румина жаждала мести!
Колдунья стояла на самом верху скалы, на террасе, где она погубила стольких обожавших ее мужчин, брошенная впервые, с развевающимися волосами, а вокруг адские молнии прорезали черные небеса.
Внезапно, в одном из таких отблесков она увидела Синдбада и какого-то мужчину в бедуинском балахоне – они карабкались вниз по стене.
-«Значит, они все-таки упустили его…» - Румина вытерла вспотевшее лицо дрожащими руками, - «Придется справляться самой. О, клянусь, Синдбад, ты заплатишь мне за все – и за то, что, я сейчас мокну под дождем, и за убийство отца, но больше всего – за твой обман! Никто и никогда еще так не унижал меня!.. Я столько раз верила тебе и прощала, любя… Куда же ты бежишь теперь? Неужто к своей драгоценной ведьме Мейв? О…» - Румина покачнулась от бешенства. Она сорвала с себя пеньюар, оставшись в одной сорочке, облепившей тело. Вернувшись к лестнице, она сняла со стены горящий факел и подожгла пенюар. Затем она лихорадочно подбежала к краю террасы и сбросила его вниз.
-«Прими же мое благословение, Синдбад – драгоценный индийский халат, который ты столько раз обнимал, прижимая меня к себе!» - молодая женщина простерла руки, произнося заклятия. И не успела ткань долететь до земли, как огонь, которым она пылала, разросся, заискрился фосфорически-зелеными искрами и начал лизать камни.
-«Измир, осторожней!» - крикнул Синдбад, карабкавшийся вниз по скале – пламя мелькнуло прямо около руки Измира.
-«Что это? Зеленый огонь?» - пораженно воскликнул помощник Мейв.
-«Это благодарность Румины за месяц счастья .Давай-ка поспешим – нам нужно спуститься прежде, чем огонь доберется до подножия скалы,» - ответил Синдбад, хмурясь.
А огонь все множился и множился, несмотря на ливень. Вскоре вся Скала Черепов полыхала изумрудным пламенем. Синдбад и Измир изо всех сил цеплялись за горячие выступы, задыхаясь от дыма. Кругом ничего не было видно – ни земли, ни камней, ни дождя – только зеленые всполохи да кусок черного неба над головой. Один раз нога капитана скользнула, не нащупав устойчивой поверхности, и он чудом удержался, схватившись за острый выступ. А когда до земли оставалось всего несколько метров, Измир сорвался и упал вниз, ударившись о валун.
-«Измир!» - Синдбад почти что скатился со скалы и подбежал к упавшему, - «Как ты?»
-«Все в порядке, не беспокойся,» - ответил молодой человек, потирая ушибленное место, Синдбад помог ему подняться. Наконец-то спуск был закончен. Они побежали по направлению к реке, туда, где их ждала лодка; капитан поддерживал хромавшего Измира под руку.
Отбежав вперед на некоторое расстояние, они обернулись и замерли в немом восхищении. Зеленый пожар опоясывал Скалу Черепов словно огромное кольцо, клубясь магическим туманом.
-«Прощай, Румина, что-то я загостился. Как я рад, что этому времени пришел конец,» - пробормотал Синдбад, окидывая взглядом скалу.
Вдруг послышался ястребиный клекот. Дермотт подлетел к капитану, шумно хлопая крыльями. Умная птица заранее почувствовала колдовство и скрылась в барханах.
-«Дермотт!.. Ну, слава Богу! Ты случайно не превратился в жаркое?» - Синдбад ласково погладил ястреба по перьям, - «Измир, познакомься – это наш верный помощник Дермотт. Именно он доставлял вам мои письма. Раньше он принадлежал Мейв.»
Измир пытливо взглянул на Синдбада и увидел, как тот напрягся, произнеся имя кельтки. Затем он внимательно заглянул в глаза ястребу и поднял брови.
-«Удивительная птица. Непростая. В его глазах словно душа Мейв.»
-«Душа Мейв..?» - Синдбад удивленно рассмеялся, - «Ладно, Измир, пойдем отсюда. А то отравимся этим проклятым дымом.»
И беглецы побежали дальше. Дермотт полетел вслед за ними.
* * *

Румина стояла на террасе и напряженно вглядывалась в огонь. От дождя ее постоянно бросало в холод, от огня – в жар. Вначале она наслаждалась местью и собственным могуществом, но затем ее вдруг кольнуло странное, неведомое доселе чувство – жалость. Предательская слабость закралась в каменное сердце, что-то человеческое заныло в груди. Она вспомнила золотистые от загара руки капитана, волосы, которые она так любила теребить, мягкие волоски на груди, горячие губы и этот ускользающий, словно что-то скрывающий взгляд… Теперь она знала, что. Румина подумала о своем потерянном счастье. Она рванулась к парапету, она хотела остановить пожар, она хотела…
И вдруг она увидела Синдбада и его спутника, идущими по песку далеко от Скалы. Колдунья в ужасе схватилась за голову.
-«Нет, только не это! Нет!..» - она заметалась по террасе.
Что делать?! Как его остановить?!..
Внезапно Румина остановилась, уронила голову на руки и заплакала, может быть, первый раз в своей жизни, искренно. Она умела убивать людей без помощи яда и оружия, она знала страшные древние заклинания шумерских волхвов, разбила сотни сердец, но она не смогла добиться любви простого, незнатного мужчины.
Дождь все лил и лил. Капля за каплей он погасил зеленый пожар.

«РАСПУТЬЕ.»
Через час Синдбад и Измир уже сидели в лодке, быстро скользящей по реке. По-прежнему дул сильный ветер, и лодка плыла сама, повинуясь быстрому течению, ненужные весла лежали на деревянном дне. Дождь припустил опять, правда уже не такой сильный. Измир мог бы надеть на голову капюшон, но у Синдбада не было с собой никакого покрывала, и поэтому Измир по-товарищески мок вместе с ним. Капитан сидел напротив Измира; мокрые волосы облепили худощавое, правильное лицо, тонкими прядями покрыв высокие, по-восточному крутые скулы. Глядя на Синдбада, помощник Мейв не мог не признать, что он очень красивый мужчина. Мейв тоже красива; они вместе, возможно, составляли прекрасную пару, подумал он.
-«Измир, ты избранный?» - нарушил молчание капитан Номада.
Немногословный Измир ответил кивком головы.
-«Ты не знаешь, как там мои моряки в Басре? Они справляются с войском?» - взволнованно спросил Синдбад.
-«Да, пока все идет хорошо. Правда, один раз на них напал небольшой отряд черных защитников, и 6 воинов погибло, но зато они уничтожили весь отряд.
-«Вот молодцы! А в моей команде никто не пострадал?»
-«Нет, они в порядке.»
На минуту они замолчали. Лодка бесшумно неслась по пузырящейся водной глади, оставляя позади себя болотистые берега. Постепенно русло Тигра расширялось, и берега отдалялись от лодки.
Измир, хорошо понимавший человеческую природу, видел, что капитан очень хочет задать ему какой-то вопрос, но что-то ему мешает.
-«Измир,» - решился он наконец, - «значит, ты – помощник Мейв?»
Измир кивнул.
-«Ну и как Мейв… приняла Брин?»
-«Очень хорошо. Можно сказать, что теперь, когда они вместе преодолели некоторые разногласия и многие трудности, они стали неплохими товарищами. Они вместе отправляются на задания, и у них отлично получается. Они уже оповестили халифа о том, что войско белой магии формируется в Басре; теперь приближенные халифа занимаются набором солдат в Багдаде и окрестных городах.
-«Я знал, что наши девушки не подведут!» - обрадовался Синдбад.
-«Брин… очень хорошая девушка,» - по лицу Измира скользнула потаенная улыбка, - «У вас с ней что-нибудь было?»
-«Да, было. Она и вправду очень хорошая девушка, и мне жаль, что в последний год я вел себя недостойно по отношению к ней. Но все это в прошлом. Я не смог сделать ее счастливой. Наверное, потому что хотел счастья с другой женщиной. Может быть, это сделает кто-нибудь другой, например…ты. Я вижу, она тебе нравится. Мы с Брин не сумели полюбить друг друга. Я как-то сказал ей, что она заслуживает того, чтобы любящий мужчина носил ее на руках. Если любишь ее, Измир – носи ее на руках. Относись к ней бережно, и не играй с ее чувствами – она достойна самой лучшей участи в мире,» - Синдбад улыбнулся, но его улыбка показалась Измиру серьезной и предостерегающей.
-«Измир, как там Мейв ?.. Расскажи мне что-нибудь о ней. Она изменилась? Она еще помнит… нас… меня?»
Измир видел, что слова даются капитану с трудом.
-«Мейв, точнее, хозяйка гостиницы госпожа Сирен, по праву считается первой красавицей Багдада. Она вспоминает вас. Она говорила об этом и со мной, и с Брин… Вообще-то, она говорит мало и редко, но я вижу, как ее мучает тоска по прошлому. Я восхищаюсь Мейв – такая отвага, решительность, сила духа… Но в то же время она скрытная, замкнутая женщина. Ее жизнь сплетена из толстой паутины загадок. А в последнее время она стала раздражительной, печальной и очень усталой. Она всегда была такой?»
Синдбад посмотрел в небо. Его лицо просветлело, а губы дрогнули в улыбке.
-«Нет… Нет, она была удивительной…»
Измир также улыбнулся, глядя на него.
-«Потерпи, Синдбад. Завтра мы уже будем в Багдаде. Ты увидишь ее завтра вечером. Завтра вечером…»
Вдруг Измир покачнулся и закрыл глаза. Он застыл на месте, а губы беззвучно зашевелились.
-«Измир, что с тобой?» - Синдбад встревожено наклонился к нему, но тот выставил руку и удержал его. Это транс, понял капитан, все избранные время от времени впадают в транс, разговаривая с учителем. Через несколько минут Измир открыл глаза.
-«Учитель Дим Дим говорил со мной. Пришла пора переправить твое войско в Багдад. Эта птица – Дермотт- сможет доставить им послание?»
Дермотт, сидевший на борту лодки, повернул голову и посмотрел на Измира умными желтыми глазами.
-«Но как же они отправятся через всю страну без меня, под предводительством одного Дубара?.. Я должен присоединиться к ним?»
-«Ты ничего не должен, Синдбад. Ты волен поступить, как тебе захочется. Вернуться и возглавить свою армию или прижать к груди любимую женщину, которую не видел много лет…» - Измир пытливо посмотрел на капитана, пытаясь прочесть его мысли.
Синдбад обхватил голову руками и закачался на месте, не в силах более сдерживаться. Он почувствовал тревогу еще в тот момент, когда помощник волшебницы впал в транс, и, как оказалось, не напрасно. Измир видел, какую чудовищную борьбу переживает Синдбад…
…Наконец, молодой человек провел дрожащими пальцами по глазам и выпрямился.
-«Измир, вылезай из лодки. Я возвращаюсь в Басру,» - сказал он, и Измир не узнал этот голос.
-«А как же Мейв?»
-«Моя армия. Я не могу подвести Дубара, взвалив все на его плечи. Я их капитан и командир, они ждут моего возвращения. А Мейв…» - на внезапно осунувшемся лице Синдбада показалась горькая улыбка, - «Я так хочу, чтобы Мейв гордилась мной… Мейв поймет мой поступок.»
-«Может быть, я отправлюсь с тобой? Опасно плыть по Тигру в одиночестве.»
-«Нет. Ты нужен в Багдаде, нужен Мейв. И не забывай, что я сказал тебе о Брин. Не беспокойся, со мной все будет в порядке.»
Они направили лодку к берегу.
-«Знаешь, Синдбад, - «сказал Измир, вылезая из лодки, - «ты настоящий воин и благородный человек. Я уважаю тебя и буду уважать всегда.»
Синдбад благодарно сжал его руку.

0

9

На следующий день хозяйка гостиницы Сирен и ее гостья Лали сидели за вечерней трапезой в парадной зале гостиницы. Сирен была одета в рубинового оттенка платье по индийской моде, отделанное золотом, и шальвары из красного шелка, опоясанные золоченым кушаком. Ее голову, поверх черного парика, окружал золотой обруч. Лали, также в черном парике, была в розовой цветастой блузе и шальварах, и розовой юбке в широкую складку с бархатной кисточкой.
По углам были развешаны факелы и кадильницы с курящимися благовониями. Возле небольшой ниши в стене стоял слепой музыкант, игравший на персидской флейте – нае. На циновках и вышитых подушках постояльцы курили кальян. Это были самые «дорогие» гости – именитые постояльцы и просто богатые купцы. По этикету им предоставлялся парадный зал для проведения досуга. Шелка, атлас, бархат, белоснежные тюрбаны, парчовые халаты, кольца, браслеты, золото, алмазы – все перемешалось здесь, сверкая ослепительной, чванливой роскошью.
Мейв, пившая вино, внезапно сжала бронзовый кубок до того, что побелели пальцы, и с грохотом поставила его на стол.
-«Ненавижу!» - яростно прошептала она.
-«Что случилось, Мейв?» - также шепотом спросила Брин.
-«Ненавижу этих толстых, лоснящихся от жира богачей, наедающихся как свиньи, в то время как багдадские бедняки ютятся в подворотнях! Ненавижу себя за то, что вынуждена сидеть рядом с ними и не могу ничего изменить!»
-«Сними парик, открой им свое имя, и гони взашей!»
-«Нет, еще рано. Когда придет время, учитель оповестит меня,» - Мейв вновь пригубила вино, - «Измир и Синдбад должны быть здесь с минуты на минуту.»
-«Послушай, Мейв, я все никак не могу понять – каким образом ты узнала, что Синдбад попал в беду. Ведь ты говорила, что даже избранные могут общаться только с избранными. А ведь Синдбад – простой человек.»
Мейв оставалась невозмутимой, но румянец бросился ей в лицо.
-«Ты же общалась с учителем Дим Димом.»
-«Да, но для этого я читала заклинание, творила магические действа, входила в транс!.. Откуда же у тебя с Синдбадом возникла духовная связь?»
Хозяйка гостиницы покраснела еще больше.
-«Она возникла давно – еще тогда, когда мы плавали вместе. Я чувствовала Синдбада всегда – его боль, его печаль, его тревогу, опасность… И сейчас я чувствую, как он о чем-то печалится, хотя опасность уже миновала. Я не знаю, откуда ко мне пришла такая способность.»
-«А я, кажется, знаю.» - лукаво улыбнулась Брин, - « Это чувство, о котором знает любой человек, даже ребенок. Я слышала, что души влюбленных всегда вместе, даже если их тела разделяет целая вечность.»
На этот раз Мейв не стала возражать Брин, она промолчала, глядя на дверь, увитую циновками.
-«Может быть, Измир сейчас тоже чувствует мои мысли,» - подумала Брин. Она заметила выжидающий, нетерпеливый взгляд Мейв, устремленный на дверь, и вдруг сама поймала себя на том же. Только в отличие от Мейв, Измира она ждала чуточку больше, чем Синдбада.
Дым кальянов и запах благовоний, звуки флейты заволокли весь зал; в них смешались и заглохли разговоры постояльцев, и все звуки и запахи. Остался только взгляд, извечный ожидающий, любящий женский взгляд. Легкий сквозняк поддувал из-под двери, колыхал циновки, и обеим молодым женщинам казалось, что вот-вот она откроется, по множеству раз они пережили долгожданный момент. И, наконец, он наступил – в дверь вошел Измир, зябко кутавшийся в свой балахон.
-«Приветствую тебя, госпожа Сирен,» - поклонился он, подходя к хозяйке гостиницы.
-«Я рада видеть тебя, Измир. Как прошло твое путешествие?» - внезапно охрипшим голосом спросила госпожа Сирен.
Разговоры тотчас замолкли, все постояльцы повернули головы в сторону говоривших.
-«Успешно, госпожа. Не беспокойся, опасность была, но миновала.»
-«А… что же твой спутник?»
-«С ним все хорошо, госпожа. Со мной говорил МОЙ ГОСПОДИН, и он сказал, что пришла пора БАСРЕ ИДТИ В БАГДАД. И вот мой спутник решил, что никак не может бросить Басру и должен помочь ей добраться до Багдада,» - Измир нарочно выделял слова, в которых иносказательно передал настоящий смысл, - «Он сказал, что ты поймешь его поступок.». Измир произнес эти слова так мягко, как только мог; он смотрел на Мейв с участием и пониманием. Постояльцы, прислушивавшиеся к разговору, постепенно потеряли к нему интерес, не понимая сути, и, пожимая плечами, вернулись к прежним занятиям.
Брин обхватила локти руками и потрясенно улыбнулась: да, это Синдбад!
Мейв тяжело оперлась рукой об стол.
-«Дорогие гости, меня мучает головная боль, и я хочу уйти к себе,» - устало произнесла она, - «А вы отдыхайте, угощайтесь, сколько вам угодно.»
Постояльцы ответили ей одобрительными возгласами.
-«Мои гости Лали и Измир проводят меня.»
Лали и Измир услужливо взяли госпожу Сирен под руки. Они поднялись на второй этаж по мраморной лестнице, увитой плющом, и заперлись в комнате хозяйки.
Мейв с трудом добрела до стула и опустилась на него; она передвигалась прямо и статно, как и всегда, но в каждом ее движении ощущалась тяжесть и смертельная усталость. На ее губах показалась горькая улыбка.
-«Синдбад, Синдбад… Я понимаю его поступок. Снова отправился спасать мир – как это на него похоже!»
-«Он благородный, верный делу человек, Мейв, и достоин уважения,» - вставил Измир.
-«Да, этого у него не отнимешь. Вот только благородство иногда делает людей несчастными…»
-«Он прирожденный генерал.»
Мейв покачала головой, зажмурив глаза от нахлынувшего волнения.
-«Нет, он не генерал. Он капитан Номада, наш капитан… мой капитан! Я и не сомневалась, что он может поступить иначе. Я бы все отдала, чтобы только вернуться на наш корабль, в нашу команду, и забыть об этой проклятой войне! Будь она проклята!» - Мейв резко замолчала, дрожа от смятения. А Брин и Измир глядели во все глаза: первый раз они видели суровую, молчаливую Мейв такой растревоженной, и как никогда близкой к слезам. А Брин внезапно осенило: она поняла, она простила и холодность Синдбада, и его непонятную тоску, и все, в чем раньше видел его вину. И порадовалась, что ей не довелось разрушить это огромное, глубокое чувство двух людей, пережившее и время, и расстояния, и всевозможные беды, встречавшиеся на их пути.
-«Ладно, Измир, рассказывай,» - попросила Мейв.
И Измир начал рассказывать. Кельтка слушала внимательно, но в то же время ее мысли были далеко от Багдада. Они утекали по реке Тигр все дальше и дальше в сторону Басры, вслед за лодкой опечаленного, усталого человека – такого же одинокого, как она.

«ПРИБАВЛЕНИЕ В КОМАНДЕ».
«………- Поймите, братцы – без вашей помощи нашей земле конец! Скретч просто раздавит нас, как муху! Мы должны объединиться в нашей борьбе, все народы Востока! Островитяне, арабы, персы, турки, хазарейцы – все под один флаг! Так учит великий Дим Дим. Давайте защитим наши народы и наши страны от гибели! Присоединяйтесь к нашей армии!» - Дубар шумно выдохнул, закончив речь, и сложил руки на круглом животе.
Он стоял на невысоком помосте. За его спиной толкались Фируз и Ронгар, с сомнением присматриваясь к толпе вокруг помоста. Они находились на окраине Басры, их окружала община земледельцев-курдов. Уже много, много дней команда Номада пыталась убедить их вступить в армию белой магии, но пока безуспешно. Люди были напуганы и озлоблены. Земледельцы слушали Дубара, кто-опершись на мотыгу, кто – почесывая затылок.
-«А какая нам выгода от исхода войны? Арабы и персы разделят славу, а возможно, и деньги, между собой, а маленькие народы останутся не у дел?» - отвечал старейшина общины, седовласый старец.
-«Земляки, да как же вы можете думать о деньгах в такую пору?» - ужаснулся Дубар.
-«Мы не сможем вести войну против самого Скретча. Не лучше ли нам сдаться, пока его гнев окончательно не поразил нас? Возможно, он пощадит нас.»
Фируз и Ронгар только руками всплеснули. Дубар схватился рукой за рыжеватую бороду, багровея от бессильной досады. Ну как ему убедить их?!
Вдруг маленькая девочка лет четырех, которую привел на собрание отец, державший ее за руку, вырвалась и побежала за красивой большой бабочкой. Она запрыгнула на помост и побежала за ней, протягивая к пестрой летунье свои маленькие ручонки. Подбежав к самому краю помоста, она внезапно споткнулась и… Сильные, загорелые руки подхватили ее и поставили на ноги. От испуга девочка заплакала и побежала к отцу.
-«… Она могла бы упасть и разбить себе коленку. Конечно, никто из вас нне обратил бы на это большого внимания. А если бы точно так же разбилась ее маленькая жизнь? И не только ее, а сотен других ваших детей? Но так и будет, если мы сложим оружие. СКРЕТЧ НЕ ПОЩАДИТ НИКОГО,» - произнес негромкий, спокойный голос, тщательно выделяя слова. Все головы присутствующих повернулись к говорившему.
-«Синдбад!!! Какими судьбами ты сюда попал?» - проревел Дубар, не помня себя от радости.
Капитан стоял перед ними, стройный, статный, еще более загорелый от длительного плавания по Тигру. Он выглядел немного усталым. Светло-серые, сияющие глаза, казавшиеся ярко-голубыми на фоне золотистых скул, смотрели гордо, радостно, и в то же время серьезно. Степной ветер развевал рубашку на его груди и мягкие, светло-каштановые волосы, небрежно обрамлявшие красивое и дерзкое лицо.
Синдбад окинул взглядом свою команду и с гордостью улыбнулся.
-«Молодцы, ребята! Так держать! Я горжусь за вас, вы не подвели меня. Но эти люди, кажется, собираются подвести Дим Дима, а вместе с ним и все хорошее, что еще осталось в этом мире.» - Синдбад взошел на помост, продолжая говорить.
-«Я только что вернулся из замка Скалы Черепов. Я был подослан туда почти что на положении шпиона, и имел дело с дочерью Тюрока колдуньей Руминой.»
-«Интересно, как прошло это самое дело?» - хмыкнул про себя Дубар.
-«… Каждую неделю черные защитники сжигали деревню за деревней в окрестностях Багдада. Лишь благодаря этой вот птице,» - Синдбад указал на Дермотта, - «которая переносила мои послания из Скалы Учителю, нам удалось спасти некоторые из них. Черные защитники жестоки и безжалостны. Вот ты, брат,» - капитан указал на молодого земледельца, стоявшего в передних рядах. Рядом с ним стояла молодая женщина в чадре. Ее большие черные глаза внимательно смотрели на оратора. За руку она держала маленького мальчика. Он стоял, насупившись, видимо толпа людей вокруг пугала его.
-«Вот ты, брат,» - продолжал Синдбад, - «Я рад за тебя. У тебя красавица жена – я вижу это по ее прекрасным персидским глазам.»
Молодая женщина в смятении опустила «персидские глаза».
-«Как видно, смазливой ведьмы из Скалы Черепов ему оказалось мало,» - насмешливо пробурчал Фирузу Дубар.
Синдбад продолжал: «Что ты скажешь, если она умрет? А если перед тем, как ее убить, черные защитники еще и надругаются над ней?»
Молодой человек побледнел. Толпа зароптала.
-«А если эту сцену увидит твой сын… перед тем как пасть рядом с ней?»
Мать мальчика только крепче схватилась за руку сына.
-«…Черные защитники изобретательны. Сначала они на ваших глазах убьют ваших детей, ваших жен, отцов и матерей, и затем только – вас. Может быть, Скретч и пощадит кого-то из вас – убив вначале всех родных.»
Капитан окинул взглядом толпу, пытаясь найти ответный отклик. Община явно волновалась; многие были тронуты и возмущены его словами.
Внезапно в задних рядах началась какая-то суета. Какая-то женщина пыталась пробраться к помосту. Другие женщины расступались перед ней, словно перед прокаженной.
Это была молодая женщина лет 25, с ярко накрашенными губами и насурьмленными глазами. Она была без чадры, и ее ярко-красные, крашеные хной волосы были распущены,
Она подошла вплотную к помосту и нахально улыбнулась, вызывающе рассматривая капитана.
-«А я согласна!» - крикнула она.
-«Согласна с чем?» - удивился Синдбад.
-«Согласна вступить в твою армию, капитан Синдбад,» - она вновь улыбнулась, сверкнув золотыми зубами.
В толпе послышался смех и женские возгласы.
-«Уж ты бы молчала, Бесстыжая Гудур! Тебе не воевать хочется , а спать с капитаном!»
-«Да тебя нельзя к солдатам допускать, ты развратишь всю армию!»
Но Синдбад предостерегающе выставил вперед руку, призывая к молчанию.
-«Этой женщине нечего стыдиться. Каковы бы ни были ее намерения, она единственная выразила желание помочь людям! Жаль, но в нашей армии нет ни одной женщины – арабские женщины не умеют даже сидеть на коне, не говоря уже о боевом искусстве. Не то, что египтянки, которых с детства приучают к самообороне. Я уже молчу об амазонках.»
-А я и впрямь не умею сражаться. Зато я умею делать кое-что другое, гораздо более приятное, чем война… Но, видно, любви нет места среди битв. Жаль…» - Бесстыжая Гудур с улыбкой склонила голову и пошла обратно. Вдруг она остановилась на полпути.
-«Подожди, капитан – ведь я умею шить, стирать, готовить! Разве вам это не нужно?
-«Со всем этим мы умеем справляться сами,» - Синдбад с улыбкой смотрел на молодую женщину, опершись на меч. Она была довольно привлекательна, хотя и далеко не красавица. Но в ее бесшабашных, задорных зеленых глазах он прочитал какое-то странное чувство. Сквозь завлекающие взмахи ресниц он увидел просьбу и самоотверженность.
-«Но неужели морякам не нужен уют, поддержка в трудную минуту и женская ласка?»
Синдбад вздохнул и вновь улыбнулся.
-«Хорошо, Гудур. Мы возьмем тебя в армию. Но не из-за «женской ласки». Будешь готовить и штопать одежду остальным солдатам.»
Гудур буквально взлетела на помост, в ее голосе зазвенела радость.
-«Спасибо, капитан! Будь спокоен, твои солдаты всегда будут сыты и хорошо одеты.» .
-«И обласканы, не так ли?» - насмешливо спросил Дубар и приобнял новоявленную морячку за талию. Фируз и Ронгар заулыбались.
-«…Итак, ваши женщины немощны, а мужчины прячутся за женскими юбками, как малые дети. Трусы!!» - капитан напряженно вглядывался в каждое лицо.
-«я никогда не умел произносить красивых речей, да и эта самая посредственная… Но мы уходим. Мы станем героями, возможно, умрем, и наши имена станут легендой. А вы оставайтесь, сидите в четырех стенах и готовьтесь… Готовьтесь погибать один за другим!» - Синдбад повернулся, давая понять, что он закончил. В толпе началось волнение.
Послышались отдельные выкрики, кто-то отчаянно жестикулировал. Старейшина растерянно обернулся к толпе, явно заколебавшись.
-«Постой, капитан. Нам… нужно посовещаться. Через несколько минут мы дадим тебе ответ.»
Народ столпился вокруг старейшины. Люди оживленно и взволнованно переговаривались, спорили, ругались.
-«Ну, слава Аллаху, нам удалось расшевелить этих увальней,» - Дубар обнял Синдбада, - «Все прошло благополучно, брат?»
-«Да, в общем, неплохо. Благодаря моему содействию уцелело около 10 деревень и городов. Но и разрушено немало…Я расскажу все позже, когда они примут решение.»
Вскоре ропот кончился. Передние ряды расступились. И старейшина встал со своего места.
-«Мы согласны, Синдбад. Ты говорил искренно и убедил нас. Все наши силы и жизни к твоим услугам.»
Моряки торжествующе переглянулись. В глазах Синдбада заплясали озорные огоньки.
-«Значит, вы начинаете соображать только после хорошенькой встряски? Неужели мне придется так же уговаривать вас перед боем, чтобы вы взяли в руки мечи?!.. Ладно, друзья. Мы берем с собой только мужчин от 15 и до 55 лет… ну и Бесстыжую Гудур, естественно!»
Гудур счастливо улыбнулась в ответ, сияя своей золотой улыбкой.
- «За мной!» - Синдбад развернулся и гордо пошел к своему кораблю, сверкающему белоснежными парусами, словно приветствуя капитана…

