Измятые шелковые простыни спадали с кровати, точно саван. Заходящее солнце пробивалась через закрытые витиеватыми звездчатыми решетками окна и освещало лежащую на простынях фигуру. Тонкая ткань облегала изможденное тело, некогда бывшее очень красивым… неестественно бледная ,даже для северянки, кожа и пожар волос помогли бы узнать в этой болезненной, точно изломленной женщине Мэйв, но это все, что осталось от некогда прекрасной ведьмы. Ее грудь тяжело вздымалась под простынею, глаза, точно невидящие, медленно бродили по прихотливым изгибам решеток. Их заволокло дымкой боли и воспоминаний. Воспоминаний о счастье с Синдбадом, таком долгожданном, таком заслуженном, и таком несправедливо коротком, которые перемежались с картинами последнего боя с Руминой, из которого она вышла победившей, но… смертельно раненой. Из ее комнаты только что вышел Фаруз. Она знала, что ей осталось недолго. Совсем не долго. И она была к этому готова.
В соседней комнате, напряженно следя, как тают на столе свечи, неподвижно и почти не дыша, точно статуи, сидела команда "Номада", Тетсу, светловолосый юноша и четырехлетняя перепуганная девочка. В дверях показался Фаруз. На него поднялись мучительные взгляды. Ученый покачал головой.
-Ей остались считанные часы. Прощайтесь.
Девочка всхлипнула, Брин побледнела.
…Они зашли все вместе, и Мэйв по очереди попыталась обнять каждого. Дубар заплакал. Они выходили из комнаты, не в силах смотреть на такую родную и уже такую далекую Мэйв… В комнате остались только Синдбад, Тетсу и девочка.
-Мама, мама, - всхлипывал ребенок. Синдбад разжал руку, и девочка бросилась к матери.
-Майя… Майя, не плачь, все хорошо… - слабо говорила Мэйв, прижимая к себе голову дочурки, - все будет хорошо… Слушайся папу. И дядю Тетсу…
Самурай сглотнул ком в горле. Лицо его исказила гримаса.
-Мне нужно уйти, солнышко, - говорила Мэйв, - просто уйти. Ты только не плачь, слышишь? Мама тебя очень любит, очень… Иди. Пожалуйста, иди…
Девочка отчаянно цеплялась за простыни и руки Мэйв, а та со слезами на глазах пыталась ее оторвать от себя.
-Нет, мама, мамочка, нет…
-Синдбад, забери ее… - слова прозвучали с каким-то надломом, надрывом, слезами... Как это пережить, мужчины не знали, не хотели знать.
Синдбад вывел дочь к друзьям. Девочка была на грани истерики, и Брин бросилась успокаивать ее. Синдбад болезненно наблюдал за этой картиной, а потом вышел в небольшой коридор, отделявший две комнаты, и вдруг замер, услышав в комнате Мэйв тихий разговор. Сначала он не хотел вмешиваться, но потом суть сказанных слов заставила его выслушать все до самого конца. Мужчина стоял у тяжелой занавески, становясь все бледнее, хотя, казалось, это было невозможным. Его лицо теряло последние капли крови, а глаза – последние капли жизни…
-Не бросай нашу дочь, Тетсу…
-Почему ты ему не сказала?
Пауза.
-Не смогла.
Снова молчание.
-Тетсу, прости меня. Это неправильно было, и все же… я…
-Молчи. Это уже не важно. Я давно простил тебя.
Снова молчали, затем снова ее голос:
-Иди. Не говори ему ничего. Пусть живет спокойно.
-Почему?!- в голосе самурая выразилось искреннее удивление.
-Я любила его.
-Почему ты говоришь как о прошлом, ты больше не любишь его?..
-Просто я сама теперь в прошлом. А любить я его буду всегда… Теперь иди. Мне нужен Синдбад, я.. я умираю, Тетсу…
Быстрые шаги, и из-за тяжелой занавеси выходит Тетсу.
-Иди, она ждет тебя.
Капитан скользнул в комнату.
-Мэйв…
Она смотрела куда-то в сторону.
-Мэйв…
Он не знал, что говорить сейчас. Они не справились. Не справились с самым важным в их жизни испытанием – семьей.
-Я люблю тебя…
Прозвучало так странно в тишине комнаты умирающей.
Голова медленно повернулась к нему.
-Я… люблю… тебя… моряк…
Карие глаза обволокли его теплом и стали медленно принимать отсутствующее выражение. Он только успел упасть перед ней на колени и схватить тонкую руку, иссохшую, точно птичья лапа, и уловить на своих губах ее последний выдох.
Все было кончено.
-Нет. Нет, Господи…

В коридоре его ждала Брин.
-Как она, любимый? – бросилась девушка к капитану, пытаясь заключить его в объятия. Впервые за последние пять лет он оттолкнул ее.
- Я не хочу тебя больше видеть.
Брин так и осталась стоять посреди прохода.
-Почему?
Но капитан не ответил. Он не желал больше смотреть в глаза женщине, которая больше пяти лет тайно встречалась с ним в маленьком домике на берегу моря. Он не желал больше видеть никого кроме своей дочери. Своей… теперь и это у него отняли. Отняли…
Все внутри оборвалось и смешалось в диком танце ужаса и вдруг – затихло. Умерло.
-Папа! – бросилась к нему заплаканная Майя.
Синдбад прижал к себе ребенка, затем взял ее за руку и как-то неестественно улыбнулся друзьям.
-Прощайте.
За его спиной показалась Брин. Непонимающие глаза его друзей не могли выдержать боли.
-Что ты имеешь ввиду? – спросил светловолосый юноша.
-Мы уходим, Дермотт.
И капитан с дочерью направился к выходу.
-Ты вернешься? – только и спросила Брин.
Синдбад кивнул, не оборачиваясь. Они вышли вон.
-Папа…, - Майя всхлипнула, - мне мама когда-то сказала… только просила тебе не говорить, но теперь можно… Она в тот день назвала тебя предателем, когда вы ругались… Я спросила ее, почему… а она сказала, что у меня должна была быть старшая сестричка, а ее нет, потому что мама узнала, что ты сделал что-то нехорошее и расстроилась… и сестричка умерла… еще не родилась, а уже умерла… а потом совсем-совсем сразу появилась я… но она не сказала тебе, что она все знает, и попросила тебе не говорить… и еще сказала, что месть – это плохо, что она не должна была мстить... Что ты сделал, папа?
Синдбад болезненно вдохнул, стоя во дворе собственного дома.
-Идем. Когда-нибудь я все тебе объясню…
И они ушли вдвоем, почти отец и почти дочь, и никто и никогда их больше не видел ни в этом городе, ни в этой стране, и только спустя годы среди гордого племени пустыни стали ходить легенды о могучей рыжей волшебнице со странной белой кожей и заморским именем Майя…