На следующий день 25 кораблей тихо покинули потайную бухту Басры и направились по течению Тигра в сторону Багдада. Больше скрываться было негде, воинам приходилось вести себя крайне осторожно. Солдаты прятались в каютах и трюмах в полном вооружении, в любую минуту готовые к нападению. Теперь жители Басры вполне могли видеть огромную боевую флотилию кораблей, двигающуюся на север, а стало быть, опасность со стороны черных защитников возрастала.
Впереди плыл Номад, корабль – путеводитель. Вся команда Синдбада находилась на нем. На остальных кораблях были назначены командиры, отобранные Синдбадом из самых сильных и отважных солдат. Но КАПИТАН у всех 25 кораблей был один – Синдбад.
… Синдбад вышел на палубу и встал у руля. Фируз стоял на носу и смотрел в подзорную трубу, щурясь от яркого утреннего солнца. Неподалеку возился с парусом Дубар; Ронгар учил троих солдат управляться с оружием, показывая ловкие приемы.
Свежий ветер ударял в паруса, надувая их и заставляя гордо развеваться под лазурным куполом южных небес. Синдбад окинул взглядом своих моряков, чувствуя, как гордая радость переполняет его сердце оттого, что он снова с ними, снова – их капитан! Он с наслаждением положил руки на штурвал, погладил его с такой страстной нежностью, словно ласкал лицо любимой женщины. Он вернулся домой, вернулся на свой Номад! Эта радость дала ему силы, заглушая печаль несбывшейся встречи с Мейв.
Сзади тихонько заскрипели доски палубы. Молодой человек обернулся. Ему навстречу шла Бесстыжая Гудур, кутаясь от ветра в свою пеструю шаль, провожаемая взглядами моряков. Ее ярко-красные волосы развевались на ветру, отливая золотыми нитями. Улыбаясь, она подошла к капитану и положила руку ему на плечо.
-«Обед приготовлен. Милости прошу к столу.»
Синдбад вдохнул носом воздух – с камбуза и правда шел приятный, вкусный аромат.
-«Кажется, я пока неплохо справляюсь со своими обязанностями, правда, капитан?» - проворковала Гудур, проводя пальцами по его плечу, -«У тебя такие сильные руки. Сильные руки сильного мужчины. Так приятно ощущать игру мускулов под тонкой рубашкой…» - вздохнула она и подняла на Синдбада томный взгляд.
Синдбад немного помолчал, затем ласково улыбнулся ей в ответ, и мягким движением отвел от себя ее руку.
-«Извини, Гудур. Ты молодец. Ты прекрасно справляешься со своими обязанностями. Ты милая, привлекательная женщина. Я очень благодарен тебе за твою поддержку и храбрость, за то, что ты первая вызвалась помогать нам в нашем нелегком деле… Но извини, я не могу дать тебе ничего большего. Там, куда мы плывем, в Багдаде, меня ждет любимая женщина, которую я не видел много лет. Она любит и ждет меня… да, она ждет меня, я знаю это!» - Синдбад вдохновенно устремил взгляд на горизонт, - «Чуть раньше я совершил бы глупость… которую ты почему-то ждешь от меня. Но больше я не хочу совершать ошибок,»- Синдбад ласково провел по щеке молодой женщины и направился к Фирузу дать ему необходимые указания. Гудур осталась стоять одна возле штурвала. Она задумчиво глядела вслед капитану, кутаясь в свою шаль.
-«Ничего, недотрога- капитан, нам некуда торопиться. Я дождусь, когда подует ветер перемен, и ты позабудешь свою Багдадскую мечту. Ты еще будешь моим, Синдбад…»

* * *

Ночь была ветреной, облачной, прохладной, и Брин почему-то не спалось. После нескольких бесплодных попыток она закуталась в халат, надела ненавистный парик и вышла на веранду гостиницы освежиться. Опершись на перила, она устремила задумчивый взгляд в черное небо, покрытое легкой паволокой тумана. Время от времени туман рассеивался, и тогда миру открывались крупные южные звезды, усеявшие собой весь небесный свод.
Брин понимала, что сон не приходит к ней вовсе не из-за воздействия погоды. Она никак не могла разобраться в чувствах, овладевших ею с недавнего времени, вот это и лишало ее ночного покоя. Она была так рада, когда Измир вернулся в гостиницу после приключения в Скале Черепов. Сейчас Брин хорошо понимала, что волновалась за него. Она волновалась и за Синдбада… но как-то по другому. Никто и никогда не волновал ее мечтательное сердце так сильно, ничей взгляд она не ловила с такой жадностью, никто не заставлял так мучительно вздрагивать при своем приближении…
Вот и сейчас она вздрогнула, потому что Измир, бесшумно подошедший сзади, тронул ее за руку.
Брин испуганно обернулась, рука метнулась к кинжалу, спрятанному под одеждой, но увидев, что это Измир, она расслабилась.
-«Измир… Что ты здесь делаешь?» - удивилась молодая женщина.
Помощник Мейв жил вместе со своим отцом недалеко от гостиницы, в соседнем квартале, в одном из бедных Багдадских домов.
-«Мне не спится. Я решил прийти проведать вас с Мейв, посторожить ваш сон.»
-«Мне тоже не спится. Но лучше бы ты был осторожен с ночными прогулками по городу – мало ли какие твари бродят по улицам в такой час. Можно напороться на черного защитника.»
-«Не беспокойся, я осторожен,» - Измир встал рядом с ней и также облокотился на перила, помолчал.
-«Сказать по правде, Брин, я хотел поговорить с тобой.»
-«С радостью выслушаю тебя,» - спокойно отозвалась Брин, но сердце в груди забилось так мучительно сильно, что она испугалась, как бы Измир не услышал этих бешеных биений.
-«Когда мы с Синдбадом отплывали из Скалы Черепов, он дал мне один совет… скорее, не совет, а предупреждение… по поводу тебя.»
-«Меня?» - с деланным спокойствием удивилась Брин.
-«Да. Я много размышлял над его словами. Не буду передавать их тебе, скажу лишь, что Синдбад отзывался о тебе с большой теплотой. Сказал, что виноват перед тобой. Но дело не в этом,» - Измир повернулся к Брин, глядя на нее с высоты своего роста; Брин напряженно заглянула ему в глаза и не увидела их – темно-карие, они слились с цветом ночи. Из-за этого она не могла понять их выражения, не могла понять, что чувствует к ней этот мрачный человек. Она чувствовала себя совершенно беспомощной, так как ее взволнованный взгляд и замершее в ожидании лицо были на виду.
-«Синдбад разгадал мои чувства. Он умный человек, и я доверяю его словам. Ты действительно хорошая девушка, Брин. Добрая, скромная и хорошая. Ты не помнишь своего прошлого, но я могу сказать тебе наверняка: в твоей жизни не было ни одного подлого, коварного поступка, за который пришлось бы краснеть. Когда я увидел тебя впервые, мне показалось, что я знаю тебя уже сотню лет, как будто мы были очень близки в прошлой жизни.»
Брин слушала, почти не дыша.
-«В моей жизни было много неудач и ошибок, разочаровавших меня в женщинах. Ты заставила меня вновь поверить в верность и чистоту. Наверное, это тебя я искал всю свою жизнь, встречал во сне, терял и снова искал…Знаешь, Брин, я не знаю, как ты относишься ко мне, знаю, что сейчас слишком беспокойное время для таких признаний… Но, боюсь, потом будет слишком поздно,» - Измир, не дав Брин опомниться, обхватил ее за плечи и прижался поцелуем к ее губам.
Земля ушла у Брин из-под ног, она ухватилась за Измира, чтобы не упасть, и горячо ответила на его поцелуй. Волна пылающей нежности накрыла ее с головой. Она почувствовала, как жгучее, незнакомое чувство счастья горит и взрывается в ее груди. Она ждала этого мгновения всю свою жизнь.
-«Брин, я уже так давно люблю тебя… Ты что-нибудь чувствуешь ко мне? Или твое сердце равнодушно?» - хрипло спросил Измир, отстраняясь от горячих губ.
-«Я люблю тебя, Измир. Я тоже давно тебя люблю, разве ты не замечал?..» - еле слышно прошептала Брин.
Их губы вновь встретились, теперь уже в обоюдном, смелом поцелуе счастья.
Высоко над Багдадом по угольно-черному небосклону скатилась падучая звезда. Она стремительно летела вниз, оставляя в воздухе мгновенно тающий след, и казалось, что ее сверкающий полет будет бесконечен, как сама любовь. Но, не долетев до земли, она угасла, разлетевшись на тысячу осколков…

0

10

…Мейв открыла глаза и замерла от удивления и восторга. Она сидела в густой высокой траве посреди широкой, залитой солнцем поляны. От изумрудной травы пахло вкусным, сочным запахом лета. Вокруг пели птицы, легкий ветерок нежно колыхал ветви деревьев, и вся природа, казалось, была окутана безмятежным блаженством. Сквозь тонкие серебристые паутинки на деревьях сквозили косые солнечные лучи. Мейв была одна в этом солнечном, утопавшем в июльском солнце мире. Она запрокинула голову вверх… и утонула в голубоглазом бездонном небосклоне со свисающими вниз огромными пушистыми облаками. Какое блаженство!
Мейв оглядела себя и вдруг с наслаждением отметила, что она сидит в простой рубашке и сапогах, на ней нет этих отвратительных шелковых кружев, бриллиантов, которые полагается носить знатной хозяйке гостиницы, а на голове нет парика, и волосы распущены. Ветер ласково ворошил медные кудри, солнечный зайчик играл на щеке.
Мейв поднялась на ноги. Ее вдруг охватило странное чувство, что она прекрасно знает это место, что оно ей до боли знакомо! Это же… это же ее дом, остров, на котором она столько лет прожила со своим Учителем! Это поляна, на которой она так любила проводить вечера, собирая цветы, выгуливая двух своих любимых белоснежных ягнят, упражняясь в магии!.. А там, за деревьями, маленький домик, в котором она прожила столько лет!..
Мейв бросилась по траве, не помня себя от радости. Все здесь было ей знакомо и дорого. Вот он, ее домик, еще более обветшавший от времени. Мейв настежь открыла дверь и зашла внутрь.
Все было как прежде: та же скудная обстановка, вся неказистая мебель стояла на своих местах. Ничто не изменилось за годы ее отсутствия. Мейв прошла по родной комнате, дрожа от волнения, и заглянула во вторую. Посреди комнаты, за столом, сидел учитель Дим Дим. Сидел так, словно все это время ждал ее. Стоило только молодой женщине показаться в дверном проеме, он приветливо улыбнулся, словно прекрасно знал, что она сейчас войдет. Мейв бросилась к Дим Диму и горячо обняла его.
-«Учитель, я так давно не видела тебя! Как я рада!»
-«Здравствуй, дитя мое. Да, мы с тобой давно не виделись… с тех пор, как ты стала важной дамой, госпожой Сирен, » - Дим Дим шутливо улыбнулся, вокруг его глаз образовались ласковые морщины.
-«Я ненавижу это звание – хозяйка гостиницы! Мне противно носить драгоценности и принимать мерзкие ухаживания богатых, жирных постояльцев, в то время как Багдадские бедняки умирают от голода и нападений черных защитников! Учитель, мы должны помочь людям!» - страстно воскликнула кельтка.
-«Мне нравится твой задор, Мейв. Я так люблю в тебе этот упрямый пыл! Ты права. Думаешь, мне не больно каждый день созерцать мучения бедных людей… Вся Персия стонет от гнета Зла. Пора положить этому конец. Именно для этого я и вызвал тебя. Армия Багдада уже сформирована. Солдаты прячутся на окраине. Пришло время сбросить маску. Завтра утром ты откроешь всем свое истинное лицо, прогонишь всех дармоедов-богачей… и возглавишь армию, Мейв! Ты воин Первой Гильдии, и мне не страшно доверить тебе такую сложную задачу. Я знаю, что ты справишься, девочка. Ты моя поддержка и опора. Пусть Измир и Брин возглавят передовые отряды ТВОЕЙ армии.»
Мейв вновь бросилась на шею Дим Диму, не в силах сдержать свою радость.
-«Спасибо, Учитель! Спасибо!! Я не подведу, клянусь!»
-«Не клянись, дитя. Я и так уверен в тебе. Я очень люблю тебя, Мейв.»
-«Но как же армия… Синдбада? Ведь мы же не начнем бой, пока не сольем две армии воедино?»
-«Армия Синдбада движется сюда из Басры, они уже в пути. После слияния двух армий начнется бой. Скретч тоже не теряет времени. Вскоре ты увидишь своего капитана, Мейв.»
Мейв с деланным безразличием передернула плечами.
-«Он уже давно не мой капитан, Учитель,» - и тут же печально добавила:
-«Я думала, что после его побега из Скалы Черепов я увижу его… что он присоединится к нам, и мы будем бороться вместе. Но время уходит, война совсем близко. Теперь я понимаю, что мы погибнем на поле боя, так и не свидевшись. Я была бы рада увидеть его лицо хотя бы в последний миг своей жизни, умирая от раны… перед тем как закрыть глаза навсегда,» - карие глаза, только что светившиеся гордой радостью, померкли от тоски.
-«Замолчи, Мейв! Не нужно говорить такие вещи. Не надо думать о смерти. Верь в победу, верь во встречу со своими друзьями, с Синдбадом – и никто не погибнет. Главное – это вера, дитя. Помни об этом.»
-«Да, я знаю, Учитель. Я верю. Все будет хорошо!» - Мейв смущенно затрепетала ресницами, устыдившись собственной слабости, - «Я знаю, что на Номаде появилась какая-то женщина. Кто она, Учитель? Нет ли у нее злого умысла? Или… она заменит Синдбаду Брин..?» - она с гневом тряхнула кудрявой головой.
-«Это простая крестьянка из общины земледельцев. Она не из самых благодетельных женщин, но не думай о ней плохо. Ее любовь окажется роковой для нее. Предсмертный поступок искупит все ее грехи.»
Волшебница промолчала, скрывая свое беспокойство. Лицо Дим Дима просветлело.
-«Если бы ты знала, дитя, как сейчас счастливы двое близких тебе людей!..»
-«Кого ты имеешь в виду?»
-«Это Измир и Брин. Они любят друг друга, и сегодня ночью их сердца в первый раз бьются вместе. Однажды и твое сердце забьется рядом с грудью дорогого человека, Мейв.»
-«О ком ты говоришь, Учитель?» - с деланным недоумением спросила кельтка, пытаясь успокоить болезненный стук сердца.
-«Ты прекрасно знаешь, моя хорошая. Однажды ты будешь счастлива, и это счастье окупит все страдания, перенесенные тобой. Однажды твое сердце успокоится. Я благословляю тебя, дитя,» - волшебник с отеческой нежностью поцеловал ученицу в лоб.
Контуры его лица стали расплывчатыми и начали исчезать, так же, как и стены дома, и все окружающее. Пение птиц замолкло, исчезли звуки и запахи дикой природы…
… Мейв проснулась в гостинице, в своей спальне, и напряженно распахнула в темноту глаза.
* * *

…Замок Скалы Черепов зловеще высился в ночной мгле, окутанный пеленой тяжелых черных туч. Одиноко высилась Скала в пустынных барханах далеко за Багдадом, и даже днем солнечный свет в этом проклятом месте казался тусклым, а ночь рождала и вовсе беспросветную, страшную тьму. Казалось, замок спал, заколдованный собственным мрачным величием, и Бог весть какие адские замыслы вынашивались в его недрах…
… Румина сидела одна в своих мрачных, внезапно опустевших покоях. Перед ней стояло высокое, во весь рост, зеркало в драгоценной золотой раме. Румина смотрела на свое отражение, казалось, она была полностью поглощена этим занятием. Из-за стекла на ее смотрело белое неподвижное лицо с застывшими, жесткими чертами.
Теперь, после того, как Синдбад исчез из ее жизни, последний дух живого существа покинул замок. Своим присутствием капитан принес сюда единственное веяние жизни; уходя, он забрал его с собой. Теперь тьма еще больше сгустилась в коридорах Скалы; тьма окончательно сковала сердце Румины. Близость Синдбада и надежда на его любовь на какое-то время возродило колдунью к жизни и превратило ее в подобие человека. Ее жестокая душа словно оттаяла, делая тщетные, но страстные попытки любить. Его побег и вторичный обман убили эти несмелые ростки Добра. Жалость, милосердие, нежность, -все, что с таким трудом рождалось в сердце Румины, - погибло навсегда. Ничто больше не могло пробить этот непроницаемый лед зла, одиночества и жажды мести.
Вдруг за спиной Румины ярко полыхнуло пламя.
-«Это еще что?» - воскликнула она резким, огрубевшим от злости голосом.
-«Не что, а кто. Встречай гостя, красавица!» - прозвучал насмешливый, знакомый до отвращения голос. Скретч. Появившись из всполохов огня, он нагло взгромоздился на каменную глыбу и с удобством устроился на ней.
-«Что тебе нужно?» - сварливо спросила ведьма.
-«А почему такой нелюбезный прием? Позови-ка мне своего любовника, милашка. Я хочу поговорить с Синдбадом.»
-«Зачем он тебе? Синдбад сейчас занят,» - ответила она, отворачиваясь.
-«Настолько занят, что у него нет времени выслушать приказ повелителя тьмы?.. Однако, это забавно,» - Скретч с жеманным интересом разглядывал свои длинные черные когти. С его рук свисали клочья шерсти.
-«Повторяю: я хочу видеть Синдбада, немедленно,» - проговорил он уже жестче. Вместе с тем его глаза насмехались.
Румина вздохнула и устало повернулась к Скретчу.
-«Синдбада здесь больше нет. Он оказался предателем и сбежал. Все это время он помогал Дим Диму и оставался белым защитником,» - опустошенно произнесла она.
Скретч зло рассмеялся, потешаясь над скорбным видом Румины.
-«А я прекрасно это знаю, дочь Тюрока! И знал еще тогда, когда ты привела своего любовника на собрание черной магии. Я изначально знал, что Синдбад - предатель.»
Молодая женщина подняла на демона полные ненависти глаза.
-«Отчего же ты не предупредил меня раньше?.. Ты истинный демон!»
-«Я хотел, чтобы жажда мести вспыхнула в тебе с неистовой силой. Чтобы, обманувшись еще раз, ты уже не знала пощады! Ненависть – великое чувство, Румина!»
Румина горько усмехнулась.
-«Что ж, ты добился желаемого.»
-«Кстати, мои люди так и не смогли найти ведьму Мейв… видимо, она скрывается под чужим именем, возможно, изменила внешность,» - Скретч испытующе посмотрел на нее желто-зелеными глазами со зрачками в форме песочных часов.
-«Итак, Румина… Ты готова уничтожить Синдбада и всех людей, связанных с ним?»
Румина гордо выпрямилась, ее опустевшие глаза наполнились новым чувством – ледяной непроницаемой ненавистью. Отныне это составляло все ее существо.
-«Я готова, Скретч. Но я выполняю не твой приказ. Я осуществляю свою личную месть. И она будет беспощадной.

… Прошла неделя с тех пор, как флотилия кораблей во главе с Номадом покинула тайную бухту Басры и направилась в «Сердце Мира» и «Жемчужину Востока» - Багдад. Почти каждый день дул теплый, но сильный ветер, паруса горделиво надувались, словно заранее суля морякам победу, ход кораблей был быстрым и легким. Нос Номада плавно разрезал морскую гладь, словно кусок масла. Маленькие волночки, пенясь белоснежными барашками, разбегались в разные стороны, тихо и нежно ласкаясь о борт. По июльскому небу быстро плыли рваные бледные облака, не собираясь в тучи и не предвещая шторма. Корабли плыли то один за другим, то бок о бок, если позволяла ширина русла Тигра. Издали они были похожи на стаю белоснежных лебедей. Лишь одно омрачало команду Номада: пропал Дермотт. Уже неделю команда не видела преданного ястреба. На восьмой день матрос на мачте увидел замаячившее вдали пятнышко, косо планирующее над волнами, при ближайшем рассмотрении оказавшееся птицей. Дермотт вернулся. К его задней лапке была прикреплена записка.
Утром Дубар вместе с Фирузом зашли в каюту капитана.
-«Скверные новости, братишка. Дермотт только что вернулся с запиской, которая тебе вряд ли придется по вкусу.»
-«Дермотт вернулся! А что в записке?» - оживился Синдбад, оторвавшись от карты с планом размещения кораблей в порту Багдада.
Старший брат молча протянул ему бумажку.
«… Будьте осторожны, друзья мои! Заклинаю вас, будьте осторожны! Большая опасность грозит всем вам. Демон Скретч проведал о том, что вы плывете в Багдад и готовит вам западню на неизвестном мне отрезке вашего пути. Прими какие-нибудь меры, Синдбад, вам нельзя вступать в бой и терять силы и людей до начала Великой Битвы. С вами мое благословение и надежда отныне и навек.
Дим Дим, Хранитель Света* Белой Магии.»
Синдбад нахмурился, словно на плечи ему легла стопудовая тяжесть, и быстро скомкал записку.
-«Что же делать, Синдбад?» - не выдержал Фируз, напряженно глядя на него.
Капитан прошелся по каюте, заложив руки за спину.
-«Учитель прав. Мы не должны, да и не сможем принять бой на середине реки. Хоть мы и моряки, у нас нет навыков боя на воде. Мы просто пойдем ко дну, все до одного.»
-«Если только о ловушке не проведает Румина, и мы не попадем к ней в плен. Вот это будет совсем худо,» - добавил Дубар.
Синдбад вздрогнул: «Лучше уж утонуть, брат. Румина никогда не простит мне последнего предательства. Да она и не обязана прощать меня, а я не нуждаюсь в ее прощении. Я боюсь лишь за вас.»
Он еще немного помолчал, углубившись в размышления.
-«Есть лишь один выход, друзья. Мы должны изменить траекторию своего пути.»
-«Изменить чего?» - не понял здоровяк.
-«Траекторию. Значит, нам нужно поменять курс. Это я научил Синдбада!» - похвастался Фируз.
-«Так бы и говорил…»
Синдбад развернул на столе карту Междуречья. Голубой лентой на ней была обозначена река.
-«У Тигра много разных притоков и ответвлений. Почти по каждому из них можно с таким же успехом добраться до столицы, разве что это отнимет чуть больше времени. Вряд ли Скретч станет готовить нам западни на каждой речушке, вытекающей из Тигра. Хоть он и вездесущий демон, ему не удастся предугадать абсолютно все. Попробуем обхитрить его,» - Синдбад поднял голову и слегка прищурил глаза, размышляя.
-«Ты все правильно говоришь, брат.»
-«Однако же, мы поступим еще умнее. Сейчас мы находимся недалеко от того места, где объединяются две реки. Таким образом, из Тигра мы переправимся в русло Евфрата, Дубар. Скретч готовит нам ловушку где-то на пути Тигра – не Евфрата. »
-«Я думаю, это единственное спасение, Синдбад!»
Синдбад дружески хлопнул Дубара по плечу и стал водить пальцем по карте.
-«Итак, войдя в русло Евфрата, Мы доплывем до города Хилла, а затем по восточному притоку Евфрата попадем обратно в Тигр. Это произойдет возле Кут-эль Амара. Придется сделать крюк…»
И никто из них не заметил, как вздрогнул Фируз при упоминании Хилла, как болезненное облачко пробежало по его чертам. Хилла… Город, в котором он без малого двадцать лет назад оставил свою невесту. Город, в котором она, быть может, ждет его так же, как когда он покидал гавань Вавилона, быть может, ждет его всю жизнь…
Ванда… Милая, смешная Ванда… Одними губами он прошептал это имя, и сердце забилось громко, так громко, что он испугался, как бы Дубар и Синдбад не услышали его болезненный стук. Каштановые волосы, почти золотые от южного солнца, смеющиеся карие глаза, смешная, живая улыбка… И сейчас он понял, понял как никогда ясно: он любит ее. Любит все так же нежно и горячо, за долгие годы его чувство нисколько не изменилось. Он не хочет и не должен воевать. Он должен встретиться с Вандой и назвать ее своей женой. Он должен наверстать упущенные годы и прожить с ней всю оставшуюся жизнь, вместе спасая людей от смерти. Он хочет семьи! Он должен попасть в Хилла…
…-«Да, мы потеряем несколько дней, но делать нечего. На нашем пути могут встретиться опасности – ты помнишь, Дубар, какая бурная и коварная река Евфрат. Подводные течения, камни, водовороты – все что угодно. Нам придется пересечь несколько плавучих деревень…» - услышал он голос Синдбада сквозь пелену воспоминаний.
-«Мы подплывем к где-то через полдня. Надо предупредить команду.»
Вдруг в дверь робко постучали.
-«Можно войти?»
Внутрь вошла Бесстыжая Гудур. Она была в новой самосшитой ярко-салатовой блузке и шальварах. Зеленый цвет выгодно оттенял ее страстные, с задорной сумасшествинкой глаза, точно того же оттенка, и ярко-красные волосы. Не очень красивая женщина, она тем не менее умела выглядеть очень привлекательно и маняще. Дубар озорно подмигнул ей.
-«Что-то случилось, Синдбад? У вас тревожные лица, » - обеспокоено спросила она.
-«Небольшая неприятность, Гудур. Мы вынуждены поменять курс, чтобы избежать опасности. Ты очень хорошо выглядишь.»
Гудур порозовела от удовольствия, сверкнула взглядом влюбленной женщины.
-«Так я нравлюсь тебе, капитан?..» - кокетливо поинтересовалась она, - «Может быть, я могу чем-нибудь помочь вам с вашей опасностью? Так хочется быть полезной,» - сквозь игривую улыбку в ее глазах вновь промелькнуло то странное, просящее выражение, страстное желание помочь.
Синдбад подошел к Гудур и мягко положил руки ей на плечи.
-«Гудур, ты полезная и незаменимая помощница. Ты отлично помогаешь нам. Ты даешь солдатам домашний уют и поддержку, которых им так не хватает с тех пор как они покинули свои дома. На тебе и обеды, и стирка, и штопанье – все то, с чем солдаты в жизни бы не справились. А сытая и одетая армия – это боеспособная армия. Ты умница, Гудур, ты очень нам нужна. Я правильно сделал, что взял тебя с нами.»
Девушка слушала его, улыбаясь и опустив глаза. Нельзя было разглядеть, что скрывают опущенные веки – удовольствие, благодарность или просто радость.
-«Я рада, что оправдываю свое присутствие на корабле. Хорошие слова, капитан. Спасибо.»
Она вышла, устремив на него долгий взгляд.
-«Хорошая девушка, Дубар,» - заметил капитан.
-«Да, и по-моему, страстно влюблена в тебя,» - усмехнулся тот.
-«Я уже поговорил с ней об этом,» - Синдбад пожал плечами, - «Может, тебе приударить за ней?»
Дубар засмеялся и подтянул кушак.
-«На это я всегда готов. А что ж ты, брат – я тебя не узнаю!»
-«И не узнаешь. У всех нас осталось так мало времени до битвы. Я не знаю, успею ли я увидеться с… любимыми людьми. С теми, кого не видел уже много лет. Как я могу тратить эти бесценные дни на развлечения? Нет, больше я не совершу ни одной ошибки, Дубар.»
-«Не говори загадками, брат. Ты имеешь в виду Мейв?.. Черт возьми, ты любишь ее или нет, Синдбад?!» - не выдержал он.
-«Дубар, иногда ты удивляешь меня своими вопросами! Тут думаешь, как избежать козней Скретча, а у него все мысли о женщинах! Пойдем, расшевелим команду, действовать нужно, действовать!»
Синдбад вышел из каюты с сердитым и озабоченным видом, но из-под опущенных век блеснула задорная насмешка.
-«Да… Как же сильно он изменился… А все же интересно, о чем они толковали с Гудур?» - подумал про себя Дубар, выходя из каюты.
Во второй половине дня флотилия вошла в устье Евфрата…
* * *
«Непристойное предложение.»

Утро было пасмурным и ветреным, даже слишком прохладным для восточного лета. Погода обещала сильный ливень ближе к вечеру. Тучи хмуро клонились к земле, застланной невесомой дымкой тумана. Багдад выглядел уныло и неприветливо, расставшись с рассветным холодом; даже золотые минареты городских мечетей, казалось, поблекли под сизым небосводом.
Но в гостинице в квартале Эль-Хасаддин царила райская атмосфера роскоши и наслаждений, как впрочем и всегда. Мысли терялись и тонули в тяжком пряном запахе благовоний; чувства притуплялись в призрачных клубах кальяна; слова теряли смысл в чувственных и однообразных переливах мелодии зурны. Некоторые постояльцы еще пытались поддерживать ленивую светскую беседу, другие, захмелев от крепкого вина, окончательно отдались во власть сладостной упоительной дремоты в хитросплетении ароматов, напитков и убаюкивающих мелодий. В этой маленькой стране не было места заботам и тревогам окружающего мира, никаким чувствам кроме ленивого удовольствия. Мир вокруг замер в ожидании войны – здесь царило тупое спокойствие и ложная безмятежность. Но этот дурман был фальшивым. В зале гостиницы находилась женщина, чьи веки не смежило равнодушие, а в голове зрел ясный и четкий план.
Мейв сидела в кресле, обитом бархатом, рассеянно улыбаясь гостям. В руке молодая женщина держала кубок с вином, но она лишь слегка отпила из него, поглощенная собственными мыслями. Разговор с Учителем Дим Димом во сне, возвращение ее души на родной остров придали ей сил. Ее назначение на должность генерала багдадской армии заставляло кельтку ликовать от гордости. И, наконец, главная тревога, занимавшая собой все ее существо – сегодня им нужно было открыть городу их настоящие имена и разогнать богачей гостиницы. Пусть после изгнания этих жирных толстосумов здесь поселятся нищие и бездомные горожане, подумала Мейв. Ей не терпелось рассказать обо всем друзьям… где же они? И тут хозяйка гостиницы вспомнила слова Дим Дима о Брин и Измире. Мейв с улыбкой оглянулась на лестницу. Когда же эти двое вспомнят о суровой реальности и спустятся вниз? Она была рада за них. Теперь им с Брин нужно будет поговорить – наверняка она захочет поделиться с ней своим счастьем. За последние время их отношения сильно изменились. Совместная борьба против черной магии сблизила их и помогла понять друг друга. Мейв увидела в Брин наивную, мечтательную и чистую душой девушку, а Брин поняла, что кельтка не менее одинока, чем она; под налетом гордости и независимого «взгляда с высока» она разглядела хрупкое, уязвимое и любящее сердце. Их объединило немногословное, почти мужское товарищество, выражавшееся не в склонности к праздной болтовне и сплетням, как это часто бывает среди женщин, а в молчаливой поддержке и взаимопонимании.
Наконец, на верху лестницы возник силуэт Брин. Она спускалась одна, не поднимая взгляда от пола. Кудрявый парик выглядел немного растрепанным, шаль была небрежно накинута на плечи, но в ее спокойном, серьезном лице светилось счастливое просветление. Молодая женщина села рядом с Мейв.
-Доброе утро, Мейв.
-С пробуждением. Что-то ты сегодня припозднилась, - лукаво улыбнулась кельтка.
-Да, я сегодня так сладко спала…-Брин с наслаждением потянулась.
-Похоже, это утро для тебя воистину доброе…- Мейв насмешливо подняла брови.
-О чем ты говоришь? – удивилась Брин.
-Я знаю о вас с Измиром! – ученица Дим Дима довольно откинулась в кресле.
-О нас… с Измиром?.. Аллах, откуда?! – Брин залилась краской.
-На то я и ученица великого волшебника! Пью за прекрасную пару! – Мейв подняла бокал и отпила из него, - Так ты говоришь, что сладко спала?.. А где же сам виновник торжества?
-Не знаю. Наверное, еще не пришел в гостиницу.
Мейв удивленно подняла брови.
-У нас ничего не было, Мейв. Ночью он нашел меня на балконе, просто поцеловал и сказал, что любит меня… А я ответила тем же. Вот и все. Мы поговорили о том, как нам теперь быть. Ведь скоро война. Стоят ли чего-то наши чувства в такой момент?
-Чувства всегда чего-то стоят, и стоят дорого, Брин. И мне жаль, что я сама поняла это так недавно. Всю жизнь я считала главными ценностями долг и независимость. Я ошибалась. Я бы с удовольствием повернула время вспять и исправила свои ошибки… на корабле капитана Синдбада… но даже магия не властна над течением лет, - Мейв горько усмехнулась.
Брин смотрела на нее с удивлением: Мейв рушила свои идеалы и убеждения у нее на глазах. Наконец, она продолжила:
-Так вот, мы с Измиром решили, что если выживем на войне, то… поженимся. А пока будем не больше, чем просто друзьями и соратниками. Вот и все. Я тоже в свое время жестоко ошиблась, Мейв. И тоже на корабле Синдбада, когда позволила капитану неправильно истолковать мое стремление любить. Но больше я не хочу обжигаться об мужское нетерпение.
-Тогда еще один тост. За мудрое и верное решение! – Мейв поднесла кубок к губам, понимающе глядя на Брин, - Даст Бог, и у меня хватит времени на исправление ошибок… если только хватит.
В дверях показался Измир. Кланяясь постояльцам, он подошел к креслам, на которых сидели девушки, поцеловал руку госпоже Сирен, как того требовал этикет, и слегка пожал пальцы Брин. Влюбленные коротко улыбнулись друг другу и отвели глаза. Помощник Мейв сел рядом с ними. Мейв показалось, что в его лице произошла какая-то перемена: таинственная, мрачная печаль в угольно-черных глазах сменилась вдумчивой, даже ласковой теплотой. В глубине его взгляда угадывалась сильная страстность характера, но то была гордая и сдержанная страсть. Мягкая, спокойная нежность Брин будет отлично дополнять этот жгучий темперамент, подумала Мейв. Кельтка понимала, что она сама отличается не меньшей страстностью, чем Измир, но ей было сложнее контролировать это чувство. Всю жизнь ее главной работой над собой были попытки сдерживать порывы своей тревожной, мятежной души. Она подумала о Синдбаде. Капитан тоже был страстным человеком, но, как и Измир, он умел уравновешивать свой горячий темперамент. Мейв вспомнила, каким неотесанным варваром посчитала она его в первые дни знакомства. И каким спокойным, ласковым, понимающим он был с ней… Синдбад. Правду ли сказала Брин?.. Действительно ли он любит ее или уже давно забыл свою вздорную рыжую помощницу в неудержимом потоке времени?..
Взгляд Мейв заметался по стенам, чувствуя, как волна горячей тоски душит ей горло. Она горько зажмурилась и встряхнула головой.
-Ладно, друзья. Вчера ночью со мной говорил Дим Дим. Время бездействия кончилось, сегодня мы наведем порядок в этом сонном царстве. Пришла пора раскрыть карты.
Брин и Измир торжествующе переглянулись.
Внезапно к ним подошел, склоняясь в раболепном поклоне, толстый низкорослый человек в драгоценнейшем парчовом халате, расшитой золотом чалме, весь унизанный бриллиантовыми и золотыми перстнями. По внешнему виду это был турок. Он давно уже пожирал хозяйку гостиницы маленькими, бегающими черными глазками из дальнего угла зала. Склонившись перед Мейв, он начал восторженно целовать ей руку.
-Приветствую тебя, прекрасная, достойнейшая, сладкоречивая госпожа! В этом языке нет слов, чтобы описать, насколько ты прекрасна и совершенна! – залепетал он, - Твои глаза сияют подобно двум бесценным опалам, твоя кожа подобна лепесткам магнолии, твои волосы…
-Давай остановимся на волосах, любезнейший, - прервала его излияния Мейв, улыбаясь воздыхателю не без брезгливости, - Я тоже рада тебя видеть, добрый человек. Но к чему ты клонишь свою изысканную речь? – она осторожно вынула свою руку из его пальцев.
Турок плотоядно сверкнул глазками.
-Моя госпожа, я несметно богат. Несмотря на свое благополучие и процветание ты не можешь себе представить размеров моего богатства. Великий повелитель Скретч озолотил меня за верное служение Черной Магии. Там за воротами стоит моя карета. Если б ты благосклонно согласилась пожаловать ко мне в гости и осчастливить своим присутствием неделю моей жизни… я бы тебя озолотил! – глаза турка загорелись, - Сундуки, набитые драгоценностями… Расшитые золотом наряды… все, что пожелаешь, госпожа – все оно будет твоим!
Мейв откинулась в кресле с наивной улыбкой на лице. Брин ухмыльнулась – она знала, предвестником чего бывает эта ее улыбка.
-Прости, господин, я не совсем поняла – ты хочешь взять меня замуж? – насмешливо спросила она.
Мясистое лицо турка слегка покраснело.
-Не совсем так, госпожа… Через семь дней вернется из гостей моя супруга… Ты могла бы так скрасить мою жизнь в эту неделю!.. К чему упрямиться, красавица? Разве ты не одинока и не хочешь немного развлечься? Будь умницей и соглашайся. Думаю, тебе все равно нечего терять! – турок ехидно захихикал.
Брин и Измир ошеломленно уставились на Мейв, ожидая чего-то грандиозного.
Но госпожа Сирен продолжала спокойно сидеть в кресле, вертя в руке хрустальный бокал и сосредоточенно рассматривая стекло.
-Знаешь, Брин, - спокойно обратилась она к помощнице, игнорируя поклонника, - Сегодня мне в голову пришла интересная мысль. Это пространство в четырех стенах, - она обвела взглядом гостиницу, - Здесь всегда тепло и уютно, всегда горят свечи и играет музыка, столы ломятся от кушаний, нет ни забот, ни хлопот. Словно это зачарованный хрустальный мирок… но ведь хрусталь так легко бьется, не правда ли? – с очаровательной улыбкой Мейв разжала пальцы.
Бокал упал на пол.
Вино разлилось по ковру, а хрусталь разлетелся на тысячу осколков.
Музыка мгновенно стихла.
Все взгляды обратились на Мейв.
-Что же вы так испугались, дорогие гости?.. Неужели звон маленького бокала потревожил ваш блаженный отдых, в то время как грохот наступающей войны вас не смущает?! – насмешливо вскричала она, срываясь с места. Брин и Измир последовали ее примеру.
-Всю жизнь эта рука держала не веер, а меч. Но чтобы разобраться с вами, мне хватит вот этого, - Мейв с улыбкой достала из-за пояса плеть. Молниеносным движением она схватила турка за горло и хлестнула плетью по лицу.
-Так ты посчитал меня богатой шлюхой, жирный боров? .. Смотри же сюда! – она резко сдернула с головы парик. Огненные кудрявые волосы разметались по ее разгоряченному лицу. Брин сделала то же самое.
Постояльцы замерли.
-Мое имя Мейв, я ученица великого Дим Дима, воин Первой Гильдии Белой Магии. В свое время я плавала на корабле капитана Синдбада . Думаю, это имя вам также небезызвестно, - усмехнулась она, - Это мои помощники Брин и Измир. И сегодня мы наведем здесь порядок.
Она вновь обратилась к турку, продолжая хлестать его плетью.
-Как черный защитник ты должен знать, что твой великий Скретч велел наградить всякого, кто поймает для него ведьму Мейв. Ему, видишь ли, тоже захотелось со мной поразвлечься. Думаю, он вряд ли обрадуется, узнав, что ты решил забрать его добычу себе. Это одна из причин моего отказа тебе, мой прекрасный! – кельтка ткнула его под дых.
Вопя что-то нечленораздельное и спотыкаясь, обожатель выбежал на улицу, едва не снеся дверь.
-Раз уж он забыл закрыть за собой дверь… Я предлагаю всем выйти вон!!!
В зале началась страшная свалка. Постояльцы бросали свои трубки, раскидывали вокруг подушки, опрокидывали блюда с фруктами в спешке выбраться наружу. Кто-то поскользнулся на раздавленных гроздьях винограда и растянулся во весь рост. Вина лились на ковер, свечи падали на пол, от одной чуть было не загорелась циновка. После того как добрая половина жильцов, спотыкаясь, чертыхаясь и роняя по дороге чалмы и кошельки, покинула помещение, в зале остались десять человек. Скинув парчовые халаты, они остались в черных одеждах защитников Черной Магии. Построившись в ряд, они молча вытащили мечи.
-Не будем пачкать кровью великолепие этой залы – я намереваюсь поселить в ней граждан, которые гораздо больше нуждаются в крове, нежели вы. Выйдем на улицу, - произнесла Мейв. Следом за ней вышли Брин и Измир.
А у ворот гостиницы уже было настоящее столпотворение. В смятении ждали исхода событий и изгнанные жильцы, и простые горожане. Люди заполонили собой всю площадь перед зданием гостиницы.
-Слушайте меня, люди! Я белая волшебница Мейв. Я назначена генералом Багдадской армии и со своими помощниками буду защищать этот город от зла и гнета черных защитников. Вступайте в войско, если вы хотите спасти все, что вы любите, все, что вам дорого в этой жизни!
От слов друзья подошли к делу. Измир обнажил меч, Мейв и Брин достали из-за пояса небольшие кривые кинжалы. Десятеро черных защитников кинулись на троих белых.
Измир с легкостью убил сразу двоих и стал помогать Брин одолеть ее противника. Мейв, увлекшись фехтованием, запуталась в своей длинной шелковой юбке, и упала на колени. В бешенстве вскочив на ноги, она разорвала ее от подола до пояса, отбросила в сторону и молниеносным движением заколола нападавшего. Под юбкой оказались узкие белые шальвары, они были удобны для бега и прыжков. В течение пяти минут они без устали работали кинжалами ногами и кулаками. Вскоре все было кончено. Семеро черных защитников были убиты, трое попытались спастись бегством. Двоих из них догнал и прикончил Измир; одному все же удалось скрыться. Тяжело дыша, друзья огляделись по сторонам. Брин усталым движением убрала волосы ото лба. Боль в руке, оставшаяся еще после битвы с гарпиями и призраками, давала себя знать.
Послышались одобрительные восклицания – народ, собравшийся здесь, принадлежал в большинстве своем к сторонникам Белой Магии.
-«Вы видели, какое возмездие ждет всех помощников Скретча. Делайте свой выбор и поторопитесь: Великая Битва вскоре грядет. Эта гостиница отныне принадлежит вам, простому люду. Для богачей сюда отныне входа нет. Те, кому негде жить, у кого нет никакого приюта – пожалуйте сюда, места хватит всем,» - обратилась кельтка к окружающим. Толпа загудела еще одобрительнее.
-«Пойдемте внутрь. Нужно навести порядок в зале, после потасовки там творится черт знает что. А затем нам нужно будет получить дальнейшие указания от Учителя» - обратилась Мейв к друзьям, - «И еще мне не терпится переодеть этот бесполезный наряд и снять дурацкие побрякушки. Неужели я наконец-то смогу носить простую одежду?»
Обтерев меч подолом изорванной юбки, валявшейся недалеко от поля боя, она зашла в гостиницу. Друзья последовали за ней.

0

11

…Уже пять дней корабли белой магии плыли по широкому и привольному руслу Евфрата. Июль пышно раскинул многоцветие своих красок по обе стороны реки; в зените ослепляющее сияло солнце, пронзая воздух до самой кромки воды. Небосвод казался бесконечно высоким, словно уходящий ввысь купол дворца, и напоминая собой перевернутое блюдце с голубой каймой изнутри. Лазурь летнего неба слепила глаза; а с далеких, невидимых глазу берегов неслись терпкие ароматы растений, фруктов, цветущих магнолий. Ничто в этом безмятежном мире не возвещало о давно нарушенном покое Персии, ничто не предвещало возможной грядущей битвы.
На шестой день пути на горизонте показались плавучие деревни – удивительные сооружения из соединенных между собой больших плотов, на которых строились легкие тростниковые хижины. На больших реках Востока это было частое явление – когда жителям селений не хватало земельных наделов, люди уходили к воде, создавая целые общины, разводили буйволов, выращивали рис. Видя проплывающую мимо флотилию кораблей, люди изумленно выходили из своих хижин, улыбались, махали руками, кричали приветствия вслед. Среди них были только женщины, дети и старики.
-«Посмотри-ка, Дубар! Ни одного боеспособного мужчины во всем селении. Я смотрю, багдадские белые защитники уже побывали здесь и пополнили здешними жителями ряды армии Дим Дима. Они обогнали нас, брат!»
-«Ну а ты что, думал, братишка. Ведь Багдад уже совсем близко. Совсем близко! Скоро мы будем дома, Синдбад».
Синдбад глубоко вздохнул и с наслаждением закрыл глаза.
-«Я так хочу увидеть Багдадское лето, Дубар. Золотые минареты в блеске полуденного солнца… Но увидим ли мы тот дом, который помним?.. Или к тому времени, что мы доберемся до Багдада, мы увидим только улицы, застеленные дымом, и трупы всех наших друзей?» - Синдбад тяжело, прерывисто вздохнул.
-«Замолчи, брат, и не смей говорить таких вещей и кликать беду,» - сурово отозвался Дубар, - «И знай, что ничего такого не будет. В Багдаде Мейв, Брин и этот парень – как бишь его – Измир. Они не дадут городу пасть. И кроме того, Синдбад: посмотри на этих людей. Да, на жителей этой плавучей деревни. Разве могут люди, сумевшие приспособиться к таким условиям, так легко сдаться?.. Наши земляки не дадут себя в обиду, будь уверен!» - Дубар рассмеялся и успокаивающе хлопнул капитана по плечу.
Тот улыбнулся в ответ; тревога, измучившая душу Синдбада, медленно уходила с его лица.
-«Я хотел сказать… спасибо за то, что ты со мной, брат. За то, что вы все со мной. Если бы не ты, Фируз и Ронгар, мы никогда бы уже здесь не были, не плыли бы сейчас на помощь Дим Диму. Я не знаю, что бы я делал без вас. Давно бы сгубил Номад в широтах Сур, пустил бы жизнь на самотек… да просто сломался».
Толстяк широко улыбнулся.
-«Это не так, Синдбад. Ты недооцениваешь себя. В тебе столько огня, столько любви к жизни… ты молод и полон сил. Ты никогда бы не сломался, зная, что на свете все еще есть люди, которым нужна твоя помощь. Зная, что на свете есть твоя любимая рыжая девочка, ради которой в свое время ты чуть было не продал душу Скретчу,» - в голосе Дубара прорезались лукавые нотки.
-«Она никогда не была моей девочкой, брат. Кошка, которая гуляет сама по себе, - вот какой я помню ее. Черт, как же это порой задевало меня!» - Синдбад невесело усмехнулся.
-«Она станет твоей, когда мы прибудем в Багдад. Мейв ждет тебя, уж поверь мне».
-«Да… я знаю, Дубар. Ей потребовалась разлука, для того, чтобы понять, что я не такой уж неотесанный варвар… Хм. Хотя кто знает, может быть, она уже давно не одинока! Этот Измир – кто он ей?»
-«Помощник и верный друг».
-«Ой ли? Измир отличный парень, в этом я убедился самолично – но он тоже из плоти и крови, а Мейв, черт возьми, красавица.» - Синдбад непримиримо сжал губы.
-«О Аллах, да неужто у тебя начала сдавать память, младший брат?! Или ты не помнишь норов своей кельтки, раз считаешь, что она могла подпустить к себе живого мужчину? Да ведь Измиру пришел бы конец в тот же миг, что он осмелился приобнять ее!»
Синдбад воззрился на старшего брата, и они оба расхохотались, уперев руки в бока.
-«Все будет хорошо».
Вдоволь отсмеявшись, капитан повернулся к здоровяку.
-«Обещай, что мы всегда будем вместе, что бы не случилось, Дубар. И что мы никогда не из-за чего не повздорим».
-«А чего мне обещать! Мы и так вместе прошли через все, и ты сам прекрасно знаешь, что так будет всегда. Надо же мне присматривать за своим непутевым братцем!»
Братья снова рассмеялись. Две пары глаз – маленькие, смеющиеся, в ореоле лучиков морщин, и светло-серые, почти васильковые, красивого миндалевидного разреза, устремились вперед, на горизонт. Туда, где их ждал родной город, их единственная надежда.
* * *
«БАЛ ДЛЯ ТРОИХ».
К концу дня плавучие деревни миновали, и перед плывущим войском открылся совсем другой ландшафт. Болотистые берега сменились поросшими изумрудной зеленью холмами, скалистыми обрывами, оливковыми рощами, уходящими вдаль лугов. Маслины тяжело клонили к земле налитые соком ветви, местами листва желтела, иссушенная июльским солнцем. Река тихо шумела, омывая прибрежный песок мутной зеленоватой водой.
На заре следующего дня, когда ночной мрак еще не испарился из сонного воздуха, перед плывущей флотилией открылась длинная аллея, усаженная по обе стороны кипарисами. Моряки, зевая и натягивая одежду, один за другим высыпали на палубу и изумленно приникли к борту. Стройные деревья стояли в ряд, словно торжественно приветствуя проплывающие мимо корабли, их острые вершины темно-зелеными шпилями пронзали дымчато-голубое небо.
Великолепие явно было рукотворным, дивным созданием умелых мастеров-садоводов.
Не успев насмотреться на это удивительное зрелище, моряки вдруг почувствовали пряный, сводящий с ума аромат роз. Последнее дерево проплыло мимо, медленно тая в рассветном тумане, и взорам открылось бескрайнее поле, утопающее в ярко-алом мареве цветов. Всюду, насколько видел глаз, были розы… Запах кружил голову, щемил сердце. Окружающий простор тонул в розовой дымке, сливаясь на горизонте с тонкой, прозрачной рябью облаков.
-«О Аллах… Синдбад, откуда здесь все это?! Я с детства знал берега Тигра как свои пять пальцев… Откуда здесь взялось это великолепие?! Кипарисы, розы… Сколько же лет мы не были дома, раз все так изменилось?..» - в восторге простонал Дубар.
Капитан, Фируз, Ронгар и Бесстыжая Гудур смотрели вперед пораженные, не в силах вымолвить ни слова.
Вдруг на необъятный светлый простор, простиравшийся в глубине берега, упала огромная, длинная тень.
-«Смотрите!» - срывающимся голосом воскликнула Гудур, указывая на что-то рукой.
Все лица устремились в ту сторону, но чтобы охватить взглядом увиденное, друзьям пришлось высоко задрать головы. Зрелище потрясало.
Перед ними возвышался самый высокий замок из всех, что они когда-либо видели. И ни один их них не мог сравниться с ним по красоте и великолепию – это было ясно с первого взгляда. Удивительное, эфемерное создание человеческих (или не человеческих?) рук из черного обсидиана завораживающе мерцало в рассветной дымке солнечных лучей. Черные как ночь стены глянцево поблескивали в утреннем свете, отражая в своих гранях еще не угасшие огни предрассветных звезд. Зубцы и башенки вздымались вверх, пронзая остроконечными шпилями небосвод. В замке было много больших окон, причудливо окрашенных орнаментом. Внизу стены виднелись внушительные подъемные ворота, за которыми мелькала кромешная тьма. Эта громада напоминала собой узкую, длинную руку, затянутую в обшитую бриллиантами черную перчатку и устремленную ввысь, словно желая пронзить небо.
Все пятеро замерли на месте, не в силах опомниться от тяжкого, немого, порабощающего восхищения. Каждый из них чувствовал смесь благоговения, недоумения и восторга.
-«Как прекрасно…» - прошептала Гудур. В ее глазах блестели слезы восторга – настолько зрелище потрясло. Простая крестьянка, всю жизнь прожившая в общине земледельцев, она никогда не видела ничего подобного.
-«Возможно, я чего-то не понимаю, Синдбад… Но я видел подобные дворцы лишь в западных землях. Откуда это чудо взялось здесь, на берегу Евфрата, в Междуречье?.. Это даже теоретически невозможно!» - воскликнул Фируз, опомнившись от сладкого забытья.
-«Здесь происходит какая-то чертовщина, брат…» - ошеломленно пробормотал Дубар.
Синдбад молчал, обуреваемый различными чувствами и сомнениями.
-«Я думаю, нам просто необходимо сойти на берег и разведать обстановку». – сказал он наконец.
-«О чем ты, брат? Неужели мы остановим целую флотилию, целое войско из двадцати пяти кораблей ради того, чтобы полюбоваться на этот, не спорю, красивый дворец?» - возмущенно возразил Дубар.
-«Не полюбоваться, Дубар. Я же говорю – нужно разведать обстановку. А что, если этот странный дворец – оплот Черной Магии? Что, если здание кишит черными защитниками или еще какой-нибудь нечистью? Не наш ли долг, как белых защитников, выведать, что здесь происходит?»
Дубар, сопя, замолчал, не находя возражений.
Спустя несколько минут на воду была спущена шлюпка. Пятеро человек высадились на берег – сам капитан, Дубар, Фируз, Ронгар и Гудур, которая так страстно хотела взглянуть на чудо поближе, что ей не смогли отказать. Номад был оставлен на попечении остальных матросов.
Команда стояла, по колено утопая в розах. Гудур сорвала несколько цветков, наслаждаясь их ароматом, и прикрепила к декольте своей блузки.
Замок был совсем близко.
-«Давайте войдем внутрь! Я уверена, внутри это творение Аллаха еще прекраснее!» - воскликнула молодая женщина.
-«Гудур, это совершенно глупое и необдуманное предло…» - горячо возразил капитан и вдруг прервался на полуслове. Он понял, что и сам чувствует страшное, необузданное желание войти внутрь. Желание становилось все более сильным, все доводы рассудка улетучивались, утопая в наваждении. Обсидиановые зеркальные стены мерцали все призывнее; казалось, с каждым мгновением замок становился все сказочнее и прекраснее.
Внезапно Гудур не выдержала и рванулась ко входу. Копна ее красных волос, собранных в пучок, разметалась по спине, но она ничего не замечала в своей спешке, умирая от желания постигнуть увиденное чудо.
-«Гудур!» - обеспокоено воскликнул Синдбад, - «Нам нужно остановить ее…»
И в этот момент он понял, что не может и не хочет ее останавливать, а сам с удовольствием кинется в это приключение. Остальные, очевидно, чувствовали ту же потребность. Все пятеро, не сговариваясь, последовали за Гудур, выставив вперед себя мечи в целях осторожности. Хотя о какой осторожности могла идти речь…
Они подошли вплотную к подъемным воротам. За массивными решетками зияла пугающая, беспросветная темнота.
-«Послушайте, мы не имеем понятия о том, что может подстерегать нас за этим ограждением…» - начал было Фируз.
Внезапно ворота заскрипели и начали неспешно подниматься. Гул от этого процесса разнесся по всему замку.
Моряки повыхватывали мечи, напуганные, обескураженные этим явлением. Вокруг не было не души, как кто-то мог проведать об их появлении? Разве что этот кто-то увидел их со сторожевой башни и решил впустить непрошенных гостей. Команда напряженно всматривалась во мрак, ожидая увидеть хозяев или по крайней мере слуг.
Но при входе не было никого. Ворота открылись сами собой, словно специально для них. Обсидиановый замок решил впустить гостей в свое чрево.
-«Синдбад, здесь что-то не так. Что за чушь, помилуй нас Аллах…» - пробормотал Дубар, но его речь оборвалась. Все пятеро, даже не делая попыток обдумать свое решение, шагнули в темноту. Ворота медленно опустились за ними.
-«Мы заперты…» - неуверенно пробормотал Фируз.
Внезапно раздался треск огня, и пространство, в котором они находились, осветилось сотней факелов. Руки с оружием вновь взметнулись в воздух… и замерли. Обороняться было не от кого. Вокруг было пусто. Они стояли в начале длинной, просторной галереи, освещенной факелами. Стены, пол и потолок в ней были из того же черного обсидиана – замок был выдержан в едином стиле. На стенах – развешены золотые гравюры, охотничьи рога, искусно выполненные клинки и щиты – все из чистого золота. Желтый металл великолепно сочетался с черным глянцем стен. Паркет – отполирован до блеска, их силуэты отражались в нем, как в зеркале.
Члены команды двинулись вперед по галерее. Шаги гулко отдавались по сводам здания. Вокруг не было ни одной двери, ни одного коридора – только ослепляющее золото металла и факелов на стенах. В конце галереи они увидели три портрета в тяжелых золотых рамах. Друзья остановились перед ними.
На первом был изображен стройный, молодой, поразительно красивый мужчина в камзоле и плаще. На его груди, в вырезе рубашки, виднелся медальон из обсидиана. У него были светло-серые, почти голубые глаза, каштановые волосы и тонкие, правильные черты лица. Его пальцы были унизаны дорогими перстнями, он был одет в богатую западную одежду.
Второй портрет отображал полного немолодого мужчину с короткой светлой бородой, отливающей рыжиной, краснощекого, со смеющимися глазами. Его плащ был прикреплен к камзолу обсидиановой брошью.
Третий портрет украшала собой молодая привлекательная женщина с пронзительно-зелеными, страстными глазами и ярко-красными волосами. Она была одета в бархатное, с глубоким декольте, пурпурное платье под цвет волос, украшенное золотом и ониксом. В ушах, которые открывала высокая, по западной моде, прическа, глянцево блестели тяжелые, дорогие серьги-подвески из обсидиана.
Глаза с портретов смотрели серьезно, с какой-то жадной печалью, совсем как живые.
-«Посмотрите, до чего Арман похож на этого красавчика!» - воскликнула Гудур, указывая на Синдбада и на первый портрет. Все дружно воззрились на молодого человека, понимая, что сходство потрясающе.
-«Гудур, почему ты назвала меня Арманом…?» - спросил капитан. У него екнуло в груди, когда он осознал свое сходство с портретом.
-«Не знаю, Синдбад. Я даже не знаю, откуда мне на ум пришло это имя,» - смущенно призналась молодая женщина.
-«Дубар, а ты – вылитый толстяк со второго портрета!» - воскликнул Фируз. Дубар обескуражено засмеялся – это и впрямь было так.
-«А разве ты не представляешь собой третий портрет, Гудур?.. Эти волосы и глаза слишком уж бросаются в лицо,» - тихо заметил капитан.
Гудур замерла, глядя на своего двойника.
-«Мы будто хозяева замка и вернулись к себе домой!» - пошутил Дубар. Но Синдбада встревожила его шутка.
-«Не нравится мне все это. Странный замок, странные ворота, странные картины… Странно уже то, что здесь никого нет. Такая махина – и пусто! Нужно выбираться отсюда, пока не поздно,» - Синдбад решительно повернул к выходу, но Гудур метнулась к нему.
-«Синдбад, не будь таким нудным! Давай обследуем замок! Ведь столько всего интересного! Мы не можем упустить такую возможность. Ну пожалуйста!» - девушка умоляюще взяла его за руку. Синдбад посмотрел ей в глаза. Молодая, искушенная лишь в вопросах любви, но не жизни, не видевшая ничего, кроме своей общины и тяжелой работы в полях, она чувствовала себя как в сказке – в роскошном замке, в обществе новых друзей и полюбившегося ей мужчины. И она не хотела покидать эту сказку как можно дольше.
-«Хорошо,» - сдался он, - «Мы обследуем замок. Может быть, здесь есть люди, которым требуется помощь. У меня такое чувство, что здесь кто-то попал в беду.»
-«Да – мы,» - ворчливо откомментировал Дубар, но тем не менее двинулся вслед за Синдбадом, когда группа мореходов осторожно двинулась дальше. Они достигли конца галереи. Их взору открылись три витые лестницы – направо, налево и прямо перед ними. Лестницы тонули в обсидиановом мраке, в пролетах не было окон.
-«Ну что ж,» - неторопливо, взвешивая каждое слово, произнес Синдбад, - «Думаю, что здесь наши пути должны разделиться. Если мы действительно хотим обследовать этот замок.»
Он окинул команду вопросительным взглядом. На лицах моряков читалось полное согласие с его предложением.
-«Итак,» - вздохнул капитан, - «я пойду прямо, Дубар – по левой лестнице, а Гудур вместе с Фирузом и Ронгаром – направо. Вперед. Будьте осторожны.»
Пять теней замелькали в кромешной тьме лестничных пролетов. Вскоре они перестали слышать шаги друг друга, все больше углубляясь в недра замка.
* * *
Гудур шла позади Фируза, опасливо держась за перила. Ее распирало любопытство; именно любопытство, наравне с восхищением, потянуло ее, словно в пропасть, в этот странный замок, словно по волшебству перенесенный сюда из далекой западной страны.
Ронгар шел впереди. В синем мраке, слегка разбавленном светом факелов, все еще доходящем с первого этажа, жемчужно поблескивали белки его глаз. Ронгар шел, выставив перед собой кинжал; Фируз шел позади него, бормоча себе под нос что-то про удивительную архитектеру замка. Гудур едва успела подумать о том, как Фирузу удается разглядеть нечто архитектурное в почти кромешной тьме, как вдруг ее спутники застыли на месте как вкопанные.
-«Что случилось?» - спросила она. Ее нервы и без того были напряжены до предела.
-«Тихо. Ты что, не слышишь? Этот странный гул, который доносится из-за стены»., - прошипел врач.
Тут Ронгар удивленно покачал головой и указал вверх, в темноту пролета. Очевидно, ему казалось, что звук идет из совершенно противоположной стороны.
-«Давайте поднимемся на площадку, а там разберемся, что к чему,» - предложила молодая женщина, в упор не слышавшая никаких звуков, кроме тихого шелеста их собственных шагов по камню лестницы.
Они поднялись на площадку пролета – трое встревоженных людей на черном квадратике пола в пустой темной шахте бесконечного здания. Девушка посмотрела вниз, и у нее мучительно закружилась голова: безразмерная витая лестница напоминала собой зловещую черную спираль, без начала и конца, а внизу чернела обсидиановая пустота в бликах огня, словно сама адская пропасть. Пролет был пуст, вокруг не было ни коридоров, ни дверей, никакого источника света, а лестница по-прежнему вела вверх, бесконечная, крутая и однообразная. Только там, наверху, не было уже совсем никакого освещения – мертвый мрак и мертвая тишина.
Внезапно Гудур стало мучительно страшно от этой безысходности, в сердце пробрался предательский холод – что, если эта лестница ведет в никуда, если она и впрямь никогда не кончится?
-«Фируз, Ронгар… пойдемте отсюда. Давайте спустимся вниз. Это не дом, это адская ловушка. Где вы видели огромный замок без дверей, без коридоров, без людей?.. Давайте уйдем отсюда поскорее,» - девушка боязливо ухватилась за рукав Фируза. Мужчины замерли на месте, раздосадованные, не зная, что им предпринять. Вдруг раздался отвратительный, пробирающий до костей скрежет. Стена справа от них начала подниматься. Фируз и Гудур отпрянули назад, рванувшись к ступенькам лестницы. Ронгар же стоял, прислонившись. От резкого толчка он не удержался на ногах и провалился одной ногой в открывшееся отверстие. Быстрая природная реакция заставила его ухватиться за слегка выступающую плиту пола.
Фируз в отчаянным воплем бросился ему на выручку.
-«Давай руку!!»
Но Ронгар не успел схватиться за протянутую руку врача, дрожащую от напряжения. Его собственные пальцы, судорожно цеплявшиеся за плиту, сорвались и, проскользнув по гладкому полу, исчезли в отверстии. С непонятным стоном Ронгар сорвался вниз.
-«Нет!! Ронгар! Гудур, беги вниз! Зови Синдбада! О нет!» - Фируз припал к отверстию, из которого сочилась тьма еще более темная, чем та, что окружала их на лестнице. Вдруг механизм в стене зарыпел и начал опускаться. От резкого движения пол сотрясся, и Фируз покатился к дыре так же, как их спутник. Теперь к нему кинулась Гудур. Ей удалось схватить его за руку, хотя ее сил никогда не хватило бы на то, чтобы выудить из пропасти взрослого мужчину.
-«Нет, Фируз! Не исчезай. Не покидай меня здесь. Ты не можешь упасть. Не можешь. Синдбад! Синдбад! О Аллах, что мне делать… Синдбад!!» - Бесстыжая Гудур рыдала и кричала, судорожно пытаясь удержать ученого, она была в полном отчаянии, и скорее сама нуждалась в помощи, нежели могла ее кому-то оказать.
Стена неумолимо опускалась все ниже и ниже. Отверстие стало настолько узким, что в него уже не мог поместиться человек. Девушка больше не видела лица Фируза, она только продолжала сжимать его побелевшие от усилия пальцы.
-«Прекрати кричать, Гудур. Синдбад не успеет добраться до сюда прежде, чем я упаду. Никто уже не поможет. Не плачь, девочка,» - срывающимся голосом просипел Фируз из-за стены. И добавил, в ответ на еще более отчаянное рыдание Гудур, - «Все будет хорошо. Ты сейчас спустишься вниз, найдешь Дубара с Синдбадом, и вы уйдете отсюда. А теперь отпусти мои пальцы, иначе ты сорвешься сама».
-«Нет! Я никогда этого не сделаю, Фируз!» - осипшим голосом прокричала Гудур.
-«Отпусти, Гудур. Ты уже не поможешь мне. Отпусти.»
Но молодая женщина уже ничего не отвечала, она только всхлипывала в истерике, ничего не видя от слез.
Тогда Фируз сам разжал пальцы. И тихо исчез, не издав не единого крика, ни единого стона. Не было даже звука упавшего тела – ничего.
Стена со скрежетом опустилась, сомкнув свои обсидиановые края с полом в одно целое.
Гудур поднялась на ноги, закрывая лицо ладонями. Она ослепла от горя, страха и… стыда перед Синдбадом. Бежать к капитану? Но как она покажется ему на глаза после всего этого? Сама напросилась в эту экспедицию – и не уберегла своих спутников, дала погибнуть людям, которые были для него почти что братьями на протяжении долгих лет. Она подвела его. Она ничем не смогла помочь защитникам белой магии, в то время как еще недавно так гордо взошла на борт Номада. Она так и осталась Бесстыжей Гудур, бесполезной кокеткой, умеющей только тайком зажиматься с женатыми мужчинами темными вечерами.
Эти мысли душили Гудур. Она не пойдет к Синдбаду. Но и дальше она не пойдет ни за что на свете. Лучше ей остаться здесь и ждать смерти – в этом проклятом месте она, очевидно, не заставит себя долго дожидаться. И женщина застыла на месте, словно каменное изваяние.
Она даже не услышала, как за спиной вспыхнул факел, висевший на противоположной стене. Открыв глаза, она увидела ярко освещенную дверь в левой части площадки.
-«Боже мой, откуда здесь дверь? Как зажегся этот факел?.. Что за чертовщина! Какие неведомые силы привели нас в это проклятое Аллахом место?» - устало простонала Гудур, уже с трудом воспринимавшая действительность.
И тут она увидела, что вся стена была поделена пополам: на это указывали инкрустированные вкрапления из алмазов, проводившие четкую границу между правой и левой половиной. Справа был потайной механизм, с помощью которого осуществлялся подъем незыблемой на вид стены, а в левой половине была дверь. Которая куда-то вела. Но кто запустил подъемный механизм?.. Кто зажег факел?.. Впрочем, Гудур сейчас было все равно. Возможно, дверь ведет туда, где сейчас находятся Фируз и Ронгар.
Гудур уверенно положила руку на дверную ручку – из чистого золота, с богатой инкрустацией из все того же проклятого обсидиана. Дверь тихо поддалась ее несмелому нажатию…
…..Синдбад шел вверх и вверх по лестнице. Оружие он держал наготове. Пока что вокруг него было светло, хватало света факелов, доносившегося с первого этажа. Как ни странно, его занимали вовсе не те мысли, которые, казалось бы, должны владеть им сейчас, находясь в этом поистине странном месте. Капитан думал о своем недавнем разговоре с Дубаром, он думал о Мейв и об Измире, о Брин и о Гудур. Но все чаще напрашивалась мысль о Гудур – что этой молодой, беззащитной женщине делать в армии белых защитников, среди воинов? Зачем они взяли с собой женщину, не приспособленную и не созданную для войны? Нет, она, конечно, незаменимая помощница в плане приготовления еды и других хозяйственных дел – в плане помощи, которая была так необходима новобранцам, внезапно оставшимся без домашнего уюта. Но она не воин. Мейв или Брин на ее месте была бы поистине сокровищем – Воины Первой Гильдии Белой Магии, сражаются так, как не умеет ни один из их солдат. Да и по характеру девушки совсем другие – сильные, смелые, решительные, даже отчаянные. Гудур же слаба, нерешительна и вдобавок страшно любопытна – отличительное качество слабых женщин. Она не сможет постоять даже за себя, если ей придется столкнуться лицом к лицу с противником. Но она так настойчива и трогательна в желании быть полезной, в желании помочь Белой Магии и угодить ему, Синдбаду… Да, ему. А что, если именно это влечение к нему, а вовсе не патриотизм, подтолкнуло ее на корабль?.. В таком случае, это просто эгоистично с его стороны – позволять девушке подвергать себя опасности из-за него. Он должен объяснить ей это как можно быстрее, каким бы тяжелым и неприятным не оказался разговор. Как можно быстрее…
Размышляя таким образом, Синдбад и не заметил, как перед ним выросла дверь. Не долго думая, он осторожно толкнул ее, прислушиваясь к каждому звуку, и вошел, держа меч наготове. Возможно, здесь он наконец-то обнаружит хоть одну живую душу.
Это был просторный покой с очень высоким потолком, тускло освещенный светом одинокой свечи, горевшей в старинном бронзовом подсвечнике. Свеча бросала колеблющиеся блики на потолок, из-за чего на его своде появлялись причудливые, замысловатые узоры. Стены, пол и мебель (низенький прикроватный столик, несколько кресел, обшитых пурпурным бархатом и гардероб) не отличались оригинальностью – все было отделано золотом, инкрустированном в обсидиан. Желтое на черном… словно яркий солнечный луч посреди затянутого грозовыми тучами неба. В середине комнаты стояла широкая, поистине королевская, кровать под легким серебристым балдахином. Синдбад пощупал ткань – она и впрямь была отделана серебром. Что поразило его сразу – это отсутствие окон в спальне. Сначала ему показалось, что они закрыты тяжелыми портьерами из пурпурного атласа, прошитого золотыми нитями. Но, как оказалось, портьеры скрывали лишь стены.
В углу он заметил большое, во весь человеческий рост, зеркало в старинной раме из поблекшего от времени золота. Рядом, на кресле, он увидел разложенную одежду, словно приготовленную для кого-то. Это был богатый наряд, которому мог позавидовать сам принц – капитан мог с полной уверенностью утверждать об этом, зная цену тканям. Одежда, как и все убранство загадочного замка, была изготовлена по западному образцу – рубашка, камзол, узкие брюки и сапоги. Всю жизнь одеваясь по-восточному, ему хотелось бы хоть раз примерить такой наряд, подумал Синдбад. А почему бы и не примерить?.. Капитан взялся за края рубашки, стягивая ее. Какая сила толкнула его на этот поступок? Может быть, та же, что заставила их всех войти в этот замок?..
Светло-бронзовые от загара плечи капитана отливали золотом в неверном свете свечи, в тихом полумраке спальни. Синдбад одел белоснежную накрахмаленную рубашку, расправил кружевные манжеты. Сверху он одел бархатный лиловый камзол. Затем последовали брюки из мягкого, плотного материала, которые он заправил в высокие сапоги, красиво обтянувшие его стройные ноги.
Капитан подошел к зеркалу, изображение дрогнуло – и отобразило щегольски одетого молодого красавца. Камзол необычайно шел Синдбаду, подчеркивая стройность его торса, белизна рубашки эффектно оттеняла морской загар.
Вдруг Синдбад бросил взгляд на кресло и увидел что-то блестящее на красной материи. Он наклонился. Это был медальон, из того же черного обсидиана, что и стены замка, оправленный в золото и прикрепленный к золотой цепочке. Элегантное украшение редкой красоты. Точно такой же медальон, какой он видел на портрете своего «близнеца».
Синдбад вдруг почувствовал непреодолимое желание одеть его. Он так и сделал, спустив его в обнаженный вырез шелковой рубашки, в светло-каштановый сгусток волос на груди. Внезапно кружок медальона с силой вжался в грудь капитана, обжигая кожу словно огнем. Обсидиан потемнел, и в его угольно-черной глубине замерцали искры. Но спустя мгновение боль отпустила.
Молодой человек почувствовал себя спокойно как никогда в жизни, и начал находить удовольствие в происходящем. Он огляделся по сторонам и понял, что чувствует себя как дома. Более того – он и есть у себя дома. Он подошел к зеркалу и нахально усмехнулся своему отражению, сверкнув белозубой улыбкой.
-«А ты хорош собой, принц Арман.»

* * *
Бесстыжая Гудур вошла в таинственную комнату, в которую так зазывно пригласила ее невесть откуда взявшаяся дверь. Молодая женщина шла очень медленно, пошатываясь и придерживаясь за стены, словно слепая, - горе и отчаяние от потери Фируза и Ронгара совершенно надломило ее, лишило всех сил. В сущности, ей было все равно, что с ней произойдет – лишь бы не стояли перед глазами напряженные лица друзей, один за другим исчезнувшие в черной пропасти. Лишь бы не встретиться с капитаном Синдбадом, не увидеть взбешенного, обвиняющего, темного от горя взгляда любимых глаз. Она предала своего капитана. Подвела любимого человека, ставшего таким родным и желанным сердцу беспутной кокетки из Басры. Гудур без памяти полюбила Синдбада. Это чувство поразило ее почти с первого взгляда, когда она увидела его в Басре, на помосте перед общиной земледельцев-курдов, - стройного, загорелого, синеглазого, статного, - настоящего воина. Полюбила его облик, хрупкий и звонкий, словно фарфоровая статуэтка. И это было не просто влечение легкомысленной девушки к красивому мужчине. Такого чувства она не испытывала прежде никогда. Из-за него она изменила всю свою жизнь, бросила родной дом, отправилась на войну. И никто так не мучил ее доброжелательным, участливым равнодушием, вежливым, но твердым отказом. Невозможность добиться желаемого и ревность к Багдадской сопернице разжигали ее страсть еще сильнее.
А теперь Гудур хотелось лишь одного – смерти.
Она окинула помещение притупленным, невидящим взглядом. Это определенно была спальня женщины. По стенам были развешены ароматические свечи, распространявшие благовония; огромное круглое ложе, устланное шелковыми простынями, чувственно дремало под пурпурным балдахином. Комната тонула в бездумной роскоши бархата и золота.
-«Отчего здесь нет окон? Так темно… Эй! Здесь есть кто-нибудь? Отзовитесь!» - негромко позвала Гудур.
Никто не ответил ей; лишь полумрак в углах спальни шевельнулся украдкой от колебания пламени свечей. В этом замке живет одна лишь темнота, и она здесь – живое существо. От этой мысли молодой женщине вновь стало жутко.
Возле кровати она увидела ванну, наполненную водой и ароматическими маслами. Тонкий аромат ласкал обоняние; поверхность воды пенилась пузырями. Гудур погрузила в нее пальцы – вода была теплой, словно ее только что нагрели для хозяйки роскошной спальни. Но на молодую женщину, насмотревшуюся уже всякого в странном обсидиановом замке, это не произвело никакого подозрительного впечатления. Каким наслаждением было бы сейчас погрузиться в горячую, ароматную воду и забыть обо всем…
Обо всем…
Гудур закрыла глаза и потянулась пальцами к застежкам своей зеленой блузки.
* * *
Принц Арман неспешно шагал по коридорам и лестницам своего замка. Теперь все они были ярко освещены сиянием бесчисленных факелов, свечей и ламп; замок без окон тонул в искусственном свете. Мерный стук его уверенных, властных шагов гулко разносился под высокими сводами.
Множество людей сновали по переходам; прислуга, многочисленные лакеи; вдоль стены стояли стражники. Из небытия, из многослойной пустоты далекого прошлого возникли их голоса и смех, время своим волшебным дыханием вновь вдохнуло в них жизнь.
-«Давненько меня не было дома… Но где же я был?.. Впрочем, разве это важно? Ведь нет,» - Арман взялся за кружок обсидианового медальона на груди, любуясь призрачными гранями.
-«Нужно найти Фиону… Фиона! Она наверняка здесь! Она ведь приехала к нему только вчера, тайком, бросив своего толстого жениха Джулиуса…»
Перед глазами немедленно возникло изображение хорошенькой зеленоглазой женщины с красными волосами. Вот она идет к нему, слегка покачивая бедрами, окутанными облаком тюля или бархата, яркая, утонченная…
Светлые, слегка раскосые глаза Армана чувственно блеснули. А вот и отведенная ей спальня…
Молодой человек деликатно постучал и толкнул дверь.
* * *
Лежа в теплой ванне, Гудур в первые за последние минуты позволила себе расслабиться и разрыдаться. Она разрывалась между двумя желаниями – со всех ног бежать из проклятого замка или же погрузиться в унылое, тупое бездействие, пустить события на самотек. Слабая, безвольная и потерянная, она склонялась скорее ко второму. На туалетном столике возле кровати, ломившемся от флаконов с духами, баночками с помадами и пудрами, она заметила элегантные серьги-подвески из обсидиана. Гудур взяла их, бессмысленно вертя в пальцах, и поднесла к ушам. Почему бы ей не надеть их?
В то же мгновение раздался стук. Гудур подскочила на месте, обмерев от ужаса. В комнату вошел Синдбад.
-«Аллах, во что ты одет, Синдбад!» - это было первое, что сорвалось у нее с языка, когда она увидела роскошный лиловый камзол и шелковую рубашку капитана.
И в ту же секунду зажмурилась от острой боли в ушах.
Подвески!..
Виски сжало словно тисками…
Когда она открыла глаза, боль уже отпустила.
И ей стало необычайно хорошо.

-«Добрый вечер, Фиона, моя красавица… Похоже, я не вовремя?» - лукаво осведомился принц, расплываясь в нежной улыбке, - «Отчего ты назвала меня так странно… Син… Синдбад?»
-«Как-как?... Ты что-то путаешь, милый. Впрочем, ты действительно не вовремя. Выйди на минутку, пожалуйста,» - Фиона кокетливо повела голым плечом, лениво растягивая слова.
Арману пришлось ждать довольно долго. Но, наконец, она вышла к нему – в пурпурном, глубоко декольтированном платье с огромным кринолином, кружевными вставками и рукавами-буфами. Красные волосы собраны в высокую прическу, губы накрашены ярко-красным, в ушах – тяжелые подвески. Фиона игриво качнула головой, протянула Арману узкую маленькую кисть, затянутую в ярко-красную блестящую перчатку по локоть. Молодой человек приложился к ней поцелуем.
* * *
-«Господи, Фиона, ты приехала только вчера, и мы весь день провели вместе, а у меня такое впечатление, будто я не видел тебя целую вечность!» - оживленно говорил принц, когда они вместе с Фионой неспешно гуляли рука об руку по бесконечным амфиладам дворца.
-«Я и не ожидал от тебя такой решительности, дорогая… Наконец-то ты бросила своего толстяка Джулиуса и приехала ко мне. Впрочем, мне давно следовало поехать и отобрать тебя у него… Ты смелая девушка!»
Лицо Фионы омрачилось.
-«Не забывай, что Джулиус – знатный вельможа, граф, а я – всего лишь его содержанка, дочь безродной придворной фаворитки, дорогой Арман. Любовь Джулиуса была большой милостью и удачей для такой, как я.»
Принц Арман капризно изогнул брови.
-«Дорогая, я не понимаю причину твоей печали всякий раз, когда ты упоминаешь о своем женихе. Неужели тебе со мной хуже?.. Черт возьми, ведь он уже немолод, некрасив и такой толстяк! А я принц! К тому же, я молод, хорош собой и богат!»
-«Деньги ничего не значат для меня».
-«Да, конечно. Прости. Но в чем тогда дело? Неужели ты любишь его?» - принц сделал еще более трагичное лицо.
Фиона глубоко вздохнула и ласково прижалась к его плечу.
-«Я люблю тебя, Арман. Очень люблю. Разве обрученная девушка бросилась бы к нелюбимому человеку одна, рискуя запятнать свою честь?» - она погладила его пальцы, - «Но Джулиус… Джулиус любит меня. Он сделал бы все, чтобы я была счастлива. И мне дороги его чувство и забота. А ты… ты донжуан, мой дорогой принц. Не гневайся, но ты действительно меняешь женщин как перчатки. Поэтому я вправе усомниться, нужна ли я тебе по-настоящему, надолго ли твоя любовь?.. Я разрываюсь между вами двумя».
«Но ведь ты все же приехала ко мне», - хитро сощурился Арман, - «и теперь я хочу, чтобы ты забыла о Джулиусе. Просто не будем говорить о нем... Знаешь что, Фиона… давай устроим бал на двоих! Позовем музыкантов… Только ты и я!»
-«На троих», - раздался мрачный густой голос, и из-за угла вышел тучный немолодой мужчина в дорожном костюме и длинном плаще. На широком запястье сверкал обсидиановый браслет. Его золотисто-рыжие волосы, с проблесками седины волосы были убраны в косичку; плотно сжатые от гнева губы прятались в бороде. Маленькие, окруженные морщинками глаза метали громы и молнии.
Фиона ахнула и закрыла лицо руками.
Принц Арман отступил на шаг назад, откинув со лба светло-каштановую прядь.
-«Джулиус… Что ты здесь делаешь?! Да как ты посмел заявиться в мой замок без приглашения?»
-«У меня есть пропуск,» - Джулиус кивнул на Фиону, - «моя невеста. Она опорочила свою честь, бросив меня, своего жениха, и убежав к любовнику.»
-«Стража! Взять его!» - крикнул Арман.
Но Джулиус поднял руку.
-«Давай, Арман. Пусть меня казнят, и весь народ узнает о том, что дочь придворной дамы – распутная девка, а принц – ее любовник, потакающий своим порочным слабостям.»
Арман осекся. Тонкое, красивое лицо побледнело от злости.
-«Фиона… я не стану тащить тебя за руку домой. Сделай выбор сама, пока еще не поздно,» - Джулиус протянул к молодой женщине руку в толстой кожаной перчатке, - «кого из нас двоих ты любишь? С кем хочешь остаться?»
Но Фиона молчала, застыв подобно изваянию. На ее лице отражались все мучавшие ее противоречия. Она не знала, на ком остановить выбор, оба мужчины были по-своему дороги для нее.
Лицо Джулиуса устало осунулось.
-«Что ж… ты всегда была безвольной, Фиона. Я мог бы забрать тебя насильно. А мог бы бросить в этом замке. Но я слишком люблю тебя, моя девочка. И я останусь здесь. Ты ничего не сможешь сделать, Арман – если только не боишься навсегда запятнать себя и ее в глазах всех людей.»
-«Ах так,» - Арман вызывающе вздернул голову, блеснув васильковыми глазами, - «пожалуй ты прав, Джулиус. В таком случае, мы устроим бал на троих. И еще неизвестно, кому удастся завоевать предпочтение нашей дамы!» - язвительно закончил он.
Глаза противников встретились.

0

12

Огромный зал обсидианового замка утопал в свете множества факелов. Начищенный паркет прозрачно сиял, стены состояли из сплошных зеркал – со всех сторон гости могли рассмотреть свое отражение. Но гостей было лишь трое.
Фиона шла посередине. Ее руки скользили по подолу платья, а взгляд перетекал с предмета на предмет, не в силах сосредоточиться. Невеста графа чувствовала себя как на гвоздях.
По правую руку от нее мрачно шагал Джулиус, по левую – Арман, горделиво положив руку на эфес шпаги и бросая на Джулиуса высокомерные взгляды. Избранники окружили ее с двух сторон, готовые предупредить любой ее шаг и желание.
По залу были расставлены маленькие хрустальные столики с напитками и заморскими фруктами. В небольшой нише стояли трое приглашенных музыкантов – скрипка, флейта и свирель. Они играли лирическую, волнующе-нежную мелодию. Огромный зал был пуст, точно приглашая гостей понестись в сумасшедшем, головокружительном танце.
Арман подошел к одному из столиков и щелкнул пальцами. Тотчас подскочил слуга, наполнивший ядовито-красным вином три бокала. Принц с улыбкой протянул их Фионе и Джулиусу.
-«Знаешь, дорогой Джулиус, я мог бы подсыпать яду в твой напиток. Но я жалею нервы и нежную душу нашей прелестной дамы. Я мог бы сгноить тебя в тюрьме, и никто бы ничего не узнал. Но меня отчего-то увлекла эта игра в соперничество.»
-«В любовь ты тоже играешь, Арман,» - мрачно прервал его Джулиус, но молодой человек пропустил его замечание мимо ушей.
-«Я не против того, чтобы провести этот вечер втроем и выяснить, кто же из нас ближе сердцу Фионы. Нужно в конце концов разорвать этот треугольник. Но не будем пока торопить девушку,» - Арман пригубил вино.
Все трое пили вино, встречаясь взглядами.
-«Какая красивая музыка… Надо будет щедро наградить этих музыкантов. Фиона, моя красавица, ты потанцуешь со мной?» - Арман протянул девушке руку, украшенную золотыми перстнями.
Молодая женщина безвольно поникла головой. Спустя миг они уже кружили по залу. Это был нежный, стремительный танец, подобный быстрому вальсу. Арман торжествующе поглядывал на Джулиуса через плечо.
Граф неподвижным взглядом смотрел на танцующих и пил вино.
Фиона летела по гладкому полу легко, поддерживаемая умелыми и нежными руками принца. Ей казалось, что временами она и впрямь отрывается от пола и парит. Все вокруг безостановочно мелькало, зеркальные стены и пол сливались в одно, и везде, повсюду отражались они, красивая танцующая пара. Перед лицом невесты графа летели страстные, светлые глаза Армана, обрамленные черной бахромой ресниц, его тонкие прекрасные черты.
-«Брось его, Фиона. Скажи ему «нет». Я без ума от тебя, Фиона. Останься со мной.»
Вот танец кончился, и за ним последовал новый, более медленный и минорный. В мелодии засквозила печаль, страстно затосковала скрипка, выворачивая душу грустными, безысходными нотами.
-«Сдается мне, что этот танец предназначен нам,» - Джулиус сделал приглашающий жест, спокойно и грустно глядя на возлюбленную.
Настал черед этой пары; теперь в стороне остался принц.
Фиона была намного ниже графа; а сейчас она чувствовала себя особенно маленькой и беспомощной. Сердце замерло где-то в груди, и она старалась не смотреть на суровые, но любящие черты жениха, не ловить на себе его осуждающий взгляд.
-«Делай же свой выбор, Фиона. Время не ждет, и я не намерен ждать вечно».
Музыка стихла. К горлу подступило тягостное молчание.
-«Ну что же, Фиона,» - голос Армана звонко рассек тишину, - «наша игра что-то затянулась. Делай свой выбор. Или, может, тебе не нужен никто из нас?»
Фиона отвернулась, закрыв лицо руками. За весь вечер она не произнесла ни единого слова. Что же ей делать?
Арман желанен и любим ею, но ведь она для него – очередное увлечение. Он бросит ее очень скоро в поисках новых наслаждений.
Джулиус надежен и любит ее, за ним она будет как за каменной стеной. Но как ей смотреть ему в глаза после измены?
По щекам молодой женщины потекли слезы.
-«Итак, раз Фиона не в силах дать нам ответ, придется самим разрешить эту задачу. Даже если она останется одна, я хочу свести с тобой счеты, Арман. Ты нанес мне смертельное оскорбление, и я требую дуэли. Немедленно. Прямо здесь.»
-«Отлично! Не имею ничего против!» - вскричал принц, его глаза загорелись азартом, - «с огромным удовольствием проучу такого хама и невежу как ты. Деремся насмерть, полагаю?» - он обнажил шпагу.
-«До последнего издыхания,» - сквозь зубы процедил граф.
-«Теперь тебе не придется делать выбор, Фиона. Он произойдет сам собой.»
Джулиус с ревом набросился на принца, тот ловко парировал его удар. Звонко зазвенела сталь. Злоба и ревность двух мужчин схлестнулись в битве.
-«Нет! Не надо! Прекратите, умоляю!» - пронзительно закричала Фиона. Не решаясь броситься к дерущимся, она стояла на месте, ломая руки.
Принц Арман был быстр и ловок как кошка, он наносил точные, стремительные выпады и аккуратно уклонялся от ударов. Но Джулиус был на голову выше, намного мощнее и тяжелее его; к тому же Арманом владел всего лишь азарт, а Джулиусом – реальная злоба и ненависть. Тяжеловесные удары графа стали клонить принца к земле, он медленно терял силы.
Сквозь слезы Фиона обратила внимание на то, до чего битва похожа на предшествовавшие танцы – такая же легкая, изящная, стремительная.
Фехтуя, противники все больше приближались к лестнице и черному глазу пролета. В порыве ярости граф отбросил оружие и накинулся на Армана с голыми кулаками. Они уже подобрались к самой лестнице и теперь прыгали со ступеньки на ступеньку, пытаясь одолеть друг друга.
Внезапно Джулиус обхватил Армана за плечи, вышибил из его рук шпагу и опрокинул на перила, перегнув через них его тело. Снизу зияла головокружительная бесконечно-черная глубина пролетов.
Принц сопротивлялся изо всех сил. Рванувшись, он отбросил графа ногами, но вскоре был возвращен в прежнее положение. Фиона в ужасе закричала.
Вокруг начали гаснуть факелы и свечи. Они гасли один за другим, сами по себе, и Фионе вдруг показалось, что все они – персонажи какой-то страшной, чудовищной истории. Что все, что с ними произошло, так и было задумано, а теперь сказка походит к своему логическому завершению.
СКОРО ВСЕМУ ПРИДЕТ КОНЕЦ.
Она вновь ощутила немыслимую боль в ушах, от нее шла кругом вся голова.
Серьги!..
Молодая женщина с отвращением сорвала их с себя и бросила на пол. В этот миг у нее почернело перед глазами. Фиона начала падать в обморок. Падая, она ухватилась за скатерть на столе; скатерть сползла вниз, а вместе с ней – все содержимое стола. Фрукты раскатились по паркету, вино разлилось по ее платью.
Спустя минуту она открыла глаза. У нее страшно кружилась голова. Где она находится?.. Что с ней случилось?.. Девушка в недоумении оглядела полутемный пустой зал, свое роскошное платье. Наваждение спало, и Бесстыжая Гудур возвратилась в это тело. Подняв глаза, Гудур увидела на лестнице Дубара и Синдбада. Дубар в дикой ярости душил Синдбада, пытаясь сбросить его с лестницы.
* * *
Тем временем Джулиус все сильнее душил Армана, и тот чувствовал, что еще немного – и он сорвется и полетит вниз. От мертвой хватки противника на шее принца порвалась тонкая цепочка обсидианового медальона. Украшение упало на пол; дикая боль обожгла грудь. Арман уронил голову и полностью обмяк в руках графа.
-«Приди в себя, негодяй! Нечего закатывать глаза!» - Джулиус ударил его по щеке.
Молодой человек опомнился и открыл затуманенные болью глаза. Глаза капитана Синдбада.
-«Дубар… Дубар, брат, что ты делаешь?.. Отпусти меня!» - прошептал Синдбад, глядя в свирепое лицо старшего брата.
-«Ах ты подлец ! Какой я тебе брат!» - Дубар с ревом перекинул тело капитана через перила. Падая, Синдбад ухватился за решетку, к которой крепились перила, и повис в воздухе.
-«Все дело в этих чертовых украшениях из обсидиана,» -его взгляд упал на браслет на руке Дубара.
-«Браслет! Дубар, сними браслет!»
-«Прощайся с жизнью, подлец!» - Дубар схватился за его запястья, пытаясь отцепить их от решетки.
-«Синдбад! Нет! Дубар, прекрати!» - опомнившаяся Гудур кинулась на помощь, путаясь в платье.
Внезапно раздался страшный грохот. Огромная люстра упала на пол и разбилась вдребезги, а по потолку поползла огромная трещина. Стены загудели и заходили ходуном. На пол начали падать канделябры и зеркала, обваливались куски потолка. С верхних этажей посыпались балки, доски, камни; пол тоже угрожающе заскрипел и зашатался.
Неведомые силы рушили обсидиановый замок.
Но Дубар, казалось, ничего не замечал, пытаясь сбросить своего заклятого врага, принца Армана, вниз.
-«Дубар, отпусти его!» - Гудур схватилась за руку здоровяка, пытаясь оттащить его в сторону, но тот отбросил ее в сторону.
-«Послушай…Дубар,» - сдавленно проговорил Синдбад, цепляясь из последних сил, - «ты помнишь наш вчерашний разговор на Номаде?.. Ты говорил, что никогда не бросишь меня… Что мы всегда будем вместе…»
И в помраченном мозгу Дубара, из далеких глубин сознания, всплыли слова:
«Обещай, что мы всегда будем вместе, что бы не случилось, Дубар. И что мы никогда не из-за чего не повздорим».
«Обещай…»
…Огорошенный, потерянный Дубар заглянул в умоляющие глаза Синдбада.
-«Брат… ты мой брат…»
И он протянул ему дрожащую, неуверенную руку.
Едва оказавшись на ногах, капитан с силой сорвал браслет с его руки. Дубар покачнулся и тяжело оперся на перила.
Когда он пришел в себя, то увидел Гудур, лежащую на полу и придавленную огромной балкой. Балка упала поперек ее тела; молодая женщина была так оглушена, что даже не стонала, но она все еще была в сознании. Возле нее метался Синдбад, пытаясь оттащить балку.
-«Дубар, помоги! Скорее!»
Ничего не понимающий Дубар бросился на помощь. Но балка величиной в два человеческих роста была поистине неподъемна.
-«Оставьте… не надо… я уже не выживу,» - с трудом прошептала Гудур побелевшими губами.
-«Нет! Не говори так!» - прокричал Синдбад, в отчаянии дергая балку.
-«Не надо, капитан. Наклонись ко мне… Синдбад, я не знаю, что с нами произошло, и почему я должна умереть… но я прошу тебя простить меня. Прости меня, любимый, клянусь, я пыталась их спасти…»
-«Господи, Гудур, за что мне тебе прощать?.. Кого ты пыталась спасти?» - прошептал Синдбад, глядя в тускнеющие глаза молодой женщины. Их чистая, изумрудная зелень поблекла и приобрела мутно-болотный оттенок.
-«Ты скоро сам все поймешь. Просто прости. И исполни одну мою просьбу. Я целовала многих мужчин в своей жизни, и многие мужчины целовали меня. Я сейчас умру, Синдбад. И последнее, что я хочу ощутить перед смертью, это поцелуй. Поцелуй меня, любимый. Поцелуй…»
Застонав от усилия и боли, Гудур потянулась к Синдбаду всем своим израненным телом, всей угасающей душой.
Но в эту же секунду пол ушел у них из-под ног. Кусок паркета, на котором лежала девушка, провалился вниз. Гудур с отчаянным, истошным криком полетела в непроглядное жерло бесконечного пролета, в многоэтажную пустоту.
-«Гудур!!! Нет!» - Синдбад кинулся вниз по лестнице.
-«Нужно спасаться, брат! Нас сейчас расплющит!» - Дубар последовал за ним.
Однако спуск оказался не таким-то простым делом – все вокруг падало, летело, трещало, рушилось. В нескольких местах им пришлось двигаться, повиснув на перилах, потому что ступени с грохотом проваливались вниз. Они кричали, звали Фируза и Ронгара, но их нигде не было, да и вряд ли кто-то мог услышать их зов сквозь адский шум и грохот.
Наконец, оказавшись на нижнем этаже, Синдбад и Дубар в отчаянии оглянулись. Гудур лежала на полу в луже крови, а рядом с ней лежала задавившая ее балка. Она была мертва.
-«Гудур… Фируз… Ронгар… Господи, что же делать…» - прошептал Синдбад.
Они побежали по тому самому коридору, в котором друзья решили разделиться всего несколько часов назад, и уперлись в закрытые ворота – вход в замок. Схватив огромную доску и наподдав из всех оставшихся сил, они сорвали их с петель и вырвались наружу.
Поток голубого неба, яркого света и свежего воздуха хлынул в легкие, ослепляя. Они отбежали на некоторое расстояние и упали на траву, исцарапанные и пыльные.
Спустя несколько минут все было кончено. Вокруг были лишь черные, страшные руины. Великолепного, божественного творения чьих-то гениальных рук больше не было.
-«Дубар, скажи, что это был только сон. Страшный, чудовищный, но только сон… Скажи мне, что Фируз и Ронгар сейчас с нами… Что Гудур не лежит в крови под обломками…»
Но Дубар молчал, раскачиваясь из стороны в сторону. По его красному лицу текли слезы.
Синдбад растянулся на траве и обхватил голову руками. Его богатый камзол был весь изорван, брат имел не менее потрепанный вид.
-«Я устал терять любимых людей, Дубар. Мы должны были умереть вместе с ними.»
-«Не торопись умирать, капитан Синдбад, тебе еще предстоит совершить много славных дел!» - раздался до боли знакомый, бодрый стариковский голос.
-«Учитель Дим Дим!.. Учитель Дим Дим!..» - Синдбад вскочил с земли, не веря собственным ушам.
-«Не может быть!» - взревел Дубар.

0

13

Учитель шел к ним, точно такой, каким они видели его семь лет назад, - сухонький, бодрый, с живой, веселой улыбкой и посохом в руке. Позади него шло несколько матросов-новобранцев, очевидно, обеспокоенных долгим отсутствием капитана.
Синдбад и Дубар кинулись в его объятия.
-«Как я рад видеть вас, дорогие мои!»
-«Учитель, этот замок… Там погибли наши друзья… Мы не смогли их спасти!»
-«Синдбад, Дубар, вы в порядке? Жутко выглядите!» - из-за спины Дим Дима суетливо выскочил Фируз, за ним следовал Ронгар.
Капитан и его брат отшатнулись назад, переставая понимать что-либо. Синдбад провел рукой по лицу, пытаясь отогнать наваждение. А в следующий миг оба бросились в объятия вновь обретенных друзей.
Дубар схватил Фируза в охапку и чуть было не задушил от восторга.
-«Скретч меня возьми, но как это случилось?!.. Вы же остались там, в замке! Как вам удалось спастись?»
-«Аллах с тобой, Синдбад, откуда нам было спасаться? Ты точно здоров?..» - Фируз обеспокоено заглянул в блестевшие от волнения и подступивших слез глаза капитана.
-«Но ведь вы же каким-то образом выбрались из обрушившегося замка!»
-«Синдбад, какой замок, о чем ты говоришь!» - воскликнул Фируз, недоуменно улыбаясь, - «Вы с Дубаром и Гудур решили обследовать замок втроем, а нас с Ронгаром оставили присматривать за кораблем. Все это время мы были на Номаде и ждали вас! А потом нам явился Учитель Дим Дим и сказал, что вам нужна наша помощь. Поэтому мы сошли на берег»
Ронгар согласно закивал
Синдбад и Дубар переглянулись, окончательно изумленные и потерянные.
-«А где же Гудур, что с ней?» - оживленная улыбка замерла на губах Фируза по мере того, как он осознал, что случилась беда. Учитель Дим Дим положил руки на плечи братьям.
-«Я знаю, как вы сейчас растеряны и напуганы, друзья. Но не стоит впадать в отчаяние. Я постараюсь пролить свет на странную историю, случившуюся с вами».
Дим Дим сел на обломок обсидиановой плиты, опершись на посох, и начал свой рассказ.
-«Этому обсидиановому замку множество столетий, друзья. Он был выстроен в незапамятные времена, в далекой-предалекой западной стране, за безбрежными морями. Построили его приказу принца Армана, сладострастного, тщеславного и необузданного в своих прихотях человека. Однажды принцу приглянулась дочь придворной дамы Фиона, легкомысленная и привлекательная женщина. Фиона была невестой графа Джулиуса, любившего ее без памяти. Но Фиона тоже соблазнилась любовью принца, его молодостью, красотой и богатством. Она бросила графа и тайком приехала в обсидиановый замок. Однако Джулиус обнаружил, где она скрывается. И тогда Арман и Джулиус решили устроить бал на троих, чтобы Фиона выбрала одного из них. Бал закончился дракой, в ходе которой Джулиус убил Армана, сбросив его с лестницы. Но затем его гнев перекинулся на изменившую ему невесту, и он убил Фиону, проткнув ее неверное сердце кинжалом. Жизнь была больше не нужна Джулиусу, преданному любимой женщиной и потерявшему ее. Но перед тем как наложить на себя руки, он собрал украшения из обсидиана, которые Арман, Фиона и он сам всегда носили на себе, - медальон, серьги и браслет, - и проклял их, а заодно и весь замок. Обсидиановый замок исчез, сокрылся от людских глаз вместе с мертвыми телами этих троих людей, которых любовь, ненависть и ревность подвели к смертной черте. Но каждые сто лет он появлялся, возникал из небытия в самых разных точках земли и подыскивал себе жертв – двоих мужчин и одну женщину, имеющих внешнее сходство с погибшими. Силы заклятия заманивали этих несчастных внутрь, внушали им одеть проклятые драгоценности. И тогда неупокоенные души принца, графа и его невесты завладевали их телами, и трагическая история повторялась вновь и вновь. Каждый раз Джулиус убивал Армана, Фиону, а затем себя, и замок опять исчезал, чтобы начать охоту через сто лет, в другом уголке мира. Таково было проклятие обезумевшего от горя и гнева графа Джулиуса, и ничто не могло нарушить этот магический круг. До тех пор, пока очередными жертвами не оказались вы. Вы видели портреты на стене- так случилось, что Арман имел поразительное внешнее сходство с Синдбадом, Джулиус – с Дубаром, а Фиона – с Гудур. Замок избрал вас, и души этих троих вселились в ваши тела, когда вы надели их украшения. Вам казалось, что вы вошли внутрь не втроем, а с Фирузом и Ронгаром, но это был лишь обман, мираж, наваждение. Заклятие уже тогда начало проникать в ваши мысли.
Ход заколдованной истории был нарушен тогда, когда Гудур догадалась о том, что нужно снять серьги. Затем Дубар смог вспомнить и признать в Синдбаде своего брата несмотря на то, что им все еще владел дух Джулиуса. В итоге Арман не был убит, и заклятие было снято. От того обсидиановый замок и начал разрушаться. Время разрушило бы его много веков назад, если бы каждое столетие он не питался новыми жертвами. Но теперь пришел конец его земному существованию, а души Армана, Фионы и Джулиуса упокоились с миром.»
-«Но ведь в замке были не только мы! Там были другие люди… много людей! Прислуга, охрана… Куда они делись?» - воскликнул Синдбад.
-«Всего лишь наваждение, мой мальчик,» - мягко улыбнулся Дим Дим, - «Эти люди действительно жили в замке – во времена настоящего принца Армана. Но их давно не стало в живых. Замок же возвращал их к жизни, вызывал их души из небытия. Больше ничего этого не повторится. Оглянись, Синдбад, - ведь и самого замка больше нет!»
Друзья оглянулись. Они стояли среди голых барханов. Великолепные, безбрежные поля, засаженные розами, исчезли, точно руки неведомого садовника выкорчевали из земли все цветы и засыпали ее песком. Далеко вокруг, насколько видел глаз, простиралась песчаная степь – и ни намека на руины обсидианового замка. Они просто исчезли, словно их и не было.
-«Это больше похоже на берег Евфрата, который я помню,» - заметил Дубар.
-«А где же розы? И что стало с кипарисовой аллеей?» - изумленно спросил капитан.
-«Теперь ты видишь, какому обману вы подверглись, Синдбад. Ничего этого не было – ни роз, ни кипарисов. Всего лишь мираж затуманенного воображения».
-«Посмотри-ка, Синдбад! Что это за вещица?» - Фируз бережно протянул Синдбаду небольшой деревянный ящичек, расписанный причудливыми узорами, - «я нашел это не земле неподалеку».
Это была шкатулка. Капитан взял ее в руки и открыл. Она была пуста, но из нее потекла музыка. Музыкальная шкатулка – единственная вещица из обсидианового замка, которая не исчезла вместе с его обломками. Мелодию исполняли скрипка, флейта и свирель.
-«Это те самые «музыканты», которые играли на вашем балу, Синдбад. Музыку этой шкатулки ваше помраченное сознание приняло за игру настоящих людей,» - произнес Дим Дим.
В мелодии Синдбад узнал тот самый танец, который они танцевали с Гудур – нежный, стремительный, волнующий. Он внезапно вспомнил все случившееся с ними так ярко: танец Фионы и Джулиуса; их яростная схватка с братом; умирающее, но сияющее нежностью и любовью лицо Гудур, ее падение с высоты…
-«Значит, мираж?.. Тогда почему же смерть Гудур – настоящая?.. Почему она умерла?»
-«Никто не ответит тебе на этот вопрос, капитан. Так было суждено,» - сурово ответил Учитель, но его глаза смотрели на молодого человека с лаской и участием.
Синдбад склонил голову, украдкой смахнув с лица потекшие слезы.
Друзья стояли среди барханов и молчали; каждый из них думал о смерти молодой женщины, и это молчание словно бы проводило ее душу в последний путь.
Голубые воды Евфрата бились о пустынный песчаный берег, и повсюду - по воздуху, по небу, по голой бесплодной земле, неслась музыка из шкатулки – такая же легкая, прозрачная и мимолетная, как жизнь Бесстыжей Гудур.

«БЛАГОСЛОВЕНИЕ»
-«Отряд, смотреть сюда! Подходя к противнику, держите меч прямо перед собой! Удар наносите быстро и резко. Не оставляйте незащищенным живот – помните, что противник может подсечь вас снизу,» - Измир поднял меч и скрестил его с кинжалом Брин. Та парировала удар, отбросив его клинок в сторону. Оба двигались медленно и четко.
Брин и Измир стояли на помосте перед большим отрядом солдат – новобранцев и обучали их основным приемам военного искусства. Солдаты были распределены по парам; более опытные, уже натренировавшиеся мужчины занимались с «неоперившимися» новобранцами. В воздухе безостановочно звенела сталь, рождая безумную песню из лязга и скрежета, отрывистых азартных выкриков и топота ног.
Для военных учений халиф Багдада освободил огромную площадь в центре города. Халиф был давним соратником Дим Дима и поклонником его учения, а потому всячески способствовал формированию войска белых защитников. К тому же ему очень нравилась Мейв. Ученица волшебника навсегда пленила сердце правителя карим взглядом печальных глаз и своим неистовым нравом. Подобной помощи белым защитникам не наблюдалось в Басре, самир которой был черным защитником.
Измир был обнажен по пояс, и видно было, что вся его кожа – на руках, на груди и спине – испещрена затейливыми татуировками в виде драконов, змей, священных сур из Корана. На нем были лишь шальвары из белого полотна, опоясанные кроваво-красным кушаком, сапоги, и покрывавший голову белый платок, закрепленный кольцом из верблюжьей кожи. На запястье блестел широкий медный браслет с выгравированными магическими символами. Черные тонкие усы на смуглом бронзовом лице плавно переходили в маленькую бородку.
Брин была одета в белую рубашку, вправленную в черные кожаные штаны, опоясанные тяжелым ремнем. Свои длинные темно-русые волосы она убрала в узел.
Измир отер пот со лба – утро превращалось в полдень, а августовские полдни в Багдаде невыносимо жарки. Солнце почти стояло в зените, и зной стекал по раскаленным до блеска минаретам мечетей, жег землю под ногами. Даже шумный базар немного притих, торговцы спрятались под навесами, а покупатели разошлись по домам. В это время суток «Город Мира» впадал в спячку. Солдаты также выглядели усталыми.
-«Ну вот что. Я вижу, вы устали, друзья. Не будем же тратить время попусту. Мы возобновим занятия вечером!» - с этими словами Измир сошел с помоста. Брин последовала за ним. Люди стали расходиться.
Брин и Измир шли по теневой стороне улицы, в тени акаций. Они держались за руки. Брин еда финики и смеялась, слушая своего попутчика. Волосы упали ей на лицо – и тотчас пальцы помощника Мейв ласково убрали их. Взгляды, которыми обменивались эти двое, еще не были исполнены той щемящей интимности, которая возникает между любящими после близости. В их глазах все еще скользила игривая, ничем не замутненная, первоцветная нежность.
-«Знаешь, что я сделаю на следующий же день после того, как мы победим? Я куплю тебе красивое-красивое платье из чистого шелка… стану перед тобой на колени и скажу: «Брин, ты выйдешь за меня?»
Оба остановились. Брин замерла, словно прислушиваясь к себе, и тихо ответила, улыбаясь:
«А я скажу: «Выйду, Измир. Я ведь люблю тебя».
-«И на нашей свадьбе ты будешь в шелковом платье. Ты в нем будешь словно дочь халифа,» - губы Измира тронула мечтательная, немного печальная полуулыбка. Казалось, он уже видел перед собой эту картину, и восхищался ею. Его мысли скользили где-то далеко, глаза почернели от ласкового тепла. Он прижал к себе Брин и крепко поцеловал.
- -«У твоих губ вкус финика».
-«Наверное, это потому, что я их ем,» - засмеялась Брин.
Он неспешно пошли дальше.
В жизни влюбленных бывают моменты, когда никакая беда, никакая напасть не имеет власти над их сердцами. Жизнь и смерть – все нипочем, потому что в сердцах пышным майским цветом распускается счастье.
В такие дни кажется, что от блаженства, от сознания близости своего любимого можно умереть.
В такие дни время не идет, а течет сквозь пальцы, словно расплавленное наслаждение.
В такие дни ты без оглядки шагнешь в пропасть за любимым, и даже разбившись на ее дне, твоя боль будет сладкой.
Такие дни редко длятся долго, хотя и грезится, что их ход будет бесконечен.
Листья акаций падали им под ноги, солнечные пятна скользили по безмятежно-счастливым лицам, и Тигр шумел где-то вдали.

А в это время в квартале Аддис-Бей, Мейв, будущий генерал Багдадского войска, вышла из здания гостиницы. Теперь здесь все было по-другому. Были распроданы дорогая мебель, механические соловьи, все золото и драгоценности, из которых составлялась ее роскошь. Взамен были куплены простые, но необходимые предметы обихода и поселена добрая половина нищих со всего города. Мейв без малейшей жалости рассталась со всеми великолепными нарядами и украшениями, продала их взамен на еду для новых жильцов. Теперь они с Брин жили в доме Измира.
Она была одета в полууоблегающую светло-зеленую тунику, коричневые кожаные штаны и высокие сапоги, в вырезе туники сверкал изумрудный талисман Воина Первой Гильдии. Ненавистный парик был забыт, и кудрявая солнечная грива билась по спине от ее быстрых, уверенных шагов. Неожиданно кельтка замедлила шаг. Куда она так торопится? Нищие в гостинице сыты и ни в чем не нуждаются. Отряд, с которым она все утро вырабатывала военные приемы, вымотан донельзя и отправлен на отдых до следующего утра. Необходимое оружие закуплено. Рабочая часть дня кончилась, а что делать дальше, она не знала. Мейв так привыкла быть занятой, куда-то бежать, торопиться, что внезапно выкроившееся время привело ее в замешательство. Куда же ей идти?
Мейв вдруг стало невыносимо тесно и душно в городе. Узкими, извилистыми улочками бедных кварталов она выбралась к окраине. Стражи выпустили ее из городских ворот. Впереди высилась огромная сторожевая башня, а еще дальше шумел Тигр. Ученица волшебника бесцельно брела по песчаной насыпи и смотрела на мерцание сверкающих от солнца водяных бликов. Река вся искрилась, точно усеянная звездами. Мейв нахмурилась и пошла вперед. Вскоре она оказалась на берегу. Сев на песок, молодая женщина окунула ноги в теплую воду. Река текла бурно, сине-зеленые волны с шумом выносили пену на берега.
Зачем она здесь? Что привело ее к реке? Почему она ищет что-то взглядом на горизонте, там, где вода сливается с небом в одну синюю бесконечность?
Она ждет кораблей. Ждет белоснежного паруса, который замаячит в призрачной дали. Ждет, когда Номад гордо разрежет речную гладь на пути к Багдаду.
Но кораблей все не было. Битва была уже на подходе, войска черных и белых защитников концентрировались в разных частях города, а второй половины войска Дим Дима все не было.
Мейв почувствовала себя невыносимо усталой. А что, если они не поспеют к началу боя. Численность черной армии огромна – они просто устроят бойню, и все багдадские белые защитники погибнут… если Синдбад опоздает. И она умрет, так и не увидев своего Дермотта. Не повидавшись с толстяком Дубаром, смешным недотепой Фирузом, преданным Ронгаром… Она не увидит Синдбада.
Мейв не поняла, отчего очертания неба и воды дрогнули и смешались в ее глазах, не заметила, как слезы потекли по лицу. Она закрыла лицо руками и заплакала – впервые за много лет. Схватив изумруд, покоившийся на ее груди, она зашептала, роняя на него слезы:
-«Синдбад, ты слышишь меня? Где ты сейчас? Когда ты приплывешь? Мы все ждем тебя… и я очень тебя жду. Я больше так не могу. Не хочу войны, не хочу вечно ждать, не хочу бояться за друзей. Я не хочу быть одна. Знаешь, оказывается в моей жизни скоро не останется смысла без тебя. У меня пока что еще есть две цели, которыми я и живу: убить Румину и спасать людей от зла. Но что я буду делать, если мы победим, и все это осуществится? Учитель уйдет на покой, и я буду не так уж нужна ему. Измир и Брин поженятся, обзаведутся детьми, будут жить долго и счастливо. У меня останешься только ты, Дермотт и твоя команда… Ты нужен мне сейчас, Синдбад… Слышишь? Ты мне нужен…»
Если бы Синдбад слышал все это, он почувствовал бы себя счастливейшим из смертных. Но ученица волшебника не знала, что изумруд, ее подарок, с помощью которого она нашли связь в широтах Сур, остался в старой одежде Синдбада. А старая одежда исчезла вместе с руинами обсидианового замка после того, как капитан сменил ее на наряд принца. Синдбад утратил свой последний талисман, и признание Мейв улетело в никуда.
Со стороны кельтка вовсе не выглядела величественным генералом Багдадского войска – всего лишь красивая, одинокая рыжеволосая женщина, плачущая на берегу.

Несколькими днями раньше.
Синдбад шел по палубе, раздавая указания матросам-новобранцам. Он делал уже далеко не первый обход корабля за день, в который раз проверял крепления парусов, приказал заменить на палубе доски, показавшиеся ему подгнившими. Третий раз посылал шлюпки с матросами к командирам, назначенным на остальных кораблях, чтобы получить отчет о командовании и передать указания. Казалось, он не может позволить себе расслабиться ни на минуту. Матросы были озадачены поведением капитана. А Дубар только хмурил косматые брови, стоя у руля. Он видел упрямую, печальную морщинку, пролегшую на лбу младшего брата, он знал, в чем дело. Синдбад не мог простить себе гибели Гудур, он винил в ней себя. Он ведь с самого начала жалел, что взял на войну неприспособленную, беспомощную женщину. А теперь угрызения вины оплели его паутиной со всех сторон. Только постоянная занятость позволяла ему отвлечься и забыться на какое-то время, потому он и работал непокладая рук. Он вновь замкнулся в себе, переживая потерю в глухих потемках души. И хотя Дубар уверял его, что Гудур стала жертвой проклятия, а вовсе не войны, Синдбад по-прежнему терзал себя.
Меж тем в воздухе уже витал запах большого города. Около двух недель назад флотилия переправилась в русло Тигра и теперь приближалась к Багдаду. На кораблях царило оживление и радостная суматоха. Только Фируз последнее время выглядел озабоченным и потерянным. А когда однажды вечером по левому берегу Тигра замаячили огни городка Хилла, он подошел к капитану со странной просьбой:
-«Отпусти меня в Хилла, Синдбад. Прошу тебя, всего на один день. Я должен туда попасть, я умоляю, Синдбад.»
Никогда еще молодой капитан не видел застенчивого Фируза таким вдохновенным. Страстный, отчаянный огонь горел в его глазах, - и весь он был точно на острие ножа. Чего мог так отчаянно, до слез желать этот забавный, незаметный человек?
-«Хорошо, Фируз. Будь осторожен, не вздумай попасться черным защитникам. Я отправлю с тобой несколько матросов. Мы ждем тебя в Багдаде.»
-«Спасибо, капитан, « - Фируз с такой благодарностью сжал ему руки, словно тот только что спас ему жизнь.
Через несколько часов ученый был в Хилла.
Во что же превратился этот некогда богатый город! Двухэтажные каменные дома выгорели изнутри, разбитые окна закоптились от гари, бассейны были опустошены, а там, где стояли бедные глинобитныедома, вовсе ничего не осталось – все было разорено дотла. Особенно жестокому обращению подверглись мечети. По узким улицам сновали черные защитники – один тащил золотой альков, пятеро – бронзовый купол, другой волок за собой упирающую девушку в чадре. Простых жителей в городе почти не осталось – большинство подалось в Багдад, в армию Мейв. Но Фируз будто бы не замечал всех этих превращений – он торопливо шел в сопровождении пятерых солдат, сосредоточенно глядя прямо перед собой; кровь то приливала, то отливала от его лица.
Вот он, долгожданный дом, по адресу, бережно хранившемуся в памяти столько лет. Простой, неказистый одноэтажный дом с разбитыми стеклами. Как во сне, Фируз постучал в дверь. Ее открыла маленькая, сухонькая, подслеповатая старушка.
-«Простите… Здесь живет Ванда?» - дрожащим голосом спросил врач.
Женщина выпрямилась и со странным выражением посмотрела на ученого.
–«Откуда ты знаешь Ванду?»
-«Ради Бога, скажите мне: здесь живет Ванда?» умоляюще прошептал Фируз.
-«Ванда была моей племянницей. Она умерла 17 лет назад от чумы.»
Фируз тяжело оперся о дверной косяк. Женщина явно была близорука и не заметила, как замерло, застыло точно в картонной маске его лицо.
-«А кто ты такой? Что тебе нужно?»
-«Теперь уже никто,» - опустошенно пробормотал он.
Прищурившись, женщина смогла разглядеть на его одежде амулет лекаря.
-«О, да ты врач из войска белых защитников, сынок! Подожди-ка, я сейчас кое-что принесу тебе,» - старушка засуетилась, - «а знаешь, ведь моя Ванда тоже была врачом. И надо же было ей случиться помереть от чумы, когда она сама лечила людей от этой напасти,» - она торопливо скрылась в дверях.
Фируз так и остался стоять у порога, бессильно опустив руки, даже и не заметив ее ухода.
Через минуту тетя Ванды вновь вышла к нему. Женщина, по всей видимости, доверчивая и болтливая, она сразу же отбросила все свои подозрения, узнав, что перед ней белый защитник, и охотно добавила кое-что про свою племянницу:
-«Она так и не вышла замуж, бедная девочка. За три года до своей смерти она проводила в матросы своего жениха, и все ждала, что однажды он вернется к ней, что они поженятся и будут вместе лечить людей – он тоже был врачом. Фезир… Геруз… не помню, как его звали. Она очень его любила. Перед самой кончиной она, бледная, тощая, - от болезни она очень исхудала, бедное дитя, - все рассказывала мне об их встрече. Как он, этот ее врач, смешно подскользнулся на банановой кожуре, и еще находила силы улыбаться… Ну да ладно, что-то я заболталась с тобой, добрый человек. Вот, я принесла масла лаванды для раненых,» - скрипучим голосом проговорила она.
Фируз взял в руки склянку, долго смотрел на нее и вдруг заплакал. Масло лаванды… Именно его посоветовала ему Ванда для лечения больных 20 лет назад, да не просто посоветовала, а навязала, с характерной для нее милой, бесшабашной настойчивостью. Ванда… Сквозь многоцветную радужку слез она бежала к нему по песку, точно такая, какой он видел ее в первый и последний раз – босая, без чадры, с распущенными, растрепанными волосами., -взволнованная, нежная, любящая Ванда… Ванда, которая бросилась к нему сквозь пожарища войны из осажденного Хилла в осажденный Вавилон, только для того, чтобы проститься с ним навсегда. Ванда, о которой он мечтал 20 лет как о живой, не в силах даже представить, что такая сильная, жизнерадостная женщина тоже однажды перестанет жить. Его Ванда…
-«Что с тобой, сынок?» - сипло обеспокоилась старуха.
-«Все хорошо, матушка. Все хорошо. Спасибо вам за маленькую помощь, вы не представляете, как наша армия нуждается в лекарствах. Клянусь вам, что мы победим черную магию и отомстим за всех людей, которых она сделала несчастными.
-«Знаешь, я принесла бы тебе еще лекарств, но вчера эти черные ироды ворвались в мой дом, переломали всю мебель и потоптали все склянки со снадобьями. Все растоптали, ироды…» - пожаловалась женщина.
-«Кому что, матушка. Вам они растоптали склянки, а мне - мое счастье,» - Фируз, как обычно, сконфузился, смущенно улыбнулся сквозь слезы, суетливо собрал свою аптечку и, ссутулившись, поспешил прочь, - невысокий, незаметный человек, в общем-то и не способный ненавидеть.
На следующий день он уже был в Багдаде.

…Прошло часа два, а Мейв все так же сидела на берегу реки.
-«Отчего ты так печальна, дитя? О чем ты плачешь?» - раздался позади добрый, родной голос.
Мейв встала с песка, вытирая слезы.
-«Ты всегда приходишь в трудную минуту, учитель. Мне тебя не хватало,» - она обняла старика Дим Дима, незаметно возникшего на побережье.
-«И я рад тебе, Мейв. Сперва я хочу похвалить тебя – ты отлично справляешься со своими обязанностями. Багдадское войско уже готово к сражению. Из тебя получится великолепный генерал.»
-«Наше войско не будет готово, пока к нам на помощь не подоспеют корабли Синдбада. А я… я порой сомневаюсь в своих успехах, Дим Дим.»
-«Не сомневайся, Мейв, потому что я в тебе не сомневаюсь. Но я пришел с доброй вестью. Ты ждала кораблей? Так взгляни же на горизонт.»
Мейв подняла глаза на реку и увидела, как далеко-далеко впереди призрачный парус рассек туманный воздух, словно возникая из небытия. Номад.
Сердце Мейв взорвалось где-то глубоко внутри. Тяжело дыша, она перевела на Учителя безумный от радости взгляд. Тот торжествующе улыбался.
-«Через час две армии сольются воедино.»
Краска бросилась в лицо кельтки. Она повернулась и побежала.
К сторожевой башне.
Внутрь.
Отбросила стражника, ставшего на пути.
Вверх…
Этаж…
Еще этаж…
Все вверх и вверх по лестнице.
Мейв не слышала стука собственных шагов, слышала только бешеную чечетку сердца и слезы, льющиеся по лицу.
Преодолев множество этажей, она оказалась на самом верху, на широкой террасе, с которой открывалась великолепная панорама не только на весь город, но и на бескрайние степи, окружавшие его. Ветер швырнул ей в лицо горсть песка, взметнул рыжие волосы. Мейв рванулась к перилам у бортика, до боли, до рези в глазах вгляделась в жемчужную гладь. Сверху река казалась сверкающей серебряной лентой, оброненной наземь незадачливым владельцем. И словно прекрасные, гордые дикие лебеди, плыли по ней 25 кораблей Синдбада. Впереди был Номад. Мейв узнала бы родной корабль с любого расстояния. Но людей на нем пока что не различить – слишком далеко.
Мейв подняла руки и направила в сторону реки, шепча доброе заклинание. Она благословляла их.
Сильный взрыв, раздавшийся позади, заставил ученицу волшебника в страхе обернуться. Если северная сторона открывала вид на реку, то на западе и востоке были лишь степи, а далеко-далеко на юге, слишком далеко, чтобы мог различить глаз, - Скала Черепов. И вот в той-то гиблой стороне и раздался взрыв, с земли поднимался дым. Странная туча медленно двигалась по направлению к городу. Мейв пригляделась и обмерла. Это войско. Огромная армия черных защитников, заполонившая собой весь горизонт, двигается к Багдаду.
Ну вот и пришел этот день – День Великой Битвы, поняла девушка. И она в этой войне – одна их главных, от нее зависят жизни сотен. Мейв бросилась вниз – к учителю Дим Диму, к друзьям, к своим солдатам. К людям, которым она сейчас нужна.

Дим Дим, щурясь, стоял у кромки воды, встречая долгожданных гостей.
- «Учитель!» - Синдабд бросился к волшебнику в объятия, едва сойдя со шлюпки. Номад и остальные корабли гордо покчивались на волнах.
Солдаты один за другим сплавлялись а берег в шлюпках.
-«Мальчик мой, если б ты знал, как долго я ждал этой встречи!»
-«Да ведь мы виделись совсем недавно!»
-«Нет, Синдбад. Я ждал именно этой встречи – здесь, у стен Багдада. Вы – благословение, которого жители города так долго ждали.»
Синдбад окинул высокие каменные стены влюбленным взглядом, и небо отразилось в почти счастливых глазах.
-«Я не вижу ни дыма, ни пожаров, Учитель. А я так этого боялся! Неужели все спокойно?»
Дим Дим поник головой.
-«О нет, Синдбад. Твой родной город решил встретить тебя последними минутами мирной жизни. Огромное войско движется с юга.
Скоро мы схлестнемся с ними на равнинах. Но прежде должно произойти слияние двух армий. Багдадское войско уже за городом. Мейв будет его генералом. Она, Брин и Измир строят людей. Ты же поведешь в бой своих солдат, а мы пойдем вслед за ними. Ты поведешь в бой нас всех.»
Синдбад молча кивнул и повернулся назад.
- «Солдаты! Все за мной!»
Огромная толпа, ладно выстроенная в ряды командой Номада двинулась в город, Жемчужину Востока. Неприступные ворота распахнулись перед ними.

0

14

Огромная масса людей. Живые, кипящие волны человеческой плоти. 625 человек – армия Синдбада – и более 1000 воинов из Багдада, его предместий и соседних городов, выстроились на равнине, в обширных барханах за стенами столицы.
Голоса – оживленные, нервно-веселые, взволнованные, угрожающие – какие угодно, только не безразличные. В основном лишь мужчины – женщины мелькали кое-где, воительницы из племени амазонок, пришедшие на помощь белым защитникам. Уже прошли радостные мгновения слияния армий, приветствия обеих сторон, товарищеские объятия. Теперь же настал тягостный момент – момент ожидания, когда приблизится противник. Когда командиры отрядов дадут сигнал к началу боя. Командиров было назначено несколько: Брин, Измир, Дубар, Фируз, Ронгар и еще несколько опытных защитников взяли руководство над отрядами по сотне человек; Мейв, чей отряд расположился рядом с отрядом Брин, во главе армии Багдада, руководила двумя сотнями.
А где-то далеко-далеко впереди, за живой блокадой из тел, стоял Синдбад.
На горизонте уже маячила тень огромного, безбрежного темного водоворота из тел всех рас и мастей, и неслись крики солдат армии Скретча. Медленно, но неумолимо враг надвигался на белых защитников.
За спинами воинов чернели городские ворота. Вот та обитель, почти священное место, которое они ни под каким предлогом не могут отдать врагу. Там их жены и дети, в страхе и ожидании, что еще тягостнее боя, молятся за своих защитников и ждут их возвращения.
Ронгар стоял во главе своего отряда, и, высоко подняв голову, смотрел в зенит.
-«… Как ты сегодня прекрасна, Кассурамун, любимая моя… Твои глаза как две бездонные пропасти, твои волосы струятся подобно божественной реке мертвых.»
-«Ты и вправду любишь меня, муж мой, мой повелитель?» - настойчиво спрашивала Кассурамун, гладя его мускулистую черную грудь, увиваясь возле него на ложе, как ласкающаяся кошка.
Кассурамун… Предательница, изменница, обожаемая Кассурамун… Он и сейчас ее любил, страстно любил и страстно ненавидел. Теперь настал его час. От отомстит за всех – и за себя, и за сестру Урарту, за сотни сомалийцев, которых черные защитники превратили в своих рабов, и ему больше никогда не будут сниться ее черные, распутные глаза и хищное лицо негодяя Мтвары.

Мейв тяжело дышала и озиралась по сторонам, ее глаза горели тревожным, лихорадочным огнем, как лучи солнца за минуту до начала шторма. Она искала кого-то среди толпы, цепко впиваясь взглядом в каждого окружающего, искала и не находила, приходя от этого в еще большее исступление.
Вдруг из-за спин стоящих впереди воинов вышел Дим Дим.
-«Учитель Дим Дим! Где Синдбад?» - сорвавшимся голосом воскликнула Мейв.
Старик с ласковым сожалением посмотрел на любимую ученицу.
-«Дитя мое! Он впереди всего войска, поведет в бой всех нас. А войско наше велико и растянуто на необъятное расстояние.»
Мейв порывисто шагнула вперед, но Учитель мягко удержал ее.
-«Мейв! Подумай о том, что ты делаешь. Эти люди – твоя армия. Твой взгляд, твой голос, твоя рыжая головка вселяют в них веру в победу. Как ты можешь бросить их, когда бой начнется с минуты на минуту? Останься с ними, поддержи их – ты нужна этим людям», Дим Дим как-то странно посмотрел на ученицу, - «время опять упущено, девочка. Слишком поздно.»
-«Да-да… Поздно… Слишком поздно…» - бессмысленно повторяла Мейв, все еще дрожа, как потревоженная осенним ветром ветка, - «учитель Дим Дим, передай ему… передай ему… Нет, ничего ему не передавай,» - Мейв замерла, угасла и низко опустила голову.
Дим Дим с бесконечной любовью смотрел на нее. Он вспомнил, как Синдбад, сидя в лодке с Измиром, после того, как он помог ему бежать из Скалы Черепов, сделал нелегкий выбор между встречей с этой женщиной и возвращением в Басру, к своим солдатам, которым он был нужен. А ведь до Багдада было подать рукой. Он вспомнил, как ему было тяжело. И ведь Мейв сейчас поступает также, жертвуя любящим сердцем. И Дим Дим взмолился, чтобы эта потеря стала для нее последней, а если так не будет, то лучше ей умереть, чем потерять кого-то еще раз. Лучше сердцу остановиться навек, чем в каждом биении ощущать боль и пустоту одинокой жизни.
Дим Дим нежно обнял кельтку и поцеловал ее в лоб.
-«Будь благословенна, дочь моя. Будь сильной и мужественной в этот нелегкий для нас день. И помни, помни всегда – САМЫЙ ТЕМНЫЙ, САМЫЙ ГЛУХОЙ И БЕЗНАДЕЖНЫЙ ЧАС – ЭТО ЧАС ПЕРЕД РАССВЕТОМ,» - с этими словами учитель скрылся в толпе.
Мейв стояла, высокая, статная, возвышаясь над Брин и над многими из своих воинов, подняв голову, гордо распрямив плечи, побелевшими пальцами сжимая рукоять тяжелого меча, - настоящий полководец. И все-таки Брин заметила, как внезапно потемнело ее лицо, и скорбь бледной тенью легла под чуть запавшие черные глаза. И Брин от души пожалела ее. Она опять опоздала. Она столько лет ждала этого мгновения. Она ведь просто хотела попрощаться, возможно, в последние минуты своей жизни. А время опять упущено, безнадежно упущено – теперь уже, наверное, навсегда.

… Синдбад ходил взад-вперед перед войском, не понимая, отчего он нервничает, что за странная тоска гложет его изнутри – нет, не страх, а что-то другое. Раза два он выбранил одного солдата, который никак не желал становиться в строй. Сердечно обнял подошедшего к нему Дим Дима.
-«Пожелай мне удачи, Учитель, - бой будет горячим!»
-«Пожелаю, и не только от своего лица, Синдбад,» - сказал Учитель, странно глядя на капитана, - «Я только что говорил с Мейв. Она просила передать тебе… ну, в общем-то, ничего. Но поверь мне – она будет с тобой во время боя. Душою она будет с тобой, также как всегда была с тобой. Будь же храбрым и справедливым, капитан. Я помню тебя совсем маленьким мальчиком, а теперь в тебе - вся надежда Персии. Надежда всего Востока. В добрый путь, Синдбад.»
Синдбад замер на месте, не в силах вымолвить ни слова. А когда вдали послышались крики наступающего войска, перед ним во всю ширь горизонта плыли огромные, безысходно-грустные карие глаза.
Синдбад, задыхаясь, повернулся к солдатам, ко всему огромному войску за спиной. Его лицо горело, и сердце билось, словно хотело вырваться из темницы груди. Он сжал руку Дубара, стоящего рядом.
- «Друзья мои! Братья, соотечественники, солдаты! Перед тем как наши мечи покинут ножны, я бы хотел сказать вам несколько слов. Нет, не для того, чтобы подбодрить вас, а просто, чтобы вы знали. Знали правду об этом сражении и бились с чистым сердцем. Я не скажу вам, что этот бой будет простым и легким. От него зависит вся судьба нашей страны, да что страны – всего Востока! А если думать о будущем – черные защитники не остановятся на завоевании Востока, они захотят заполучить весь мир. А значит, сегодня мы решаем судьбу всего мира, она в наших руках. И как бы мы не сомневались и не боялись, мы не имеем права пренебречь этой ответственностью, раз она возложена на наши плечи. Вы должны знать – я прощу все, кроме предательства, кроме отступления в последний момент. Я такой же человек, как и вы. Я не владею магией, не обладаю силой сотни человек, и сердце мое так же замирает, когда я смотрю на эту огромную тучу на горизонте. Но я не сдамся, не преклоню перед ней колени, и точно так же не сдадитесь вы.
Я не полководец, друзья. Я моряк. Я вовсе не хочу войн – хочу лишь моря, хочу плыть навстречу солнцу, встречая рассветы и закаты, открывая неведомые земли… Вот истинное счастье! И у каждого из вас есть свое счастье и мечты. Воздадим же по заслугам тем, кто помешал нам быть счастливыми.
Не думайте ни о победе, ни о поражении, ни о смерти – думайте лишь о том, что когда все закончится, вы вернетесь к своим женам и детям, некоторые из них ждут вас прямо за стенами этого города. Надеются и ждут. Думайте, как вы обнимите их и прижмете к груди, думайте, как проживете с ними долгую и счастливую жизнь.
У меня пока нет детей. Но есть женщина, которую я люблю и которую не видел очень много лет. Она здесь, в этом войске, и может быть, слышит меня сейчас. Так вот, я хочу, чтобы она знала: ради того, чтобы ее жизнь обрела покой и счастье, я готов сам перебить все это проклятое сборище пособников Скретча. Хотя и сильно сомневаюсь, что смогу это сделать,» - Синдбад улыбнулся дрожащими губами, - «И еще я хочу прожить с ней вместе все годы, что отведены нам Аллахом. Я хочу, чтобы в конце битвы она была жива. Чтобы мы все были живы и радовались победе, чтобы мы все обрели любимых людей и больше никогда не расставались с ними. И для этого нам нужно лишь немного постараться.
Вперед, друзья! За Персию! За Жемчужину Мира! За всех тех, кто ждет нас и верит в победу!»
Синдбад поднял меч и с вдохновенным возгласом бросился навстречу врагу.
И все то бесчисленное множество самых разных людей, растянувшихся по степи позади него, - – простых и знатных, храбрых и не очень, двинулось следом, слившись сотнями голосов в единый воинственный гул…
* * *
… Вначале, перед тем как тела столкнулись и слились в единую бушующую массу, в ход пошли луки и пращи. Смертоносный град стрел, камней и огня осыпал противников с обеих сторон, и многие воины полегли тотчас же, толком не успев сразиться. Редкие кустарники на поле тотчас заполыхали.
Затем живой ужас замаячил над войском черных защитников – отвратительные кричащие гарпии и две огромные птицы Рух. Они ринулись прямо в ряды защитников, раня и убивая своими когтями. Они хватали людей, поднимали их высоко ввысь, а затем бросали оземь. В целом, магия была задействована мало – после выступления стрелков воины схватились врукопашную. В ход пошли мечи, копья, кинжалы, метательные ножи. Воздух огласился криками и стонами.
Гарпий удалось уничтожить с помощью луков отрядами Дубара, Фируза и Ронгара; одну птицу Рух совместными магическими усилиями убили Мейв, Брин и Дим Дим. Учитель, годы которого не позволяли ему принять участие в битве, помогал воинам магией со стены багдадской сторожевой башни.
Но вторая птица Рух продолжала кружить над воинами страшной тенью – огромная и чернокрылая. Перья, выпадавшие из ее крыльев, острыми наконечниками пронзали тела дерущихся.
Внезапно она склонилась над отрядом Измира, сражавшегося рядом с людьми Брин. Стрелой она опустилась на командира, на мгновение накрыла землю своей тенью – и взвилась вверх с добычей в когтях.
-«Брин..! Помоги мне!..» - донесся с высоты срывающийся хриплый голос.
- «Измир!!! Нет!! Измир!» - пронзительно закричала Брин. Сердце ее перестало биться, тяжело ухнув куда-то вниз, меч выпал из онемевшей руки. Она бросилась вслед за уносящейся тенью. Страх за любимого и ненависть пробудили магию в ее теле – огненные волны срывались с ее рук и обдавали жаром зловещую птицу. Земля вокруг горела, а Брин все бежала следом за любимым, не чуя под собой ног. Она не бежала – она летела, сквозь огонь, по коросте выжженной земли, сама исходя волнами света и жара. А перед ее глазами неслась не страшная птица с Измиром в когтях, а вся жизнь, которую она помнила. С того дня, когда она НАУЧИЛАСЬ ее помнить.
Ее появление на Номаде…
Новые друзья, необыкновенные приключения…
Поцелуи и ласки Синдбада…
Ее путешествие в Багдад и знакомство с Мейв…
Встреча с мрачным, красивым черноглазым мужчиной, ставшим для нее всем миром и всей душой, самым дорогим человеком на свете…
А теперь ее любовь уносила тень, черная, словно проклятие.
Наконец, крылья Рух обгорели, и она начала клониться к земле, по-прежнему не выпуская добычу из когтей. Чуть поодаль высился высокий холм – у его подножья все пылало огнем – частью выпущенным из боевых стрел, частью созданном Брин.
Рух сделала последнюю попытку взвиться в небо – и тяжело упала вниз, за выступ холма.
В самое сердце пламени…
… Брин, бежавшая со всех ног, замерла на месте, точно застреленная. Все вокруг горело и взрывалось, но Брин услышала только один взрыв – внутри своей души. Страшный и оглушительный взрыв, заглушивший все остальные звуки войны.
Измир… Красивый, любимый, желанный… Единственный на земле человек, которому она нужна. Который нужен ей. Словно рождаясь из дыма, гари и пламени, на нее смотрели черные как полночь глаза, такие грустные и в то же время улыбающиеся, такие ласковые, тоскующие о неведомых далях… Такие темные, словно недра грешной души. И полуулыбка, щемящая печальной загадкой.
Больше ничего этого нет. Нет тихого голоса, нет надежных, спокойных рук. Нет любви. Нет жизни. Отчего же память не покинет ее именно сейчас, когда она жаждет этого превыше всего?.. Однажды она уже забыла свою жизнь с ее горестями и радостями – почему она не может забыться еще раз, в этот страшный, проклятый час?..
… Позади слышались крики ее солдат, похоже, ее отряд терпел поражение… Но что ей до этого теперь? Зачем ей война, это выяснение отношений двух властителей Востока? Зачем ей годы одинокой, безутешной жизни? Зачем все, когда единственный смысл ее жизни погиб в когтях отвратительной птицы?
Надо было чем-то остановить боль, распространившуюся от взрыва, усмирить его горестный жар. И Брин знала как.
Она разбежалась и во вспышках пламени бросилась вниз с холма, вслед за птицей Рух и Измиром, прямо в огненное ложе, обнявшее долину красно-рыжим покровом…
День прошел и угас; на небе замерцали звезды, а под небом все продолжалась ожесточенная сеча. Наконец, когда даже не раненые, но вконец измотанные воины стали падать наземь от усталости, командиры обеих армий дали приказ к отступлени.. Два войска подали назад, и, отодвинувшись на безопасное расстояние, устроили небольшой привал.
Во время передышки Мейв начала искать командиров соседних отрядов. Солдаты разводили руками – они не могли понять, в какой момент их предводители скрылись с глаз. Мейв отчаялась искать продолжать поиски; в глубине души она уже понимала, что вряд ли найдет Брин и Измира… Возможно, толпа дерущихся оттеснила их в совсем другую сторону войска… Но тогда они бы уже вернулись. Значит, пали от проклятой руки врага. Но в сердце Мейв не было ни страха, ни волнения, ни даже жалости – только тупая боль. Вокруг, на ее глазах, гибло столько людей…Столько добрых, праведных, ни в чем неповинных людей… Мысли и чувства покинули ее разум – осталась только механическая способность сражаться – убивать и защищать себя и других, когда уже срывалось дыхание, и раны начинали немилосердно болеть.
После 3-часового отдыха битва возобновилась. Занимался рассвет.
… Мейв билась отчаянно и иступленно, как никогда в жизни. Волосы разметались вокруг ее лица; охваченная пылом битвы, она двигалась вперед, пролагая путь своему отряду. Как можно дальше от Багдада. Как можно ближе к передним рядам.
Вскоре ей надоело орудовать мечом, она призвала магию. Вся пылая магическим огнем, она уничтожала врага, даже не прикасаясь к нему.
Дермотт летал вокруг, верный, как ее собственная тень, он бросался на темных защитников сверху, раня их когтями, сея панику.
Силы кельтки были на исходе, когда она вдруг услышала странный голос внутри себя:
-«Я жду тебя Мейв. И, признаться, порядком устала. Ты решила убить всю армию
наших людей, чтобы только оттянуть встречу со мной?»
До боли знакомый, ненавистный женский голос. Мейв вздрогнула всем телом от предвкушения и обратила взгляд на шумевший далеко вдали Тигр. Румина там. Неужели все решится сегодня? Неужели сегодня день ее мести, последний день, когда она может отомстить?
Недалеко от себя она увидела знакомого помощника Дим Дима, орудующего мечом.
-«Хасан! Я больше не могу вести свой отряд! Меня ждет Румина. Ты же знаешь, я должна покончить с ней, раз и навсегда. Ты не мог бы взять на себя моих людей?» - прокричала она.
Хасан молча кивнул.
Мейв с удвоенной силой начала работать мечом, пролагая себе дорогу к побережью.
…Синдбад прорывался все вглубь и вглубь в стан врага, ведя за собой своих людей, нанося удары направо и налево. Он не помнил, сколько перекошенных злобой лиц и отвратительных чудовищ полегло от его руки, не считал также нанесенных ему ударов. Он шел все вперед и вперед, словно решил пройти армию врага насквозь.
За его красавицу Персию.
За золотые минареты Багдада.
За друзей.
За Мейв.
Он не заметил, как сбилось дыхание, как потемнело перед глазами и из ран потекла кровь. И не обращал внимание до последнего, пока не подкосились ноги, и он не упал на колени.
Капитан прижался к земле как к любимой женщине, словно желая взять у нее силы, прекратить боль и встать… И сознание покинуло его.
Дубар, видевший это, дрогнул сердцем.
-«Синдбад! Встань, брат! Встань!»
Но Синдбад уже не слышал ни голосов, ни шума, уплывая душой в неизведанные дали. В те далекие просторы за горизонтом, куда всю жизнь влекла его душа путешественника. Светлые васильковые глаза помутились от боли, дрогнули еще раз и устало закрылись.
Передние ряды белых защитников остановились, смешавшись от потери своего храброго лидера.
-«Братья! Не стойте на месте! Воспряньте духом и бейте врага! Потеряете город - потеряете всю страну! Ваш генерал вел вас до последнего – вы решили теперь остановиться на полпути?! Вперед!!» - Дубар с ревом бросился на ближайшего черного защитника, гуля с перекошенным лицом, и воодушевленные воины последовали за ним.
Лишившись поддержки гарпий и птиц Рух, черные солдаты начали терять уверенность в победе, меж тем как сторонники Дим Дима преисполнились решимости и желания мстить.
…Волны с глухим рокотом бились о берег, вынося на песок речной ил и белую пену. У кромки воды стояли две женщины. Стояли и просто смотрели друг на друга, будто молчание было для обеих лучшей беседой. Одна была в черном- черная блуза, черные шальвары, и золотые браслеты на руках на ногах. Черный цвет резко контрастировал с бледным лицом, губы аскетично сжались, в светлых глазах застыли пустота и холод. В них уже не было ни былой ненависти, ни надменности, ни злой насмешки. Они были пусты – холодны, пусты и равнодушны. Жизнь уже ничем не волновала эту женщину, и не задевала никаких ее тайных страстей. И хотя ситуация все еще обязывала ее выглядеть насмешливой, эти глаза были мертвы.
Другая возвышалась над ней с гордой статью, одетая в белую рубашку, кожаные брюки и такой же жилет. Но ее упрямая пылкость и задиристость тоже стерлись и поугасли, превратившись в спокойную, полную достоинства печаль. Потери и несбывшиеся ожидания сделали свое дело. Но в отличие от первой эта женщина все еще была жива.
-«Ну здравствуй, Мейв. Мы так давно не виделись. Ты почти не изменилась - все такая же наглая и строптивая. Может, теперь мне нужно обращаться к тебе на вы – ты ведь теперь стала знатной дамой, хозяйкой гостиницы?» - произнесла Румина, вглядываясь в лицо противницы, - «ходишь в шелках, в сопровождении прислужниц, и обмахиваешься веером!»
Эта фраза должна была колоть насмешкой, но она прозвучала все так же холодно и безучастно, каким был весь облик Румины.
-«Все давно не так. И сейчас на мне рваная сорочка и солдатские сапоги, а в руке меч. Я вызываю тебя на бой, Румина.»
Черты колдуньи наконец оживились чувством - злостью.
-«Неужели ты до сих пор не уразумела, с кем имеешь дело, несчастная дура?»
-«Отчего же, уразумела. С жалкой, напыщенной стервой, жестокой от собственного малодушия.»
-«Я могу призвать на помощь самого Скретча, дрянь. Кто поможет тебе, кроме твоей спеси?»
-« Я знала, что ты низка, но неужели настолько, что будешь прятаться за спиной этого рогатого беса? Это наша с тобой война, дочь Тюрока, и мы будем биться наедине, без вмешательства всяких чертей. Мне поможет мой меч и вера в справедливость, - Мейв слабо улыбнулась, - «А еще мне поможет поддержка Синдбада. Душою он сейчас со мной, Румина, и я чувствую его любовь. Чья любовь поможет тебе?»
Это был первый удар Мейв. Румина покачнулась от охватившей ее минутной горькой слабости, сменившейся яростью.
-«Любовь не может помогать. Она лишь делает гордых людей слабыми и беззащитными. Мне поможет ненависть, она никогда не предаст и не изменит.»
-«Любовь не помогает лишь тем, кто не умеет любить. Сегодня ты ответишь мне за все, что сделала с моей жизнью и жизнями моих друзей. За смерть моего отца. Ты помнишь это селение – одно из многих, разрушенных тобой. Помнишь, как убила людей, живущих в нем. И моего отца. Когда он умирал, я поклялась всю свою жизнь посвятить мести. Я долго ждала этого дня, » - в голосе Мейв задрожала боль и ненависть.
Лицо Румины исказила жестокая усмешка.
-«Не думай, что ты одна такая невинная. Тебе тоже есть, за что мне ответить. За мужчину. За НАШЕГО мужчину. За то, что всегда, когда он смотрел на меня, он видел тебя. Но знаешь… в те ночи, что мы провели вместе, он вовсе не был ко мне холоден. Он из тех, что умеют дарить любовь, даже не любя, потому что он полон этим чувством. Он счастливый человек и щедро делится своим счастьем с другими. За это я всегда любила его. И даже в ту минуту, когда он уходил от меня, спускаясь по скале, объятый пламенем, - я любила его. Хотя он и лгал мне все то время, что был со мной, он ушел достойно, без насмешек и подлостей. И он вдохнул жизнь в мою пустую обитель. Я была очень счастлива, когда он был со мной,» - молодую женщину было не узнать. Нежная, светлая дымка воспоминаний легла на алебастрово-бледное лицо, делая его теплым и добрым. Но тут же возле губ пролегли злые складки.
-«Я простила ему его нелюбовь. Простила его побег, убийство отца, его измену. Но его любовь к тебе я простить не могу. Это игла в моем сердце, и я выну ее, когда убью вас обоих.»
Мейв по своему обыкновению высоко вскинула голову, упрямо тряхнув спутавшейся кудрявой копной.
-«Он никогда не был твоим мужчиной, Румина! Только в твоих мечтах.»
-«Твоим он не был тем более…» - змеиная ухмылка коснулась капризных губ колдуньи, накрашенных ярко-алым.
-«Так ты хочешь, чтобы наша схватка решила, кому он будет принадлежать?» - усмехнулась кельтка, - «этого не будет. Синдбад сам в состоянии решить, с кем он хочет остаться, но ты явно не числишься в этом списке. И хватит болтовни, а то мне начинает казаться, что ты боишься,» - магия заискрилась на кончиках пальцев Мейв.
Румина вдруг поджала губы и стушевалась.
-«Скретч на время лишил меня магии за то, что я ослушалась одного из его приказаний. Я не могу противостоять тебе тем же оружием.»
Мейв усмехнулась: «Ведьма без колдовства?.. Что ж, а это даже забавно. Но я хочу, чтобы поединок был честным. Обещаю не использовать свою магию. Ты владеешь мечом?»
Мейв вынула из ножен свой тяжелый, огромный меч с рукоятью, украшенной изумрудом, и решительно встала в позицию.
Румина презрительно усмехнулась, однако сбросила с плеч расшитый бархатом плащ, подошла к лежащему неподалеку убитому воину и взяла у него меч.
-«Отец учил меня искусству фехтования, и будь уверена, я кое-что запомнила из его уроков.»
Румина говорила, лениво растягивая слова, но ее губы дрожали от ярости, и под насурьмленным глазом дергалась злая пульсирующая жилка. Воспоминания о ненависти к этой женщине на время вернули ее к жизни.
Две пары глаз – темно-карие, со вспыхивающими в глубине золотыми искорками, и пронзительно-светлые, холодно-голубые, встретились, пронзая друг друга ненавистью, тяжелой, словно железные доспехи.
-«За победу белой магии. За моего отца и друзей.»
-«За капитана Синдбада.»
Черные грозовые тучи совсем заволокли небо, клубясь в вышине как
ядовитый дым, как испарения от войны.
С первым ударом грома, с первой косой молнией, расколовшее набухшее небо пополам, с первой каплей дождя мечи скрестились.

0

15

Первый удар нанесла Мейв, скользнув острием по щеке противницы. Из пореза тотчас засочилась кровь, но изнеженная ведьма даже не обратила на это внимание – в такой она была ярости.
Обе женщины неловко прыгали по мягкому, вязкому песку, делая длинные выпады, хрустко скрещиваясь блестящими в свете молний мечами, причем обе проявляли явное желание отбросить оружие и вцепиться друг другу в волосы.
Заунывный косой дождь быстро перешел в настоящий ливень, ледяной, заливающий лицо.
Понемногу Мейв начала уставать. Она уже сражалась без передышки почти двое суток, а колдунья вступила в бой с непочатыми силами. Дочь Тюрока нанесла ей неглубокие, но болезненные раны в живот, бедро и плечо. Ученица волшебника выбивалась из сил, пот вперемешку с дождевой водой застилал глаза, стекал по лицу, груди, ногам.
-«Вы не устали, госпожа Сирен?» - со смехом вскричала Румина, - «Готовься к смерти, ведьма – я убью и тебя, и всю вашу команду, и дряхлого старика Дим Дима, и трижды предателя Синдбада! Только вначале я подвергну твоего любовника таким мучениям и пыткам, каким еще не подвергался ни один человек на земле! Я убью вас всех!»
-«Я уже говорила - только в твоих мечтах!» - парировала Мейв, наотмашь нанося удары.
Обе уже были довольно сильно ранены. Вдруг по пальцам Румины пробежали знакомые искорки, и по мечу в ее руках, от основания и до кончика лезвия, побежали язычки колдовского пламени. Она со всей силы ударила Мейв раскаленным мечом. Румина солгала.
Молодая женщина как подкошенная упала на песок, взрывая его ногами.
Колдунья занесла над ней свой пылающий клинок, торжествующе смеясь.

Мейв смотрела в небо помутившимся взглядом…
…Красные пятна застилали горизонт, все кружилось, вертелось, плыло в дьявольском танце. И лицо ее врага, склонившееся над ней, смеющееся кроваво-красными губами.
Дыхание причиняет боль.
Движения причиняют боль.
Взгляд причиняет боль.
Гнев причиняет боль, даже мысли – страшную, мучительную боль.
Мейв приоткрыла губы, ловя холодные струи дождя и одновременно пытаясь сделать вдох.
Вот и конец. Больше ничто не имеет смысла. Ни дождь, ни это ненавистное лицо, ни магия, ни даже сама война. Все это приземленно, дешево, бессмысленно. А она летит в зенит, туда, где за свинцовой грядой облаков лишь ей одной светит хрустальный небесный луч. Туда, где ее ждет счастье вечного покоя.
Вдруг острая тоска пронзила ее смертельную грезу.
И словно наяву, словно поднявшись ввысь над полем битвы, она увидела лежащего в барханах Синдбада, раненного и бездыханного, - такого же, как она. Медово-русые, выгоревшие от южного солнца волосы разметались по
загорелому, запыленному лицу, такому же молодому и прекрасному, каким она помнила его семь лет назад. Тонкие, пересохшие губы слегка приоткрылись, словно в ожидании поцелуя или глотка воды.
Синдбад умирает.
Но ОНА не даст ему умереть. Румина найдет его и замучает, как и обещала.
Страх, гнев и внезапный приступ любви взорвались в душе Мейв единой горючей смесью. И далекий, словно из другого мира, голос Дим Дима:
«Самый глухой, самый темный и безнадежный час – это час перед рассветом.»
Она почувствовала, как падает с высоты, падает с головокружительной скоростью, и спасительный луч все больше отдаляется от нее, а бушующая земля, с кипящей на ней жизнью и страстями, все ближе.
Она распахнула глаза. К ней стремительно приближалась сталь.
Раздался душераздирающий крик, полный ярости и боли. Но это была не Мейв.
Лежа на песке, ученица Дим Дима внезапно выставила перед собой меч, и Румина, делая выпад, сама напоролась на него.
Дочь Тюрока упала на спину, схватившись обеими руками за торчащую из нее рукоять, и в ее глазах не было ничего, кроме бесконечного изумления.
С минуту она корчилась и извивалась на земле, но затем судороги кончились. Она вдруг вся вытянулась в струну и замерла, глаза остановились.
Колдунья издала горлом странный звук – не то стон, не то хрип. Пальцы с очень длинными, накрашенными черным ногтями судорожно захватили воздух, словно пытаясь поймать уходящую из них жизнь, - вот и все. Кровотечение прекратилось, только из уголка рта вытекла тонкая струйка крови.
Мейв, все это время притупленно смотревшая на Румину, вздрогнула, осела всем телом, будто с нее сняли неимоверную тяжесть, и уронила голову на песок.
Дождь, наконец, перестал.

… Синдбад лежал на песке, запрокинув голову назад, так, что его тонкий, красивый профиль был устремлен прямо в зенит. На белой, испачканной песком рубашке, расплылось пятно крови.
Смерть ходила совсем близко, она дышала ему в лицо.
Миндалевидные, немного раскосые глаза были закрыты. И в этот момент, за два шага до гибели, капитан был удивительно, особенно красив. Его лицо, лицо сильного, уверенного в себе мужчины, в беспамятстве приобрело какую-то трогательную, беспомощную юность. Что в это время творилось в его изможденном, забывшемся в летаргическом сне мозге?.. Что за видения проносились в нем, какие далекие события переживала усталая память? Спокойная, мирная жизнь без войны, великая и цветущая Персия, окруженная раскаленными песками? Заплаканное лицо Брин во время их расставания? Страстные поцелуи Румины в темном замке Скалы Черепов? Сумасшедший крик Гудур, летящей в глубину пролетов? А может, что-то совсем иное?..

* * *
…Весна пришла легко и незаметно. Еще не прогремели по всему Междуречью бурные разливы Тигра и Евфрата, еще не палило нестерпимым зноем полуденное солнце. Каштаны сомкнули раскидистые изумрудные кроны, морской ветер с залива принес терпкий соленый воздух, обдав загорелые лица свежестью.
Треугольный парус легко рассекал васильковую небесную гладь, нос корабля резал воды залива, словно лезвие тонкую шелковую ткань. Солнце играло теплыми бликами на крепко просмоленных досках, легким румянцем на скулах капитана, и неясно было, что рождает этот румянец – погожий ли день, весенний ли ветер, или же просто молодость, словно вино разлившаяся в его крови. Синдбад стоял, глядя вперед, на мерцающие туманы приближающегося Острова Рассвета, острова Дим Дима, и жизнь была прекрасна, свободна и полна надежд, даже несмотря на то, что позади стоял нервный, вечно недовольный принц, жаждущий поскорее обрести похищенную Тюроком невесту, не внушающий доверия везирь, а еще дальше, в Багдаде, маячила тень тюрьмы и плахи.
* * *
-«Не двигайся!»
- «Даже не мечтаю об этом!»
Лежа на земле в весьма комичном положении, Синдбад смотрел снизу вверх на удивительную особу, посмевшую сбить его с ног. Узрев вначале показавшиеся ему бесконечно длинные ноги, затем талию, грудь и лишь потом презрительно нахмуренное лицо, обрамленное рыжими волосами, он был поражен в самое сердце…нахальством и самоуверенностью странной амазонки. И лишь потом отметил, что она, пожалуй, самая красивая из всех женщин, что ему приходилось встречать. И на руке ее, облаченной в кожаную перчатку, нахохлился ястреб, такой же неприступный и колючий, как его хозяйка…
…А потом они шли по полю, заросшему ярко-алыми розами, точно простыми сорняками, по колено утопая в траве, навстречу Учителю Дим Диму, с которым Синдбад не виделся много лет, и ему казалось, что он попал в сказку – чудную, красочную сказку с участием добрых волшебников, магических ворот, переносящих человека из одного мира в другой, и воинственных амазонок, запросто беседующих с птицами.
* * *
Эти дни пронеслись быстро, заполненные событиями, приключениями и потерями. Так, в неравной схватке с демоном, они потеряли Мустафу и Дим Дима. И обрели двух членов команды – непримиримую Мейв с ее странной птицей…
* * *
-…Знаешь, у тебя могущественный враг, Мейв…»
- «О, Румина всегда была моим врагом..» - отмахнулась Мейв, и тут же осеклась, понимая, что проговорилась.
Синдбад сразу же посерьезнел.
- «Постой-ка… Кажется, в этой истории есть что-то, что мне еще предстоит узнать?»
- «Возможно, Синдбад, возможно… Но не сегодня.» - Мейв улыбалась загадочно и дразняще.
- «Ну что ж… Я подожду, ученица волшебника,»- так же игриво ответил Синдбад и вдруг удивил сам себя – развернул девушку за плечи и закрыл ее смеющиеся губы поцелуем.
- «Ах ты… грязный варвар!!» - почти взвизгнула она, отстраняясь от него.
- «Прости, Мейв. Я не хотел тебя обидеть. Знаешь, ты удивительная девушка. Я никогда не встречал раньше похожих на тебя. Наверно, таких больше и нет,» - Синдбад взял Мейв за руку и почувствовал, как она вздрогнула.
Она успокоилась и пришла в себя так же быстро, как и вспыхнула, и в углах ее глаз вновь запрыгали озорные бесенята, хоть она и напускала на себя оскорбленный вид.
Она отвернулась и поднялась на палубу, Синдбад шел вслед за ней. Увидев, что они движутся на корму, Дубар быстро ретировался в сторону камбуза.
Свежий ветер надувал паруса, дул в лицо, заставляя жмуриться.
- «Отличная погодка,» - заметил Синдбад и взял в руки осиротевший штурвал. Мейв встала у самого борта и широко простерла руки, наслаждаясь бескрайним синим простором.
- «Как же это хорошо – быть мореходом! Море… оно прекрасно! Я бы хотела прожить так всю жизнь.»
- «Может быть, так оно и будет, Мейв. Я не знаю, кто так насолил тебе в жизни, но обещаю, что однажды мы обязательно найдем Дим Дима. И тогда все пойдет хорошо.»
Высоко в небе запестрели какие-то точки, и вскоре с юга потянулся целый косяк птиц. Пришла весна, и воздушные путешественники возвращались обратно на север, в земли своей далекой родины. Мейв попросила у капитана подзорную трубу, чтобы полюбоваться ими. На миг она задержала его пальцы в своих.
- «Твои руки пахнут морем, Синдбад. Всегда, еще в детстве, мне казалось, что счастье должно пахнуть морем.»
- «Море – это и есть счастье,» - убежденно сказал Синдбад.
Он смотрел на ученицу волшебника, и его тянуло к ней как магнитом. Он все еще ощущал на губах их быстрый поцелуй. На мгновение в голову пришла мысль: может быть, именно такую девушку он искал всегда – гордую, красивую и.. удивительную.
Синдбад распрямил плечи и начал тихо напевать восточную мелодию, уверенно направляя корабль. Какое-то большое предчувствие волновало обоих, заставляя сердца биться быстрее и громче, нежнее и трепетнее. Что там, впереди – счастье?.. Любовь?.. Опасность?.. Неизвестно… А сейчас – только солнечная погода и ветер в паруса, только молодой мужчина и молодая женщина в ожидании больших событий и перемен.
Позади осталось цветущее Междуречье и багдадская весна, последняя довоенная весна, когда они видели Багдад мирным и свободным. Но тогда это было совсем неважно. Ведь у них был весь мир – корабль Номад, точно гарцующий на волнах под руководством своего горячего, совсем молодого капитана; зеленый, как тихий омут, залив; его берега, задыхающиеся в яблоневом и вишневом цвете, и две пары молодых глаз, переглядывающиеся со смущением и волнением зарождающегося чувства.

0

16

самый лучший фанфик!!!!!!

0